Роберт Гулрик - Верная жена

С Труитом все было ясно. Антонио совершил свой последний акт жестокости. Кэтрин не могла постигнуть глубины того горя, что вынудило Антонио сделать это. Она понимала, что поступила дурно, но не представляла себе последствий. Не будет же Ральф и дальше молчать. Правда слишком очевидна, ее невозможно игнорировать. Он и раньше сталкивался с подобным. Возможно, простая усталость удержала его от того, чтобы ударить ее, когда он отошел от замерзшего пруда, от Антонио и от вставшего на дыбы арабского скакуна.

Ей хотелось что-то сказать мужу. Не о жизни, которая росла в ней все ощутимее день ото дня, но о доброте его сердца, о годах, которые он провел в терпеливом и смиренном ожидании, надеясь отыскать сына. Он желал хоть немного счастья и жестоко обманулся. У Кэтрин не было слов для извинений. Она знала больше, чем он, и пользовалась этим знанием, пыталась снова разрушить его жизнь.

После ланча она не видела мужа и не представляла, где он. Наверное, вернулся в свой кабинет или в голубую спальню, что-то делал, о чем-то размышлял. Его молчание душило Кэтрин, его отстраненность была для нее непереносимой. Она умерла бы ради него, если бы ему стало от этого легче. Но, наверное, это только добавило бы ему страданий после всех последних событий.

Пока она не встретила Труита, ей было не за что держаться, негде пустить корни. И она принесла ему горе, полагая, что все это пустяки. Последствий она не просчитывала. Согласилась убить его, не понимая, что он умрет. Согласилась на брак, не осознавая, что замужество принесет ей простые удовольствия: радость находиться в компании другого человека, заботиться и думать о ком-то. Ей казалось, что она никогда больше не увидит Ральфа, и ее это очень печалило.

Кэтрин часто подмечала, что людям комфортно в обстановке неизменности и привычки, хотя и нелегко. Зимы были долгими, случались трагедии и внезапное безумие. Сумасшествие времени не оставляло людей даже в деревне. На протяжении всей ее жизни люди приходили и уходили, некоторые из них были ей интересны, большинство — нет, однако расставание с каждым из них было ей безразлично. Появился Труит, и разлука с ним означала для Кэтрин Лэнд конец спокойствию.

Она не знала, куда себя применить. Она не мерзла: в доме было тепло, в помещениях начали загораться огни по мере того, как миссис Ларсен медленно перемещалась из комнаты в комнату. Служанка помнила Антонио младенцем. Она проводила его в последний путь, посмотрела, как его положили в землю рядом с сестрой, и вернулась домой, как если бы ничего особенного не произошло. Жизнь для нее продолжалась: она готовила обеды, включала свет, переходила от одного дня к другому. Привычка спасала ее от горя, от ужаса, от внезапного помешательства ее мужа, от боли, которую она должна была бы испытывать, глядя на молодого человека, которого очарование покинуло прежде, чем его тело предали земле.

Пробило четыре часа, и все вокруг Кэтрин застыло. Ветер утих; животные в поле и даже серый арабский жеребец неподвижно наблюдали, как угасает свет и наступает вечер. Закатное солнце позолотило большой фасад дома с его величественными окнами и классическими статуями на крыше. Это был час, в который она впервые сюда приехала. В своем жалком платье. С тривиальными и потерянными в тот вечер украшениями. Труит стоял на платформе в черном пальто с меховым воротником. Падал снег. Выскочивший на дорогу олень, испуганные лошади. Сейчас все ждали окончания зимы и начала весны.

Она поводила ногой и глянула вниз: трава сделалась зеленой. Куда бы она ни обращала свой взор, пространство зеленело и блестело в золотом свете. Зеленое чудо мира появлялось там, куда ступала ее нога. Воздух наполнился ароматами розмарина и шалфея, растения между пальмами и тисом сплелись в узы любви. Лиловые цветы на длинных побегах лаванды замерли, словно прислушиваясь. Все стихло.

Клумбы вдоль старой кирпичной стены были еще бурыми и спутанными, но стоило ей к ним приблизиться, как земля у подола зазеленела, старые кусты роз поднялись и расправились. Землю на клумбах вспарывали крошечные головки подснежников и крокусов, белые, желтые и пурпурные. Она заметила чемерицу, а потом и нарциссы — поэтичный Актеон и бледно-желтый король Альфред. На память ей приходили названия растений — результат долгого чтения в библиотеке, где она отдыхала от напряженных встреч с Тони.

Антонио был слишком сладким десертом, но она бежала к нему с того момента, как встретила его почти мальчиком. В нем была смесь красоты и наглости, нежности и очарования, стоившая ему так дорого и теперь навеки упокоенная, похороненная под черной землей. Кэтрин плакала, представляя, как ему сейчас холодно. Антонио не был виноват. Да и вообще, мало что в мире происходит по чьей-то вине.

Цвела сирень, лиловая и белая, воздух источал ее запах, тихо покачивались тяжелые гроздья. Поражали воображение скульптурные головки ирисов — голубые, желтые, коричневые и индиго.

Из-под земли выстрелили тюльпаны — азиатские цветы многочисленных расцветок и форм. Лепестки одних были пятнистыми, других — остроконечными, алыми с синей сердцевиной, были здесь и желтые, и белые, и розовые, и зеленые. Некоторые разновидности встречались лишь однажды.

Появились наперстянки, тотчас свесили со стеблей колокольчики. Распустились кусты пионов, роса блестела на махровых соцветиях, розовых и белых, величиной с блюдце.

Кэтрин повела рукой над хостами, гвоздиками и лобулярией, над восхитительными китайскими лилиями чудесных оттенков. Воздух пьянил умопомрачительным ароматом.

Блестящие листья на кустах роз увенчались бутонами и цветами. Старинные розы со старинными именами: «Мадам Харди», роскошные белые махровые цветы, серебристо-розовая «Ноблес», «Олд вельвет» цвета крови — крови Антонио, бархатная «Клифтон», белая, как его рубашка, — смесь чистоты и насилия. Перед Кэтрин распустилась прекрасная роза «Фантен- Латур», старинные французские розы «Пеллисон», «Анри Мартин», «Леда» с алыми отметинами на краях белых лепестков.

Ни звука, тишина и безмолвие.

Вьющиеся розы опутали выпрямившиеся шпалеры и сплелись с лиловыми и белыми клематисами.

Статуи встали на место — классические изваяния с греховными изгибами, покрытые мхом и патиной лет. В четырех углах сада притаились гротесковые фигуры животных, охранявших вход и выход.

До сих пор Кэтрин не видела ничего столь прекрасного. Тайный сад заставил ее разрыдаться от красоты всего живого. Она умрет, а ему еще долго цвести. То и дело одна из роз обрушивала водопад лепестков; они красиво кружились в золотом свете, а потом падали на землю под растения, обвившие стену. Землю покрыл цветочный ковер, наполнявший воздух сладким перечным запахом, и даже ее платье успело им пропитаться.