Гусейнкули Гулам-заде - Гнев. История одной жизни. Книга вторая
- Название:Гнев. История одной жизни. Книга вторая
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Туркменистан
- Год:неизвестен
- Город:Ашхабад
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Гусейнкули Гулам-заде - Гнев. История одной жизни. Книга вторая краткое содержание
...Гусейнкули Гулам-заде был активным участником бурных революционных событий в Иране, происходивших в 1926 г. Находясь на военной службе, он вступил в подпольную революционную организацию и с оружием в руках защищал права бедного курдского народа.
Об этих драматических событиях, о подвигах героев курдского восстания повествуется во второй книге Г. Гулам-заде «Гнев», которая является продолжением первой книги, вышедшей под таким же названием.
Над книгой работали на правах соавторов Ю. П. Белов и Н. Н. Золотарев
Гнев. История одной жизни. Книга вторая - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
— Вы помните «кулахут»?— спросил он, оглядывая членов реввоенсовета, и не стал дожидаться ответа.— К сожалению, мы, молодое поколение, не очень серьезно изучающее историю вообще и историю своей родины в частности, мало что знаем о прошлом. Ведь в прошлом — корни нашего сегодняшнего бытия, нашей теперешней борьбы. А вот старики, верные хранители истинно национального, помнят многое из того, что нами забыто. Я уверен, что в народе с уважением относятся к национальной одежде, к тому же «кулахуту». «Кулахут» — это головной убор персидских воинов до арабского нашествия. И я считаю, что нам надо возродить его. Надеюсь, что члены реввоенсовета поддержат меня, и уже в ближайшие дни мы обеспечим всех наших солдат «кулахутами», показав тем самым, что мы армия возрождения. Других суждений не будет?
Он задал этот вопрос и пристально посмотрел на меня. Взгляд его не был дружелюбным, но я все же решил выступить. Салар-Дженг нахмурился и молча сел, когда я попросил слова.
Я оглядел собравшихся и в устремленных на меня взгя-дах увидел веселое любопытство. Видимо, предложение Салар-Дженга не встретило возражений, никто не увидел в нем ничего такого, из-за чего стоит ломать копья, и мое желание высказаться внесло лишь оживление.
— Дорогие товарищи, — сказал я, стараясь быть спокойным. Сейчас не время заниматься пошивом новых головных уборов. У нас множество более важных дел. Революция только началась, впереди немало серьезных испытаний: бои с правительственными войсками, многие организационные вопросы, а тут — шапки!.. Да и средств у нас слишком мало, чтобы расходовать их на шапошников.
— В Боджнурде мы захватили финотдел с восемью тысячами туманов и торговцы дали нам заем в семь тысяч туманов,— негромко, но веско сказал Салар-Дженг, не поднимая головы.
— Ну, во-первых, эти семь тысяч мы обещали вернуть, когда возьмем Мешхед, — словно не замечая его недовольства, возразил я, — а, во-вторых, деньги лучше использовать на более полезное дело, например, на приобретение оружия, которого у нас не хватает. Но это еще не все. Тратить свои силы на то, чтобы искоренять что-то, принесенное арабским нашествием,— явная ошибка. Ведь не арабы, которые сами изнывают под гнетом иностранных империалистов, виноваты, а эти самые иностранные империалисты, наводнившие нашу страну и прибравшие к рукам все наши богатства!..
Салар-Дженг вдруг поднялся и сказал холодно:
— Мне кажется, Гусейнкули-хан, вам не стоит продолжать, и так все ясно. Предлагаю голосовать. Кто за то, чтобы наша революционная народно-освободительная армия с первых же дней даже формой подчеркивала характер нашего движения, прошу поднять руки.
Под его тяжелым взглядом стали подниматься руки, а он считал вслух:
— Раз... два... три... пятнадцать... двадцать три. Большинство. Заседание объявляю закрытым. Вы свободны, товарищи.
Уже во дворе Сейд-Гусейн-Бербери, взяв меня под руку, сказал с виноватой улыбкой:
— Не надо принимать все это так близко к сердцу, В конце концов он командующий... И за все отвечает.
— Это верно, что командующий,— проворчал Аббас, — а только времена теперь другие, нельзя же так!..
Мы вышли за ворота и невольно посмотрели направо.
Там, у глухой стены, трупов уже не было, и только груда камней темнела в вечерних прозрачных сумерках.
— Да, времена изменились, — повторил Аббас. — Да не все понимают это.
— Аббас прав, — поддержал я друга. — То ли мы первыми успехами упиваемся и забываем, что борьба еще по существу не началась, то ли в самом деле не все у нас понимают, что времена пришли новые и жить по-новому... Надо шире и глубже понимать революционные события!
— Какие-то странные люди появляются, их даже в реввоенсовет вводят, — вспомнил Аббас. — Хотя бы этот Мамед-Ага-Саркизи...
— Его Салар-Дженг знает, — сказал Сейд-Гусейн-Бербери, хотя убежденности не было в его голосе.— Кажется, старый его друг...
Я вспомнил этого молчаливого горбоносого человека лет под сорок, который появился среди нас сразу же после взятия Боджнурда. Никогда раньше никто из нас не слышал о нем.
— Ладно, мне сюда, — сказал Сейд-Гусейн-Бербери на углу. — Подозрительность тоже к добру не приводит...
Попрощавшись, он ушел. Аббас проводил его взглядом и сказал невесело:
— А ты говоришь — борьба еще не началась... Все-таки наши отцы и деды в земле копались, а у Салар-Дженга отец был крупным феодалом и членом меджлиса.
— Ну, это ты зря, Аббас, — возразил я, — командующий — наш человек, предан революции.
— Я и не говорил, что не предан, — ответил Аббас с чуть приметной улыбкой.— Ты иди, тебя Парвин ждет. Или хочешь подождать, когда «кулахут» сошьют... и тогда будешь форсить перед своей любимой в революционной шапке?!.
— Господин начальник!
Мы удивленно оглянулись. Чуть поодаль стоял, приложив руки к груди и просительно улыбаясь, человек в простой крестьянской одежде. Был он коренаст, широк в кости, на загорелом лице улыбка собрала множество мелких морщинок — и трудно было определить, сколько ему лет.
— Я, конечно, извиняюсь...
Он сделал шаг к нам и замер в ожидании: прикрикни на него, и он поспешно удалится, позови — подойдет.
— Какие мы тебе господа? — спросил Аббас, у которого всякое проявление подобострастия вызывало отвращение, хотя он и понимал: что в нынешние времена отсутствие этого качества может стоить человеку жизни — ханы не церемонились с непокорными.
— Можешь называть нас товарищами,— стараясь сгладить впечатление, сказал я.— Все мы равны, все друзья, товарищи, понимаешь?
Крестьянин еще шире улыбнулся и совсем близко подошел к нам. Теперь мы разглядели его глаза, спрятанные под густыми бровями,— веселые, с хитринкой, совсем не рабские глаза.
— Я понимаю, товарищи. Я вот провиант для вашего войска привез. Мне заплатили, спасибо. А то раньше солдат как провиант или там фураж доставал? Увидел, взял — и пошел себе. А ты помалкивай, а то по зубам получишь, так что мы все понимаем. И чем можем помогаем.
— Ну, спасибо,— в свою очередь поблагодарил Аббас, почувствовавший, видно, расположение к этому странному человеку.— Так ты, значит, из села? Как там у вас? Справляетесь без помещика?
Морщинки на лице крестьянина стали еще гуще, а глаза совсем спрятались под бровями.
— Да как сказать,— хихикнул он,— оно вроде бы ничего, а в то же время непривычно.
— Выходит, под помещиком лучше жилось?— удивился я.
— Ну, зачем лучше,— отмахнулся наш новый знакомец,— не лучше. А только непривычно. Вот землю кое-как разделили, имущество тоже. А дальше что?
— Как — что? Владейте, работайте.
Крестьянин почесал заросший щетиной подбородок и кивнул:
— Это, конечно, так. А все-таки непонятно...
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: