Гусейнкули Гулам-заде - Гнев. История одной жизни. Книга вторая
- Название:Гнев. История одной жизни. Книга вторая
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Туркменистан
- Год:неизвестен
- Город:Ашхабад
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Гусейнкули Гулам-заде - Гнев. История одной жизни. Книга вторая краткое содержание
...Гусейнкули Гулам-заде был активным участником бурных революционных событий в Иране, происходивших в 1926 г. Находясь на военной службе, он вступил в подпольную революционную организацию и с оружием в руках защищал права бедного курдского народа.
Об этих драматических событиях, о подвигах героев курдского восстания повествуется во второй книге Г. Гулам-заде «Гнев», которая является продолжением первой книги, вышедшей под таким же названием.
Над книгой работали на правах соавторов Ю. П. Белов и Н. Н. Золотарев
Гнев. История одной жизни. Книга вторая - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
— Так что тут непонятного? — заговорил Аббас.— Земля ваша, сейте, собирайте урожай, живите в свое удовольствие! Власть народная, в обиду не даст.
Морщинки медленно расправлялись на лице крестьянина, и оно на глазах становилось моложе.
— Ну да, ну да,— снова кивнул он, думая о своем.— Все это так. А только неясность у нас... С той же землей опять. Одни, конечно, взяли, а другие боятся: им надел выделили, а они на него ни ногой. На своем клочке убрали зерно, а на помещичьей вот-вот осыпаться начнет.
— Боятся?
— Да как сказать?.. Не без этого, конечно. И опять же закона нет. Один так говорит, другой по-другому. Неясность...
Меня вдруг обожгла неожиданная мысль:
— А где ваше село?
— Да тут, рядом. По кучанской дороге, сразу за городом наши поля.
— Аббас, собери эскадрон, спроси, есть ли добровольцы помочь крестьянам в уборке урожая.
Он сразу все понял.
А через полчаса эскадрон в полном составе покидал город.
По обе стороны дороги на склонах пологих холмов желтели поля. Кое-где виднелись люди, согнувшиеся над жнивьем: подчищали остатки только что убранного хлеба. А рядом иным, золотистым цветом отливали полосы неубранной богарной пшеницы.
— Эх, давно я в поле не работал!— с тоской и надеждой воскликнул один из солдат.
У края поля стали мять в пальцах спелые колосья — зерно легко выскальзывало и падало на подставленные ладони.
— Давно созрела,— осуждающе сказал тот же солдат.— Как же это вы допускаете?
Крестьянин, который привел нас сюда, только руками развел и посмотрел на меня, словно ища защиты.
— А ну, доставай серпы,— распорядился Аббас.— Да живо!
— Я мигом!
Вскочив на коня, крестьянин поскакал по склону холма, по еле приметной пыльной дороге, и ветер понес поднятую копытами белесую дымку.
Село было недалеко, за холмом, и он вернулся быстро, вытряхнул из кожаного мешка темные, с блеском по острому краю серпы,— они упали на землю с тонким, долго не затихающим стоном.
Солдаты деловито выбирали себе новое, мирное, оружие, пробовали пальцами острие.
— За дело, товарищи!
Стеной, согнувшись, как в атаке, пошли по полю жнецы. С хрустом срезаются зажатые левой ладонью сухие стебли.
Вжик, вжик, вжик... Ходят лопатки под взмокшими рубахами на сильных спинах.
— Эй, подборщики, не отставай!
Слиплись волосы на голове. Горячие струйки пота стекают по лбу, попадают в глаза, мешают смотреть.
Вжик, вжик, вжик...
Деревенеет спина, кажется, не разогнуть ее больше.
А поле все не кончается...
Никто и не заметил, как подошли крестьяне, постояли на меже, пошептались и тоже взялись за дело.
А солнце клонится к закату. Тени от холмов тянутся все дальше. Ветерок потянул, холодит взмокшее тело.
— Все!
Кто с трудом выпрямился, кто повалился на жнивье и блаженно закрыл глаза, кто только присел, вытирая рукавом потный лоб.
— Спасибо вам!
Идут крестьяне. Несут хлеб, молоко, яйца, лук.
— Ешьте, пейте на здоровье.
И смотрят глазами, полными благодарности и признательности.
Подходит наш давешний знакомый. Он тоже все время работал, но лицо снова смеется, спрятались в морщинках веселые глаза.
— Ну, яснее стало? — спрашиваю его.
— Прояснилось маленько,— смеется он.— Хотя и еще вопросы имеются.
В изнеможении только машу руками — после с вопросами. А он и сам понимает, протягивает кувшин:
— Пейте, товарищ начальник, самая сила в молоке!.. ...Через три дня меня вызвал Салар-Дженг.
Он поприветствовал меня, улыбаясь, как прежде. Но я заметил, что улыбка была уже не такой радушной и глаза его смотрели куда-то мимо меня. Я ответил на приветствие, продолжая приглядываться к командующему.
Он стоял за широким столом, и руки его суетливо и ненужно перебирали какие-то бумаги. Все-таки, видимо, было ему неловко передо мной.
— Гусейнкули-хан,— он все перебирал бумажки на столе и смотрел вниз, на эти бумажки,— мы заказали шапош-никам «кулахуты» для армии. Сходите на базар к старшине и узнайте, как выполняется заказ. И поторопите их, мы не можем ждать бесконечно. «Кулахуты» мы поставим на службу революции! Оригинально?..
Я ничего не ответил Салар-Дженгу, быстро откозырял и ушел.
Базар был, как и прежде, многолюден, шумен и ярок. Продавцы и ремесленники громко расхваливают свой товар. Отчаянно торгуются покупатели. Нищие тягучими голосами выпрашивают милостыню. Орут ишаки. И пахнет то шашлыком, то сыромятной кожей, то свежей зеленью, то сеном и дымом. Мальчишкой я любил бродить по базару, разглядывая товары, слушать весь этот многоголосый гам, вдыхать удивительные запахи, которые в такой смеси не встретишь больше нигде. И сейчас, пробираясь к рядам Шапошников, я вдруг почувствовал себя мальчишкой, беззаботным и чутким ко всему новому.
Шапошных дел мастера сидели, склонившись над работой. Я сразу узнал старинные фуражки иранских воинов — «кулахуты».
— Ну, как идут дела, уста Гусейн?— поздоровавшись, спросил я у старшины Шапошников.— Нам в поход надо идти!.. Новая форма нужна...
— Э, господин Гусейнкули-хан,— вздохнул он,— если успех похода зависит только от этих фуражек и от нашей работы, то он обеспечен! Но только я думаю... хотя мое мнение, конечно, ничего не значит... я думаю, что не фуражка — не «кулахут» решает судьбу революции.
— Но ведь и форма солдат имеет значение,— возразил я, чтобы хоть как-то сгладить неприятное впечатление у простых людей, оставленное этим необычным заказом.
— Форма — дело десятое,— стоял на своем старый шапошник.— Форму можно на кого угодно надеть. Я всю жизнь шью шапки. Иной раз сошьешь такую замечательную шапку, что думаешь: вот истинное украшение для достойного человека. А придет заказчик, и видишь: дурак дураком, только одно и есть, что богат!.. Вот какие дела, господин Гусейнкули-хан.
Он знал меня с детства, поэтому и говорил так откровенно, хотя и называл господином. Я смутился и почувствовал, что краснею. Ведь в сущности мастеровой человек высказывал мои собственные мысли. Но не мог же я оправдываться перед ним, сказать, что был против этой нелепой затеи, да нельзя было допустить, чтобы люди знали о разногласиях среди нас... И я решил все перевести на шутку.
— Ну, дорогой уста,— сказал я, улыбаясь,— уж вам-то никак не пристало ворчать по поводу такого крупного заказа. Вы, наверное, никогда не имели так много работы!..
Но он не ответил на шутку, только головой покачал.
— В общем,— сказал он, прощаясь,— мы все работаем, не покладая рук, но не так-то просто одеть армию. Потребуется еще дня два-три.
Уходил я удрученный, уже не радовал меня веселый гул и кружащие голову запахи базара. «Что ж,— думал я,— народ не простит нам ошибок, всякую фальшь осудит. И об этом нельзя забывать».
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: