Б. Дедюхин - СОБЛАЗН.ВОРОНОГРАЙ

Гонцы великого князя – Данило Башмак, Киянин, Полтинка, Олелько и другие многие – мчались впереди, оповещая всех попавших в опалу к Шемяке князей и бояр о что, Василий Васильевич на свободе и идет в Москву. Поднялись ополченцы в удельных княжествах, в литовских городах. Большое войско собрали Федор Басенек и Семен Оболенский, со своими ратниками выступили князья Ряполовские, Иван Стрига, Ощера, на помощь Василию Васильевичу поспешили со стороны Поля сыновья Улу-Махмета царевичи Касим и Ягуп- по дружескому ли расположению, в надежде ли получить обещанный им окуп.

Шемяка оказался обложенным со всех сторон. Главный удар он ждал с севера, со стороны Василия Васильевича, и чтобы не допустить его до Москвы, расположился станом у Волока Ламского, приготовился к смертельной схватке. Обе стороны ясно понимали, что уж не обойтись малой кровью, что опять станут умерщвлять русские русских же.

И тут человек не ратный, никогда не бравший в руки оружия, священноинок Антоний посоветовал:

– Я думаю, сын мой, жители Волока Ламского на твоей стороне и пропустят твое воинство тайно от Шемяки.

Василий Васильевич столь полно доверял своему духовнику, что ни на миг не усомнился в его совете. Собрали небольшую конную дружину под водительством Андрея и Михаила Плещеевых. Они провели ночью свою рать незаметно для Шемяки и в канун Рождества подошли к стенам Кремля.

В кремлевских церквах зазвонили к заутрене. Княгиня Ульяна из Серпухова приехала на богомолье в Успенский собор, и для нее отворили Никольские ворота. В них-то и проскочила плещеевская дружина.

Шемякины слуги разбежались от одного только звона оружия, его нам наместник Федор Галицкий сумел скрыться, а наместнику Ивана Можайского Василию Шиге не повезло – его, схватил уже за пределами Кремля истопничишко великой княгини по прозвищу Ростопча. Плененных бояр оковали цепями. Сами же князья их, узнав о происшедшем в столице, ушли из Волока Ламского в Галич, оттуда в Чухлому и в Каргополь, взяв с собой в заложницы великую княгиню Софью Витовтовну.

Василий Васильевич въехал в Кремль победителем, столица дружно присягнула ему. Преследовать и карать мятежных братьев своих великий князь не захотел, только послал к ним боярина Василия Федоровича Кутузова с наказом: «Брат Дмитрий! Какая тебе честь и хвала держать в неволе мать мою, а свою тетку? Ищи другой славнейшей мести, буде хочешь, а я сижу на престоле великокняжеском».

Шемяка почел за благоразумное искать мира. Послал боярина своего верного Михаила Сабурова привезти Софью Витовтовну в Москву. Тот выполнил поручение и бил челом Василию Васильевичу, просился к нему на службу, отказываясь возвращаться к Шемяке.

Дмитрий Юрьевич Шемяка объявил себя великим князем всея Руси 12 февраля 1446 года, а через год и пять дней, 17 февраля 1447 года, дал крестную или клятвенную грамоту, в которой обязывался более не мыслить о великом княжении и славить милость Василия Васильевича до последнего издыхания. Клятву в этом давал самую страшную, какую только мог помыслить, так закончил ее: «Ежели преступлю обеты свои, да лишуся милости Божией и молитвы Святых Угодников земли нашей, митрополитов Петра и Алексия, Леонтия Ростовского, Сергия, Кирилла и других, не буди на мне благословения епископов русских».

Бояре же его, увидевши великого князя, ходящим посвоей воле, переметнулись к нему от Шемяки резво, аки тараканы. Сам же Дмитрий Юрьевич, видя свое изнеможение, утек с остатками бояр и княгинею своею в Галич.

И князь Иван Можайский с ним же.

В Твери тихо радовался Борис Александрович: ни в чем не замешан оказался и при своей выгоде.

Великий князь великодушно простил обоих мятежников: дал им наследственные уделы.

Мир и Пасху того года Василий Васильевич со своей семьей и любимыми боярами отпраздновал в Ростове у епископа Ефрема.

Михаил Федорович Сабуров стал одним из самых преданных бояр великого князя. Он же взялся изловить и доставить в Москву боярина Никиту Константиновича, который ослепил Василия Васильевича. Оказалось это делом гораздо более легким, чем Сабуров предполагал:

Никита без особого принуждения, почти даже добровольно, приехал с ним в Москву.

Сначала держался бесстрастно, но не надолго его хватило- увидев слепого великого князя, он бухнулся ему в ноги;

– Убей меня, государь, жизнь мне тошна, невыносима.

– Убивать не, буду. Ты мне свои очи отдашь.

– Отдам! Сам себе выколю, хочешь?

– Нет. Станешь поводырем моим. Неотлучно при мне будешь.

– Государь всемилостивейший, хочу до конца дней моих быть в оскорблении скорбном – хоть глумцом и скоморохом, хоть псом смердящим, только бы искупить грех страшный.

Никита стал не просто поводырем, но заботливой нянькой незрячего великого князя. И обнаружилась у обоих одна общая любовь – к полевым цветам. Они приходили на Великий луг или в Государево займище и бродили среди высоких трав, радуясь цветам совсем по-детски-и не подумать, что один из них – самодержец, для которого чужая жизнь не дороже одуванчика, а второй совсем недавно был палачом его.

Василий Васильевич ощупывал колючее высокое растение с цветочками, как у репья, угадывал:

– Татарник нешто?

– Нет, государь, карлина трава это.

– Верно, А это таволга, конечно, больше такого запаха не встретишь ни у одного растения, А у этой бустылинки листочки такие мягкие да нежные… Заячья капустка?

– Да, государь. Вот рядом – Христово око.

– Где? Дай-ка… Помню: глазок ясный, чистый, опушенный тонкими ресничками, А вот в Поле, когда ездил я в Орду, видел один удивительный цветок – Уголекв огне называется. У нас не растет. А если бы рос, я бы не угадал: на ощупь – обыкновенный горицвет, как лютик, и без запаха. Только по цвету, узнать можно: черная середка, а вокруг красные лепестки – точно как уголек в огне. Правда, листья у него, как у укропа, можно их на ощупь определить.

Все, кто, наблюдал за ними, диву давались, что Василий Васильевич совершенно забыл, кем, был для него Никита, а тот водил князя, словно ангел-хранитель.

Стал исполнять Никита и дьяческие обязанности, притом составлял грамоты не только под диктовку, но просто по указанию; напиши то-то и то-то… Никита все понимал с полуслова, легко было с ним великому князю.

– Напиши: мы знаем и помним, что вера православная в земле греческой воссияла…

– Пишу. Про святого царя Константина упомянуть?

– Всенепременно.

– Пишу: «…христианская вера первоначально воссияла и возросла в земле греческой, которую Бог воздвиг для сего царя Константина»- правильно написал?

– Зело хорошо, лучше моего излагаешь. Теперь о том пиши, что наш святой Владимир равноапостольный, который решился принять ее после испытания всех вер…