Гусейнкули Гулам-заде - Гнев. История одной жизни. Книга первая

— Мы не оправдали бы доверия народа, если бы не потрошили грабителей. Так я говорю, Гусейнкули?

— Правильно, сердар-джан. Именно так я и понимаю!

Прямо из арка я зашел в шерапхану, сел рядом с пожилым крестьянином. Видимо, он приехал за покупками в город. Спрашиваю сельчанина:

— Отец, как у вас в этом году урожай: яблоки, виноград, абрикосы? А так же хлопок, пшеница? Сыты ли овцы и ягнята?

— Слава аллаху. — живо отозвался он. — Впервые за пятьдесят лет я вижу такой обильный урожай, сынок. Не было никогда такого урожайного года! Почти все посевы уродили, только малая доля сгорела.

— Не понятно мне, отец, почему так: климат один, а урожаи разные?

— Давно пора самому догадаться, сынок. Почтальоном работаешь, а в политике не разбираешься!

— Как же не разбираюсь, апо? О политике пишут в газетах, а у меня их всегда полная сумка. Все время я нагружен этой самой политикой.

— Сколько тебе лет?

— Семнадцать, апо.

— Значит, еще семнадцать лет будешь глупым! Верно говорю. Газеты ведь каждый сумеет носить, а разобраться в политике… Эг-ге!.. Политика должна быть в своей собственной башке! Вот послушай, что такое есть госпожа политика. В нашем селе, наверно, восемьдесят пять процентов людей, до нынешнего, народного правительства, обкрадывались миянабадскими громилами. Приходят грабители Самсана кричат: «Кур давай! Ягнят давай! Налог плати». Приходят молодчики Монтасера, те еще наглее: «Ага, ты ишака ударил?! А ну-ка, плати штраф! Ага, ты свою жену побил? Совесть потерял? Выкладывай штраф!» Вы спросите меня: «А сельские клопы-кулаки тоже платили штрафы?» Нет, не платили. Скажу, сынок, они всегда были братьями наших душителей. Нынешнее правительство Ходоу-сердара, отпусти аллах ему тысячу лет жизни, дает жару боярам. На бедняка он руку не поднимет. Сам — пастух, и окружают его батраки, пастухи да гончары. Голубь — с голубем, сокол — с соколом. Каждый дружит со своей породой! Теперь-то понял, что такое политика?

— Как будто у меня стало вдруг две головы: одна мудрей другой, апо!

— Если уразумел, то никогда не забывай.

— Никогда не забуду. Ох и напился я!.. Пейте один, я больше не хочу. Мне хватит, апо, а то бороться с вами буду!..

— Нет, погоди, сынок. Если ты все понял, то тогда скажи: почему у нас в этом году большой урожай? Не только в нашем селе, по всей местности Саласа урожай! Велде, где власть Ходоу-сердара ничего урожай!..

Нашу теплую беседу прервал комендант. Грузный, с заложенными за спину руками, он остановился на пороге, и я встретился с ним глазами.

— Здравствуйте, господин комендант! Рад вас видеть! Присаживайтесь к нам…

Комендант опускается на соседний стул, с улыбкой говорит:

— Ох, дорогой постчи, мы с тобой уже старые друзья. С тобой отрадно говорить и от тебя мне нечего скрывать. Аллах свидетель. Мне сейчас очень легко. Много лет я жил, как подсудимый. За каждый чужой карман в городе отвечал, Ап, что там карман! У кого-нибудь котенок подох, не туда выбросили, с коменданта спрашивали! Теперь, слава аллаху- магазины по ночам трещат, добро коммерсантов летит, а с меня никто и не спрашивает. Красота. Даже в арк не вызывают. Совсем благодать.

— Господин комендант, как же так получается? Каждую ночь кто-то очищает крупные магазины, а виновников никак не найдут. Неужели они по ночам гипнотизируют или усыпляют вас?

— Ай, гипноз тут ни при чем, — небрежно отмахивается комендант. — Этим ворам сам аллах помогает. Ты читал «Тысячу и одну ночь»?

— Читал, господин комендант. Очень хорошая фантастика.

— Э нет… Там не все — фантазия. Например, про нишапурского вора — это не фантазия, это — в самом деле… Не зря имя легендарного вора Мамеда народ до сих пор произносит с уважением. Это от него сложилась курдская поговорка: «Быть вором — быть мужчиной». Я не знаю, кто грабит миянабадские магазины, но могу сказать точно, что этот вор перенял высокое мастерство знаменитого вора Мамеда!

— Впервые вижу блюстителя порядка, который встает на защиту вора! — хохочу я над комендантом. — Давайте воспримем сладенького, господин комендант, за здоровье нового правительства!

— Ал-ла, с удовольствием, дорогой постчи! — отзывается он и тянется за бутылкой. — Впервые вижу такое правительство, которое не нуждается во мне. Ей богу! Вот это государственная мудрость!

Кто-то и когда-то сказал: «У счастья нет границ». Ей богу, если б я знал где похоронен этот умный человек, я бы поставил ему памятник! В самом деле, загляните-ка в мое прошлое. Совсем недавно я ходил по полям с пастушеской палкой, и самым преданным моим собеседником и другом была собака. Потом я попал в среду чиновников, пообтерся в аристократическом обществе, кое-что перенял, а многое и возненавидел. Но главное больше стал понимать — что такое мир. Спасибо за это тегеранскому повару! Он на многое открыл мне глаза! Пока я разглядывал мир и постигал смысл жизни, счастье подбросило меня на следующую ступень, сделав почтальоном. Теперь опять новая радость! Посудите сами: мои киштанские друзья до сих пор не видели даже Боджнурда, а я уже отправляюсь в путешествий до Ширвана!

Да, да! Почтовый чиновник так и сказал: «Отныне, господин Гусейнкули, вы будете обслуживать города Миянабад, Ширван и наш Боджнурд, с одним рейсом в неделю!» Добрый человек этот чиновник.

Вернулся я домой взволнованный и, конечно, тотчас же сказал о новом маршруте своим: отцу, матери и сестренкам.

— У счастья нет преград, дорогой сын, — сказал мне отец. — Самое большое счастье — быть слугой народа. Кто хочет испытать это счастье, тот должен всегда быть среди народа.

Утром отец, мать и сестренки выплеснули мне вслед по чашке чистой, свежей воды и пожелали счастливого пути до Ширвана.

Идут в жизненную даль мои дороги.

В Миянабаде, направляясь в арк, я повстречал Мухтара.

— Туда не ходи. Гусо, — сказал он. — Ходоу-сердар куда-то уехал по делам, а Аллаверды и другие в гостях у армян, на хлопкоочистительном заводе. Он велел принести ему газеты туда.

— Есть, родной Мухтар! Сейчас пойду туда. А тебя К не интересуют новости?

— Какие?

— Завтра отправляюсь прямиком в Ширван. Потом опять сюда, потом в Боджнурд!.. Эх-ха.

— Ты стал великим путешественником. Клянусь моей мамой, я завидую тебе. Ты как Искандер: решил стать завоевателем солнца. Счастливый путь, Гусо!

Иду так быстро, что даже не замечаю, как миновал мост. На заводе отыскиваю, где сидит Аллаверды-сердар. Оказывается, он в гостях. Иду туда. Вижу: сидит он на ковре в большом зале. Около него Гулам, Риза, Микиртыч, Хейка, Абдулали и Лалозар. Три курда и три армянина — шесть братьев!

— Привет вам!

— Привет, родной Гусейнкули! — отвечает сердар. — Проходи, садись. В неделе семь дней, а нас без тебя только шесть. Новости расскажешь. Мы рады послушать..