Гусейнкули Гулам-заде - Гнев. История одной жизни. Книга первая

— Тетя Хотитджа, вы никогда не задумывались над тем, что мне уже восемнадцать лет? И что Парвин уже настоящая барышня? Она очень просто и доверчиво ко мне относится… Я боюсь, люди могут подумать… пойдет нехороший разговор… Шу-шу… А это для меня равносильно смерти… Мне она — не пара. Парвин богата, а я…

— Не говори глупостей, Гусо! — строго, даже сердито обрывает меня тетя Хотитджа. — Ты просто боишься девушек, как черт ладана. Ты самого себя боишься, не только женщину… Как мулла! Надо же, наконец, быть настоящим мужчиной!

— Нет, дорогая тетушка! Я не трус и с муллой вы напрасно меня сравниваете. Я люблю ее больше себя, но поймите…

Разговор наш прервала Парвин. Она неожиданно вошла в комнату, и мы споткнулись на полуслове. Произошла небольшая заминка.

— Здравствуй, Парвин! — Я смутился, наверное, Парвин слышала наш разговор.

— Здравствуй, мой Гус! — засмеялась Парвин и потянула меня за руку. Я понял, ничего она не слышала, и сразу ободрился.

Мы, как обычно, пошли в сад и сели на скамейке под яблоней.

— Ну, рассказывай про Ширван, — попросила она.

Мне хотелось ей рассказать о чем-нибудь хорошем, хотелось поразить ее воображение красотами, но Ширван опять вставал в моих глазах мрачным видением: скучные серые дома, грязные улицы, шум, галдеж, и Абдулло и болячках… Я рассказал все, как было.

— Неужели он умер? — печально и в то же время гневно спросила Парвин.

— Боюсь, что да…

Как ни старался я потом развеселить ее и поднять свое настроение, ничего из этого не получилось. Простились мы вяло, лучше бы не было вовсе такой встречи.

Утром я вновь отправился в свое «кругосветное путешествие». Гей, дороги и горы!..

Если бы подсчитать, сколько километров я прошел за время работы почтальоном, то, наверное, веревкой такой длины можно бы обвязать шар земной!.. Бегаю за своим счастьем, а где оно? Правда мои гонки за счастьем пока не приносили мне горечи, но это до первого похода в Ширван. Я всегда чувствовал себя самоуверенным, пока не встретился с этим мрачным городом. Теперь же во мне зародилась тоска и злоба.

Почти всю дорогу я думал об участи Абдулло. Выжил он или добрый старик уже схоронил его? Я тешил себя надеждой, что бахши Абдулло жив. У него неплохо работало сердце, и дышал он с охотой… Он молод! Справится с болезнью Абдулло. За эти шесть дней, пока я в дороге, он наверное поправился и может ходить. Я передам ему привет от его жены Якши, а потом поведу с собой к Ходоу-сердару, пусть возьмет в свое войско.

Незаметно я подошел к Киштану. Оглядывая село с горы, я думал: «Сейчас зайду к Якши, расскажу ей все о ее муже…» Но тотчас прогнал эту глупую мысль. Она не вытерпит, сразу рванется в Ширван, всю дорогу будет плакать. Нет, лучше я сделаю так: приведу его домой, если жив, а нет — на обратном пути скажу об этом Якши.

Спускаясь с горы я встретился с киштанским пастухом-сказочником.

— Здравствуйте, дорогой апо! Как ваша жизнь? Не нападают ли волки?

— Ай, дорогой сынок, с тех пор как не стало полков и арке никто пока не тревожит. А что касается четвероногих волков, с ними вполне справляется мой пес.

— Да, летит жизнь, — говорю я. — Даже сесть и поговорить некогда. Давно я ваших сказок не слышал…

— А вот послушай, — с готовностью отзывается пастух. — Про всемирный потоп Нуха есть небольшой слушок… Умер во время потопа один грешник, летает между раем и адом, ждет суда. Вот, наконец, являются божьи судьи, посоветовались н выносят приговор грешнику: «ад!». Можешь, говорят ему, перед тем как сгореть, высказать свое последнее желание. Грешник взмолился: «Боже, ты велик! Ты могуч! Сделай меня таким великаном, чтобы тело мое заслонило весь ад и никто бы туда больше не поместился!» Вот это должно быть солнцем души каждого человека, сынок!

— Спасибо, отец, за умную сказку. Пойду…

— Шагай с богом, мой ягненок!

Заночевал я в Миянабаде, а на рассвете двинулся дальше. В полдень миновал село Солхи, затем Гилян. И вот опять я в Ширване. Сдал почту, спешу в караван-сарай. Абдулло нет. Место, где он лежал, занимает другой человек, который ничего не знает и не слышал о больном. Другие тоже, видимо, только что остановились на отдых, пожимают плечами, дескать, ничего не знаем. Как очумелый, я обежал все помещения постоялого двора, но безуспешно.

Наконец, догадался обратиться к дворнику. Уж если Абдулло умер, то вынос его тела, наверняка, не обошелся без помощи дворника. Я подошел, спросил об Абдулло. Дворник сказал:

— Это который был без памяти?

— Да, остался со стариком.

— Помню такого. На второй день он пришел в сознание. Потом к нему приехали какие-то люди. Фургон во дворе стоял. Я не спросил, кто они. Только на следующее утро вспомнил: «Дай, думаю, взгляну, как этот бродяга бездомный… еще дышит?» Зашел в людскую конюшню, а его уже след простыл. Может, эти фургонщики отвезли в Мешхед?

— Хорошо, если так. Иногда встречаются добрые люди.

Дворник ушел. Я поспрашивал о старике, которому доверил присматривать за Абдулло, тоже ничего толком не узнал. «Мертвец» исчез бесследно.

Двадцать раз я побывал после этого в Ширване, но про Абдулло так ничего больше и не узнал.

Однажды, перед выходом в Ширван, меня вызвал в арк Аллаверды-сердар, боевой заместитель нашего вождя. Общительный и простой, как и его брат Ходоу, Аллаверды пользовался среди населения Миянабада большим почетом. Вскоре после свержения Монтасера, его избрали головой города и он с поразительным хладнокровием вершил дела. При виде его, неосведомленный вряд ли мог бы сказать, что Аллаверды из пастухов. Осанка, умение вести себя с людьми говорили о том, что этот бедняк родился для того, чтобы стоять во главе народа. Аллаверды-сердар принял меня у себя в комнате.

— Это письмо передашь Ходоу-сердару. Он — в Гиляне.

— Есть, господин сердар!

— Попроще, господин почтальон! Разве я похож на господина?

— Вылитый господин. Что-нибудь важное? — спросил я, показывая на конверт.

— Важное, Гусейнкули. Видно, борьба только начинается. Ну, иди, медлить нельзя!

Дорогой я только и думал: «Почему же Ходоу-сердар в Гиляне? Что ему там делать, в этом маленьком селении? Он же все время находился в Давлатабаде. Может быть, Гилян имеет особое стратегическое значение? Вообще-то, это, наверное, военная тайна…»

Я уже подходил к Гиляну, когда навстречу мне из-за скалы вышел молодой парень с винтовкой. Грудь его крест на крест была опоясана патронташами. Нетрудно догадаться, что это один из бойцов Ходоу-сердара. Парень поздоровался со мной, повернулся в сторону гор и пронзительно свистнул. Тотчас появилось несколько всадников. Одеты они были так же как и этот: в архалуках, чарыках, головы обмотаны шелковыми платками. Каждый сидел на коне арабской породы, за плечами трехзарядки, на боку — по маузеру. Когда они приблизились, в первом я узнал Ходоу-сердара. Вернее, я еще не успел его разглядеть, а узнал по голосу. Он крикнул, направляя ко мне коня: