Шарль-Альбер Коста-Де-Борегар - Роман роялиста времен революции :

Но вскорѣ должны были раздаться другіе апплодисменты и явиться еще болѣе жестокимъ оскорбленіемъ для нравственности и справедливости!

Около года прошло со времени октябрскихъ событій. Депутатъ Шабру представилъ свой отчетъ о слѣдствіи, производившемся по поводу ихъ. Изъ всѣхъ показаній самымъ компрометирующимъ для Мирабо было показаніе Вирье [54] Слѣдуетъ припомнить, что въ одномъ разговорѣ съ нимъ этотъ трибунъ вычеркнулъ изъ права престолонаслѣдія всѣхъ членовъ старшей линіи въ пользу герцога Орлеанскаго. .

Послѣ первыхъ словъ оправданія себя, Мирабо обращается въ Вирье.

"…Меня поражаетъ этотъ г-нъ Вирье, — восклицаетъ онъ своимъ громовымъ голосомъ. — Къ чему мнѣ пояснять эту сцену откровенности? Онъ воображаетъ, что я довѣрился ему, и такъ честно выдаетъ… Но развѣ онъ былъ когда нибудь такимъ усерднымъ ревнителемъ дѣйствительной революціи? Развѣ было когда нибудь, чтобы онъ заявилъ себя такимъ искреннимъ другомъ конституціи, чтобы человѣкъ, о которомъ было все сказано, кромѣ того, что онъ скотина, избралъ бы его въ свои повѣренные?"

И, не обращая болѣе вниманія на уничтоженнаго, раздавленнаго Вирье, онъ продолжаетъ оправдываться, чтобы попасть въ Капитолій подъ апплодисменты.

"…Я думалъ, — пишетъ Вирье на другой день послѣ этого засѣданія, — что нужно имѣть дубину Геркулеса, чтобы уничтожить эти злоупотребленія… плечи Атласа, чтобы поддержать міръ, который рушится".

Возвращеніе графини де-Вирье въ Пюпетьеръ. — Старый домъ, новые друзья. — Баронъ де-Жилліе. — Еще письмо Аврикъ Мунье. — "Французскій салонъ". — Изреченіе принцессы Елизаветы, ея переписка, ея роль политическая. — Планъ побѣга. — Безучастіе короля. — Онъ санкціонируетъ гражданскую конституцію духовенства. — Сцены въ Собраніи. — Монсиньоръ де-Бовнакъ. — Чернь по дорогѣ въ Belle-Vue. — Анри спасаетъ "Mesdames".

Въ этомъ разрушеніи Анри безпрестанно обращалъ свой опечаленный взоръ на одну развалину. Это — на свой отчій домъ, который онъ покинулъ вотъ уже два года, въ надеждѣ вернуться туда, сдѣлавъ что-нибудь великое для чести своего имени, и для благополучія тѣхъ, кого онъ тамъ оставилъ.

Но нѣтъ, ему не суждена была эта награда за всѣ опасности, какимъ онъ подвергался, за потраченную энергію, за принятыя жертвы. Ему не суждено было, какъ его отцамъ, встрѣтить на порогѣ Пюпетьеръ улыбку благодарности. Вмѣсто того его ожидали подъ кровами хижинъ и подъ тѣнью большихъ деревьевъ лица съ гримасами и крики ненависти. Для него Революція измѣнила даже картину мѣстности и отравила воздухъ родины.

А все-таки приходилось вернуться. Приходилось это сдѣлать ради своихъ. Неблагодарность тутъ была смертью только для его сердца, тогда какъ въ Парижѣ она могла быть смертельною для его жены, для его дѣтей. Но съ отъѣздомъ герцогини де-Роганъ Анри сталъ отчасти чужимъ для этихъ стѣнъ, которыя укрывали его только изъ состраданія; имѣлъ ли онъ право злоупотреблять этимъ состраданіемъ?

"Вслѣдствіе жестокихъ ошибокъ, которыя погубили въ вашихъ глазахъ мое сердце и мое поведеніе, — писалъ онъ m-me де-Роганъ въ концѣ октября 1790 г.,- я не могу долѣе оставаться тамъ, гдѣ вы меня оставили. Новыя угрозы, направленныя на меня за послѣднее время, обязываютъ меня не компрометировать этихъ дорогихъ для меня мѣстъ и покинуть ихъ. Я покидаю ихъ съ сердцемъ, преисполненнымъ боли и горести, чтобы ожидать въ другомъ мѣстѣ конца моей жестокой миссіи".

И вскорѣ молодая женщина, вся въ слезахъ, съ тремя дѣтьми, перешла черезъ порогъ стараго отеля, оставивъ точно привѣшанными къ его стѣнамъ дорогія воспоминанія, связуемыя обыкновенно съ отчимъ домомъ. Печальный исходъ, хотя отправлялись они еще не въ изгнаніе, но въ тотъ замокъ, о которомъ семейное преданіе, несмотря на то, что онъ былъ разгромленъ, гласило столько прекраснаго.

Дѣти простирали къ этому видѣнію свои маленькія ручки, и Анри вмѣстѣ съ ними. Развѣ не миражъ является послѣднею радостью заблудившемуся путнику? Но какъ ни влекло его къ этому миражу, Анри чувствовалъ, что онъ еще не покончилъ съ честью, этимъ старымъ товарищемъ, который стоилъ ему уже столько слезъ, а впереди еще столько крови. Честь требовала его присутствія въ Парижѣ. Бывали въ его жизни минуты болѣе возвышенныя, но не было болѣе мучительной, какъ минута отъѣзда экипажа, который увозилъ всѣхъ близкихъ ему. Онъ поручилъ семью аббату Вирье, аббату "Bébé", какъ его звали. Добрѣе, чѣмъ когда-либо, былъ аббатъ въ этотъ рѣшительный часъ, но Вирье желалъ, чтобы онъ былъ болѣе внушителенъ.

Въ продолженіе двухъ недѣль, онъ переживалъ мучительные страхи. Его семьѣ предстояло проѣзжать черезъ мѣстность, гдѣ все находилось въ опасности. Но наконецъ пришло письмо отъ m-me Вирье, что они благополучно доѣхали до мѣста назначенія.

Пюпетьеръ подвергся менѣе значительному опустошеніюу чѣмъ можно было предполагать. Отстоявъ его, m-me Журне перевязала раны стараго жилища. Мѣстами сохранились только заживленныя раны въ видѣ новыхъ досокъ на большихъ дверяхъ, да копоть дыма на стѣнахъ отъ обгорѣлыхъ обой.

Внутри стулья хромали, длинныя полосы холста висѣли изъ продранныхъ картинъ, въ окнахъ были выбиты стекла, но сохранился кровъ, подъ которымъ жена Анри и его дѣти могли пріютиться. Развѣ не кажется всегда, когда отойдешь отъ какой-нибудь опасности, что опасность отошла сама. Сравнивая тишину, въ которую она попала теперь, съ шумомъ оставленнымъ ею позади, m-me де-Вирье наслаждалась благотворнымъ впечатлѣніемъ этого контраста.

Что касается дѣтей, они были вполнѣ счастливы. Для нихъ не существовало ни прошлаго, ни будущаго, тогда какъ настоящимъ были для нихъ тѣ открытія, полныя прелести, которыя они дѣлали на каждомъ шагу своихъ прогулокъ. Они никогда еще не слыхали этого пѣнія птицъ; эти ягоды на изгородяхъ, эти осенніе цвѣты были незнакомы имъ. Однимъ словомъ, настоящее для нихъ заключалось въ этой свободѣ, которой они никогда болѣе не испытывали, въ этихъ новыхъ друзьяхъ, о нѣжности которыхъ они даже не подозрѣвали.

Разсказы m-lle де-Вирье заставляютъ насъ переживать радости этого маленькаго міра. Въ шестилѣтней Стефани чувствовалась уже та выдающаяся женщина, которую, много лѣтъ позже, Ламартинъ прославилъ въ своихъ воспоминаніяхъ. Дѣйствительно, поэтъ освѣтилъ лучезарнымъ сіяніемъ этихъ трехъ дѣтей.

Но какое сильное впечатлѣніе произвело на него блѣдное аскетическое лицо ихъ матери: прошли уже многіе годы послѣ Революціи, когда онъ встрѣтился съ графиней де-Вирье, она все еще была неутѣшна, все еще въ слезахъ. Ея послѣднимъ счастьемъ было то время, когда она была такъ несчастна въ Пюпетьерѣ…

Несмотря на то, нѣчто ужасное, что тогда носилось въ воздухѣ, врывалось въ закрытыя двери, виднѣлось изъ подъ закрытыхъ вѣкъ, слышалось даже въ тишинѣ, жену Анри не покидала надежда, что онъ вернется къ ней.