Шарль-Альбер Коста-Де-Борегар - Роман роялиста времен революции :

Съ этому изображенію, и безъ того не особенно лестному, было прибавлено виконтомъ еще нѣсколько штриховъ, особенно грозныхъ для Анри:

"…Въ нагломъ злоупотребленіи побѣдою, которой мы еще не одержали, мы проклинаемъ, осуждаемъ всѣхъ тѣхъ, которые еще не перебрались сюда, чтобы увеличить нашу численность… Мы чуть ли не назначаемъ срокъ, послѣ котораго не будемъ уже приниматъ тѣхъ запоздалыхъ, которые явятся отнимать у насъ часть нашихъ выгодъ…"

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Кто не слыхалъ объ отелѣ "Трехъ Коронъ", въ которомъ прибывшіе въ Кобленцъ въ понедѣльникъ собирались, чтобы освистать тѣхъ, кто прибывалъ во вторникъ, которые въ свою очередь освистывали тѣхъ, кто пріѣзжалъ въ среду? — и все это, къ удовольствію цѣлой толпы хорошенькихъ женщинъ, налетѣвшихъ туда, чтобы изображать изъ себя Агнесъ Сорелей скорѣе, чѣмъ Жаннъ д'Аркъ [63] Находимъ эти подробности въ письнѣ де-Симолена, русскаго министра: "…М-me де-Бальби, и m-me де-Поластронъ, любовницы обоихъ братьевъ (Monsieur и графа д'Артуа), завидуютъ одна другой. Первая занимаетъ дачу около Кобленца, усграиваетъ у себя ужины, игру, какъ въ Люксембургѣ. Другая же критикуетъ ея обстановку… а принцъ де-Конде, m-me де-Монако и ихъ друзья образуютъ отдѣльный маленькій дворъ…" (Collection Feuillet de Conches, т. II, стр. 240). .

Связываться съ приверженцами конституціи, "подъ лицемѣрною маскою которыхъ скрывалось разложеніе", какъ писалъ Водрейль, никто въ Кобленцѣ не считаетъ за нѣчто даже возможное…

И вотъ за это-то невозможное Анри предстояло взяться…

Конечно, онъ предпочиталъ еще это своимъ свиданіямъ на единѣ съ Монтальбано, "хотя онъ не являлся къ нему иначе, какъ съ заряженными пистолетами, а если имъ случалось ночевать подъ однимъ кровомъ, то имѣлъ всегда при себѣ на готовѣ шпагу…"

"Хотя я долженъ сознаться, — прибавляетъ Анри, — что все, что я видѣлъ, подтверждало слова авантюриста.

"Едва мы переступили черезъ границу, какъ я узналъ, что каждый день прибывали изъ Германіи рекруты, повозки, нагруженныя телѣги… Я насчиталъ 109 транспортовъ изъ Ахена до Кёльна… и весьма возможнымъ являлось завѣреніе моего спутника, что въ самомъ непродолжительномъ времени въ Бельгію прибудутъ 10 тысячъ людей, готовыхъ къ походу…

"…Совершенно вѣрно и то, что войско, которое мы встрѣчаемъ, недовольно своимъ начальствомъ. Въ особенности въ Намюрѣ я замѣтилъ у офицеровъ ненависть къ маршалу де-Ласси…" Они обвиняютъ его въ равнодушіи императора къ положенію сестры [64] Маршалъ де-Ласси былъ главнымъ квартирмейстеромъ во время походовъ 1758 и 1759 г. на Пруссію. Фридрихъ Великій высоко цѣнилъ его какъ военнаго человѣка. Императоръ вполнѣ довѣряіся ему въ военномъ дѣлѣ. (См. въ письмахъ де-Линь, его разговоръ съ Фридрихомъ Великимъ о маршалѣ де-Ласси, стр. 25). .

Какъ разъ, въ разговорахъ съ Жилліе, Монтальбано особенно напиралъ на то, что поведеніе маршала возбуждаетъ сильное неудовольствіе въ австрійскомъ войскѣ.

Анри имѣлъ возможность убѣдиться, нѣсколько дней позже, что офицеры главнаго штаба ожидали только сигнала, чтобы начать дѣйствовать.

"…Я все болѣе и болѣе поражаюсь тѣмъ, что вижу и слышу, — пишетъ онъ. — Повидимому Бендеръ, который вомандуетъ австрійскими полками въ Нидерландахъ [65] Бендеръ, сынъ простаго ремесленника изъ Бризгау, род. въ 1713 г. Благодаря тайному браку съ принцессою Изембергъ былъ сдѣланъ фельдмаршаломъ въ 1790 г. Вслѣдствіе несогласій между генерадами Ла-Туръ и Болье былъ сдѣланъ главнокомавдующимъ войскъ въ Нидерландахъ. , такъ настроенъ, что мы можемъ разсчитывать на него… Наконецъ цѣлые полки, между прочимъ, Кобургскіе гусары, уже готовы къ войнѣ и, какъ мнѣ кажется, не сегодня завтра перейдутъ черезъ границу."

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Монтальбано между тѣмъ дѣлался все болѣе и болѣе откровеннымъ, по мѣрѣ того, какъ онъ видѣлъ, что его слова подтверждаются фактами.

Тоже было и съ Анри. Между обоими путешественниками явилось довѣріе. Выяснялись нѣкоторыя подробности, авантюристъ высказывалъ болѣе точно планъ дѣйствій, который ему было поручено сообщить братьямъ короля…

По мнѣнію Монтальбано, было невѣроятнымъ, чтобы французская армія, послѣ того, какъ изъ нея выбыли почти всѣ офицеры, могла бы устоять противъ нападенія австрійскаго войска со всѣхъ границъ. Этою неурядицей можно будетъ воспользоваться для того, чтобы направить на Парижъ летучій отрядъ, и, съ помощью французскихъ роялистовъ, похитить короля, для того, чтобы препроводить его и все его семейство туда, куда того пожелаетъ таинственный патронъ Монтальбано.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Но какъ ни велики были шансы успѣха подобной комбинаціи, для Анри этотъ проектъ не могъ имѣть значенія, покуда онъ не зналъ имени того, кто былъ душою его.

Монтальбано же медлилъ, смущался отъ одной мысли выдать свой секретъ. Становилось все болѣе и болѣе очевиднымъ, что секретъ этотъ тяготилъ его, и нападки Вирье, которыя дѣлались все болѣе оскорбительными, по мѣрѣ того, какъ противникъ его ослабѣвалъ, наконецъ взяли свое.

То, что Анри предвидѣлъ, осуществилось. Однажды, когда онъ довелъ Монтальбано до бѣлаго каленія, имя таинственной личности сорвалось у него.

Но какъ только онъ выдалъ себя, онъ бросился къ ногамъ Вирье, умоляя его дать ему честное слово, что онъ не откроетъ никому тайны.

Это было совершенно безполезно.

"У меня такъ все помутилось въ головѣ,- пишетъ Анри, — отъ страннаго открытія, которое было мнѣ сдѣлано, что я рѣшительно былъ не въ силахъ сообразить ни хорошихъ, ни дурныхъ сторонъ его… То, что я узналъ, казалось мнѣ до того фантастичнымъ, что одновременно съ пробудившимися во мнѣ большими надеждами, я невольно сдѣлался вдвое осторожнѣе съ моимъ сотоварищемъ по путешествію.

"Мои опасенія усилились. Я страшился теперь, чтобы въ случаѣ неудачи мой пріятель не вздумалъ выдать все въ Парижѣ… Путь, по которому я до сихъ поръ шелъ, становился настолько невѣрнымъ, что я готовъ былъ поручиться, что никто не въ состояніи былъ бы выяснить себѣ изъ него хоть что нибудь…"

И такъ, при условіяхъ самой непроницаемой тайны, было довершено путешествіе Анри. Въ концѣ января 1792 г. онъ прибылъ въ Боннъ.

Предупрежденный письмомъ о скоромъ пріѣздѣ своего племянника, виконтъ де Вирье-Бовуаръ, уже за нѣсколько дней, вручилъ "Monsieur" слѣдующее письмо:

"Мое уваженіе и привязанность къ вашему высочеству, а также моя преданность къ королю и къ нашей бѣдной отчизнѣ, приводятъ меня къ стопамъ вашего высочества, чтобы сообщить вамъ вещи величайшей важности… Знаю, что ваше высочество предупреждено о моемъ пріѣздѣ одною дорогою рукою (принцессой Елизаветой), которой извѣстна причина моего путешествія. Я долженъ былъ прибыть двумя недѣлями раньше. Но причиною этого замедленія были тѣ мѣры, которыя я счелъ необходимымъ принять для того, чтобы основательнѣе изслѣдовать то, что я имѣю представить на усмотрѣніе вашего высочества.