Шарль-Альбер Коста-Де-Борегар - Роман роялиста времен революции :

— "Да нѣтъ же, милая, — говоритъ ей, смѣясь Дижонъ, — этотъ золотой былъ вамъ за то, что вы сдѣлали вчера, а вотъ вамъ еще другой за то, что вы сдѣлали сегодня…"

По счастью, они были уже на границѣ и слухъ объ этомъ эпизодѣ распространился, когда опасные аристократы успѣли уже черезъ нее перебраться.

Изъ Шамбери въ Ниццу путешествіе было долгое, мучительное, но обошлось безъ препятствій. Увы! герцогъ де-Роганъ не подождалъ графини де-Вирье, чтобы умереть. Черезъ нѣсколько недѣль послѣ смерти жены онъ послѣдовалъ за нею. Съ герцогомъ де-Роганъ исчезалъ одинъ изъ послѣднихъ, вѣрнѣе, даже послѣдній изъ этихъ вельможъ, такихъ же непонимающихъ страшной эпохи, которая начиналась, какъ и непонятныхъ для нея. Старый аристократъ умеръ, какъ испаряется благоуханіе, которое вышло изъ моды.

Для графини Вирье осталось о немъ только дорогое, трогательное воспоминаніе. Но какой контрастъ между этимъ воспоминаніемъ и суровою дѣйствительностью, въ которую окунулъ ее братъ сейчасъ же по ихъ прибытіи въ Ниццу.

Дижонъ никогда не былъ сентименталенъ. Онъ смотрѣлъ на чувство, какъ на нѣчто лишнее въ жизни, и въ данное время слезы казались ему столь же безполезными, какъ и цвѣты на могилѣ бѣднаго герцога.

И немедленно тѣмъ же путемъ онъ доставилъ жену Анри безъ особыхъ приключеній обратно въ Пюпетьеръ. "Въ дождливое время, — объяснялъ онъ позже, вѣроятно мучимый совѣстью за это слишкомъ быстрое путешествіе, — надо стать подъ навѣсъ, когда нѣтъ дѣла на дворѣ".

Не получая никакихъ вѣстей отъ Анри за эти нѣсколько недѣль путешествія, графиня де-Вирье надѣялась найти его въ Пюпетьерѣ; но ее встрѣтили только дѣти. Въ письмѣ, которое ей показалъ аббатъ де-Вирье, Анри перечислялъ всѣ причины, которыя, несмотря на конецъ учредительнаго собранія, удерживали его въ Парижѣ.

Дѣйствительно, собранія не существовало, но опасности, какимъ подвергалась королевская семья, были такъ серьезны, что была устроена охрана вокругъ Тюльери изъ тѣхъ нѣсколькихъ людей, "которые представлялись такимъ лакомымъ кускомъ для фонарей…"

Надо ли говорить, что Анри былъ въ числѣ ихъ? Онъ ходилъ взадъ и впередъ такъ усердно подъ окнами королевы, что она наконецъ его замѣтила.

— …Взгляните, — обратилась она, однажды, къ m-me де-Турзель, указывая ей на Анри. — Видите вы этого молодого человѣка… Это графъ де-Вирье; онъ былъ депутатомъ… Право, онъ слишкомъ рискуетъ собою изъ-за насъ.

— Это мой племянникъ, — отвѣтила маркиза, — и онъ только исполняетъ свой долгъ…

— Тѣмъ не менѣе скажите ему, — продолжала королева, — чтобы онъ былъ болѣе остороженъ. Такая преданность, какъ его, слишкомъ драгоцѣнна, чтобы ей жертвовали по пустому.

Конечно, маркиза передала Анри слова королевы, но она не настаивала на нихъ, она была слишкомъ убѣждена, что онъ не послушается ихъ. Никакая преданность не могла удивить эту чудную женщину.

Она на половину скрывала отъ m-me де-Вирье опасности, какимъ подвергался Анри, и всячески успокоивала Анри по поводу вѣстей, какія получались отъ ея племянницы изъ Дофине. А тамъ творились страшныя вещи. Крестьяне сожгли еще 94 замка, и хотѣли обвинить жену Анри въ отравленіи людей, которыхъ она пріютила у себя изъ состраданія, послѣ пожара.

"…Насъ собирались убить, — пишетъ m-lle де-Вирье. — Мать моя вынуждена была пригласить національную гвардію изъ Шабона. На террассѣ, подъ тремя старыми липами, былъ накрытъ столъ. Мать моя, печальная, должна была угощать. Это въ первый и въ послѣдній разъ, что я видѣла ее въ парадномъ туалетѣ. На ней было бѣлое платье, кисейное или газовое, съ длиннымъ кушакомъ. Такъ хорошо помню выраженіе ея лица, прелестное, и вмѣстѣ съ тѣмъ такое грустное…

"…Что касается насъ, насъ это очень забавляло… Національная гвардія прибыла со свернутымъ знаменемъ. Дорогою было замѣчено, что на немъ былъ изображенъ аристократъ, повѣшенный на фонарѣ, и было рѣшено, что для людей, отправляющихся на обѣдъ къ аристократвѣ, будетъ любезнѣе не предъявлять ей подобной картины.

"Быть можетъ, не въ послѣдній разъ демократы свертывали свое знамя, чтобы попировать…

Но патріотическій праздникъ, столь забавный для дѣтей, имѣлъ печальныя послѣдствія для аббата де-Вирье. Черезъ нѣсколько дней ему пришлось поплатиться сильною лихорадкою за свою гордость во время банкета. Ему пришлось выслушивать невозможныя оскорбленія, шутки, на которыя вдохновляла гражданская конституція духовенства.

Въ концѣ осени, когда положеніе политики только ухудшилось, аббатъ "Bébé" совсѣмъ расклеился.

"Моя мать очень была встревожена, — разсказываетъ m-lle Вирье, — тѣмъ болѣе, что повсюду говорили о преслѣдованіи непокорныхъ священниковъ. Было рѣшено, что мы, подъ предлогомъ болѣзни дяди, отправимся въ Женеву, какъ бы для того, чтобы посовѣтоваться съ знаменитымъ докторомъ Тиссо. Имѣлось въ виду такимъ образомъ спастись отъ людей, которымъ могло придти въ голову развернуть свое знамя.

"Изъ Женевы было легко добраться до Савои, гдѣ у моей тетки, m-me де-Блоне, почти на самой границѣ, было маленькое помѣстье, подъ именемъ Весси. Мой отецъ отнесся къ этому проекту весьма сочувственно…"

Дѣйствительно, Анри казалось, что онъ отдаетъ дѣтей своихъ какъ бы на попеченіе бабушки. M-me де-Блоне оставалась для него все тою же доброю тетей Николь, которая его самого воспитывала; несмотря на прожитыя 30 лѣтъ, съ того времени ея привязанность оставалась все такою же сильною, и едва ли не стала еще болѣе сильною съ тѣхъ поръ, какъ Анри былъ такъ несчастливъ. Не кажется ли порою, что наша привязанность точно осѣняетъ собою и охраняетъ дорогихъ людей отъ опасности? Такъ думали всѣ тѣ, кто любилъ Анри.

Никогда m-me Вирье ни писала ему такъ много, ни просила его такъ убѣдительно вернуться къ ней. Но во всѣхъ своихъ отвѣтахъ Анри избѣгалъ сказать что нибудь опредѣленное о своихъ проектахъ. Его экзальтація въ письмахъ, которыя онъ писалъ въ Весси, поражала, просто пугала его жену.

"…Съ тобой я былъ бы счастливъ въ самомъ мрачномъ убѣжищѣ… Сердце мое радостно бьется отъ одной мысли объ этомъ… Но зачѣмъ останавливаться на ней. Зачѣмъ говорить — я желалъ бы, когда я не хочу болѣе желать… Я отдаюсь, предаю себя, съ закрытыми глазами, съ опущенными руками, всѣмъ существомъ, на волю Провидѣнія… Какъ отрадно сознаніе, что всякая точка нашей земли, какова бы она ни была, есть гавань, указанная безконечнымъ добромъ…"

Не скрываетъ ли всегда за собою тайна какое нибудь новое несчастье для несчастнаго? Не слышалось ли здѣсь прощаніе Анри?

Когда наконецъ было получено отъ него формальное приказаніе выѣхать изъ Пюпетьера, не дожидаясь его, то не оставалось болѣе сомнѣній, что онъ опять замышляетъ что-то новое, таинственное.