Евгения Марлитт - В доме коммерции советника (дореволюц. издание)

Генріэтта, блѣдная и измученная, прислонилась къ стѣнѣ. Она не въ состояніи была произнести ни одного слова, такъ глубоко она была потрясена дерзкими словами Флоры, ея легкомысліемъ и злостью, съ какою она говорила о сестрахъ.

Кети-же скоро удалось овладѣть собою.

– Объ этомъ мы поговоримъ съ тобою на единѣ, Генріэтта, – сказала она совершенно спокойно, но губы, коснувшіяся до лба больной и руки, ласково сжавшія ея тонкія пальцы, были холодны, какъ ледъ.

– Теперь, совѣтую тебѣ подняться въ твою комнату: тебѣ пора принять лекарство. Я скоро вернусь домой.

Она вышла, не бросивъ ни одного взгляда въ сторону, гдѣ стояла Флора.

– Глупое созданіе! Мнѣ кажется, она обижается, что ея не считаютъ за первую красавицу въ мірѣ и что за ней не ухаживаютъ такія личности, какъ Брукъ? – сказала красавица съ саркастическою улыбкою.

И въ то время, какъ Генріэтта собирала со стола свои подарки и футляръ съ драгоцѣнными рубинами, Флора, слегка напѣвая веселенькую пѣсенку, подошла къ комнатѣ, въ которой бесѣдовали оба кавалера и, безцеремонно постучавъ въ дверь, напомнила имъ, что очень невѣжливо оставлять „новорожденную“ одну.

Кети долго безцѣльно бродила по парку, незамѣтно проходя по самымъ пустыннымъ и отдаленнымъ дорожкамъ. Въ такомъ взволнованномъ состояніи ей не хотѣлось показаться на глаза доброй тетушки.

Старушка не замедлила-бы разспрашивать, добивалась бы узнать причину волненія, а тогда пришлось бы во всемъ откровенно сознаться. По всей вѣроятности, тетушка такъ-же пожелаетъ ея брака съ коммерціи совѣтникомъ: въ этомъ отношеніи всѣ вооружились противъ нея. Да, всѣ они эгоисты, но имъ трудно будетъ поймать ее и засадить въ клѣтку.

Такъ думала Кети; утомленная наконецъ долгимъ хожденіемъ, она остановилась на минутку передъ развалинами, возлѣ которыхъ очутилась совершенно неожиданно.

Солнце почти уже закатилось, бросая свои послѣдніе, слабые лучи на темный лѣсной боръ и на шумящія водяныя струи; между тѣмъ, какъ при ихъ исчезновеніи, вечерняя заря поспѣшила окрасить алымъ пурпуромъ высокія руины съ остроконечными башенками, стѣны которыхъ давно уже успѣли обрости густымъ зеленымъ мхомъ.

Какъ большая глыба чернаго мрамора, отдѣлялась башня отъ блестящаго грунта, а широколиственный орѣшникъ стоялъ, какъ темный силуэтъ, сквозь пышныя вѣтви котораго, какъ сквозь тюль, просвѣчивали яркія, огненныя пятна.

Глаза молодой дѣвушки враждебно посмотрѣли на берегъ рѣки и на то окно башни, за тяжелыми занавѣсями котораго неприкосновенно стоялъ желѣзный шкафъ съ деньгами. До этой минуты она только боялась, теперь-же положительно ненавидѣла эти холодныя, желѣзныя стѣны, сживавшія со свѣту ея собствннное „я“. Неужели-же въ самомъ дѣлѣ богатство можетъ отодвинуть на послѣдній планъ и доброе сердце, и теплое, святое чувство человѣка?

Кто бы не явился просить руки богатой дѣвушки, тотъ, навѣрное, съ любовью перемигивался съ желѣзнымъ шкафомъ и каждый страстный взглядъ его относился къ денежнымъ пачкамъ, каждое теплое пожатіе – къ ея приданному.

И объ этомъ думалъ тоже коммерціи совѣтникъ: богачъ хотѣлъ сдѣлаться еще богаче. Да, та коварная мысль, уничтожающая чувство собственнаго достоинства, которую Флора съ такою ядовитою злобою вложила въ душу молодой сестры, не могла даже сравниться съ точеніемъ червя, постепенно съѣдающаго внутренность сочнаго плода.

А тамъ, внизу, у подножія башни виднѣлся темный люкъ погреба, гдѣ хранились самыя драгоцѣнныя вины богача. Еще не такъ давно совѣтникъ водилъ туда президентшу и всѣхъ трехъ свояченицъ. Желѣзная дорога снова привезла ему безсчетное число боченковъ съ дорогими напитками, и всѣ они удобно помѣстились подъ тяжелыми каменными сводами, глубоко врытыми въ нѣдра холма.

Какой холодный, сухой и чистый воздухъ вѣялъ тамъ, внизу. Плиты каменнаго пола бдестѣли, какъ натертый паркетъ, нигдѣ не виднѣлось ни одной пылинки, ни одной тонкой нитки паутины не спускалось съ высокихъ желѣзныхъ стропилъ, поддерживающихъ потолокъ, въ видѣ купола.

А симетрично разставленные сосуды для питья, зеленые кубки для Рейнвейна и хрустальные бокалы для шампанскаго сверкали, какъ драгоцѣнные камни.

По всему видно было, что здѣсь, по приказанію заботливаго хозяина, наемныя руки усерднѣе мели и чистили, чѣмъ въ блестящихъ салонахъ замка.

А тамъ, гдѣ высоко громоздились боченки рѣдкихъ сортовъ винъ, куда проникалъ лишь блѣдный проблескъ дневнаго свѣта въ самомъ темномъ углу, стояли двѣ бочки съ историческимъ порохомъ, видъ котораго былъ еще такъ свѣжъ, что Кети думала – не подновляютъ-ли эту знаменитую рѣдкость.

Этотъ уголъ оставался для Кети загадкою; она не понимала, какъ совѣтникъ могъ спокойно терпѣть его и днемъ, и ночью подъ своими ногами.

Глаза Кети машинально посмотрѣли на почернѣвшія плиты, – одна искра и могущественные каменные своды, возведенные здѣсь точно на вѣки – вѣчные, разнеслись бы на части и вмѣстѣ съ каменными стѣнами взлетѣли-бы на воздухъ всѣ дорогія сокровища, жадно накопленныя впродолженіи нѣсколькихъ десятковъ лѣтъ. Желѣзный шкафъ тоже лопнулъ-бы съ трескомъ и всѣ бумаги, заклейменныя проклятіемъ бѣдняковъ, высоко разнеслись-бы на всѣ четыре стороны.

Эта мысль испугала молодую дѣвушку, она быстро закрыла лицо руками, какъ бы желая успокоить свою разыгравшуюся фантазію. Потомъ съ глубокимъ вздохомъ посмотрѣла вокругъ себя; въ голубоватомъ, прозрачномъ воздухѣ высоко надъ башнею кружились голуби Генріетты, а передъ окномъ, на покривившейся стѣнѣ, на вершинѣ которой сохранился еще остатокъ древней колонады, висѣла клѣтка съ чернымъ дроздомъ, принадлежность живущаго тамъ лакея. На подоконникѣ стоялъ розмаринъ и желтая герань, заслоненные отъ свѣта густою сѣтью зеленаго хмѣля. Веселая птичка пѣла изо всей силы, не обращая вниманія на шумно летавшихъ голубей, а черезъ зеленую канаву тихо проходили двѣ козули, пристально осматривая стройную фигуру Кети, только что очнувшуюся отъ ужасно тяжелаго сна.

Козули и голуби были хорошо знакомы съ высокою дѣвушкою, которая никогда не приходила къ нимъ безъ корма; но сегодня она ничего не имѣла для нихъ, кромѣ прощальнаго поклона, хотя цѣлая стая маленькихъ животныхъ спустилась на траву и безстрашно къ ней подступала.

Кети молча продолжала идти вдоль берега рѣчки, вскорѣ веселые дѣтскіе голоса слились съ шумомъ бушующихъ волнъ. Маленькія ученицы тетушки Діаконусъ играли еще въ саду, и, не смотря на уныніе, на глубокую сердечную тоску, эти звуки благотворно подѣйствовали на Кети и сново возбудили въ ней теплое, отрадное чувство.

Маленькія созданья съ невинными взглядами и веселыми сердечками не видѣли въ ней милліонершу; они ничего не знали о ея богатствѣ, а спокойно брали изъ ея рукъ приготовленный имъ завтракъ, не спрашивая кто заплатилъ за него. Для нихъ она была просто тетей Кети, за любовь которой они спорили и бранились, которую съ восторгомъ бѣжали встрѣчать и провожать. Тамъ ее искренно любили, не изъ корыстолюбія, а ради ея самой.