Ким Чжэгю - Счастье

За разговором они незаметно подошли к заводской больнице, которая, как и завод, тоже начала функционировать в прошлом месяце. Это было красивое двухэтажное здание, построенное на невысокой сопке, густо поросшей стройными соснами, спускавшимися до самого моря. Своим фасадом здание выходило в сторону завода, а слева от больницы открывался вид на бескрайнее изумрудное море, не замерзающее круглый год.

Больница была рассчитана на сто коек и имела свое операционное отделение. Ее пациентами в основном были заводские рабочие и члены их семей. Кроме того, больница обслуживала рабочих и крестьян близлежащих рыболовецких и сельскохозяйственных кооперативов.

Сор Окчу вошла в комнату для медсестер. Сняв шарф и пальто, надела накрахмаленный и тщательно отутюженный халат и шапочку. От свежего запаха, исходившего от халата, она почувствовала себя бодрее.

Начался рабочий день. Сор Окчу сначала подмела веником вестибюль и коридор, а потом мокрой тряпкой стала протирать пол. Но тут пришли санитарки и отобрали у нее тряпку.

— Ведь слаба еще! Будто мы сами не справимся.

— Это наше общее дело, — ответила Сор Окчу и пошла в операционную. Здесь она осмотрела инструменты после стерилизации. Один скальпель был мокрый, и она насухо его вытерла. Медсестра, готовившая инструменты, покраснела, чувствуя свою оплошность, но Сор Окчу ласково улыбнулась ей и направилась в первую палату. По привычке она аккуратно разгладила складки на покрывале первой кровати. Вбежала Ли Соён — это была ее палата — и стала расправлять складки на всех кроватях. Сор Окчу обошла еще три палаты и только после этого вернулась в комнату для медсестер. Здесь она взяла свой узелок с едой и пошла в четвертую палату.

В этой палате лежала знакомая Сор Окчу, их бывшая соседка тетушка О Ёнсин. До войны она работала с матерью Сор Окчу в одной бригаде. Она лежала с тяжелым переломом ноги уже второй месяц. От длительного пребывания в больнице она захандрила, потеряла аппетит и очень похудела. Кроме того, ее одолевали сомнения, срастется ли у нее нога, сможет ли она нормально ходить.

— Доброе утро, тетушка! — тепло поздоровалась с больной Сор Окчу, войдя в палату. О Ёнсин напоминала девушке ее мать, и ей хотелось хоть немножко облегчить положение больной женщины.

— Никак ты снова пришла? — со страдальческой улыбкой проговорила больная и приподнялась на постели.

Из истории болезни Сор Окчу знала, что у больной пропал аппетит.

— Что же вы, тетушка, ничего почти не кушаете?

— Да вот съела тутошнего немного, но больше не могу.

— Вы должны хорошо питаться. Дома у вас все в порядке, дети учатся хорошо, а сынок даже по хозяйству помогает, была у вас вчера.

— Спасибо тебе, милая.

— Вот покушайте немножко, это домашнее. — Сор Окчу поставила на тумбочку у изголовья больной рисовую кашу, сваренную с фасолью, и кимчхи [7] Маринованные овощи. с ярко-красной приправой.

— Ну, зачем ты это…

— Нужно, чтобы аппетит появился. Может, я не совсем хорошо приготовила…

— Доченька ты моя!.. — Женщина с чувством прижала руку Сор Окчу к своей груди.

— Обязательно покушайте как следует, будете хорошо есть — нога быстрее заживет.

— Милая, как ты похожа на свою мать. — Больная не смогла сдержать слез, вспомнив свою соседку.

…Было это в один из октябрьских дней 1950 года, когда шли ожесточенные бои. О Енсин простудилась и лежала в своей землянке. Рано утром к ней зашла мать Сор Окчу.

«Как, сестра, себя чувствуешь? Вот отведай-ка! Сегодня день рождения моего мужа, я кое-что приготовила».

Она вынула из сумки латунную миску. В миске был чхалтток с молотой фасолью. С каким аппетитом она его поела в тот день! Но О Ёнсин так и не суждено было вернуть миску: вскоре мать Сор Окчу погибла…

О Ёнсин проглотила подступивший к горлу комок и взяла ложку.

— А о ноге, тетушка, не беспокойтесь. Вас обязательно вылечат. Кость срастется, и вы даже не почувствуете, что у вас когда-то был перелом. Только с болезнью нужно бороться.

Сор Окчу привыкла утешать других. Ни единым словом она никому не давала понять, как тяжело ей самой.

У больной по щекам покатились слезы. Она хорошо понимала, как тяжело приходится самой Сор Окчу, но вот находит же в себе силы эта девушка, чтобы еще утешать других.

— Не надо плакать, тетушка, успокойтесь.

— Не буду, не буду, хорошая ты моя. — О Ёнсин взяла руку Сор Окчу и долго ее не выпускала…

На следующий день Сор Окчу, закончив работу, снова зашла в четвертую палату. В палате стояла дочь больной, Мёнхи, которая училась в третьем классе средней школы, в руках у нее был узелок. Сор Окчу, погладив девочку по головке, подошла к больной. Та усадила ее на койку рядом с собой. Мёнхи развязала узелок и вынула до блеска начищенную латунную миску, ту самую, в которой когда-то мать Сор Окчу приносила еду О Ёнсин.

— Ты узнаешь ее?

— Ой, так это же наша миска! — радостно воскликнула Сор Окчу.

— Узнала? Я ее хранила как память. Бери… Теперь ты ее хозяйка.

О Ёнсин рассказала, как она болела, как к ней пришла мать Сор Окчу и принесла ей чхалтток.

— Спасибо, тетушка! Вы мне доставили большую радость: я будто встретилась с мамой. — И девушка крепко прижала миску к груди. Она вспомнила родителей, вспомнила, как счастлива она была, окруженная их заботой, особенно в последние пять лет после освобождения Кореи.

До освобождения Сор Окчу едва удалось окончить начальную школу. В среднюю же она не могла попасть — платить за учение было нечем: отец был простой рабочий. И Сор Окчу вынуждена была пойти работать. И только в год освобождения она поступила в среднюю школу, которая открылась в их уезде. А как радовался отец, провожая в школу дочь, одетую в новенькую форму.

«Учись, дочка, учись хорошо, ты должна xopoi 0учиться, чтобы потом принести пользу родине».

Ей казалось, что она слышит и сейчас эти простые отцовские слова.

Сор Окчу очень трогало, что односельчане хранят добрую память о ее родителях. Она не должна запятнать эту память, надо жить так, чтобы не было стыдно смотреть людям в глаза.

Сегодня было воскресенье — день, когда нет ни лекций, ни операций, ни обходов больных.

Профессор Хо Герим рано утром пришел в свой кабинет и удобно устроился в кресле.

Его монография находилась в стадии завершения, и ему хотелось привести в систему свои исследования в области трансплантации кожи.

Еще в Южной Корее он частным образом начал исследования в этой области, но в условиях марионеточного режима и американской оккупации у него не было достаточно средств для серьезной исследовательской работы. Он был вынужден прервать свои исследования и только после перехода на Север возобновил их.