Ким Чжэгю - Счастье

Нет, ему не суждено быть таким. Эти люди другого качества, поколение, воспитанное новым социальным строем…

Рё Инчже не мог не заметить, что в последние годы в соответствии с требованиями времени люди отдавали своей работе максимум физических и нравственных сил. И его не раз волновал вопрос: а сумеет ли он, Рё Инчже, быть на уровне современных задач? С приходом Дин Юсона, Гу Бонхи и Чо Гёнгу жизнь клиники обретала все более динамичный характер. Но он — это Рё Инчже ясно чувствовал — отстает от ее ритма. Вот и сегодня он попробовал представить себе, готов ли он на такие возвышенные поступки, такое самопожертвование, на какое пошли и Сор Окчу, и Дин Юсон, и понял, что не готов. И он стал противен самому себе. А какая удивительно романтичная любовь, закаленная в революционных боях, связывает этих молодых людей! Как же им не завидовать!

Рё Инчже мучили противоречия.

Уверенное, хладнокровное и профессионально высокое хирургическое искусство Дин Юсона вызывало восхищение. Рё Инчже, конечно, знал о способностях молодого хирурга, но то, чему он стал свидетелем, превзошло все его ожидания. Дин Юсон применил метод, еще не описанный ни в одном учебнике отечественной медицины. Но когда он наложил последний шов и срезал нитку, Рё Инчже все же с сомнением покачал головой. Каков будет исход операции? Ведь серия успешных опытов на животных вовсе не является гарантией благополучного исхода операции на человеке. Как говорит профессор, поживем — увидим. И все же операция сделана в их клинике, и Чо Гёнгу уверен в ее благополучном исходе.

Весь день Рё Инчже был задумчив и как-то подавлен. Вечером, сославшись на недомогание, он ушел домой пораньше. Уходя, он зашел к профессору, но того на службе не оказалось, сказали, что ушел домой. Рё Инчже решил пойти к профессору на квартиру, хотелось излить кому-то душу, поговорить о волновавших его вопросах. «Выпить, что ли?» — подумал Рё Инчже. Захотелось снять напряжение, хоть на время выйти из дурацкого состояния. Ноги сами привели его к закусочной «Тэсон». Но в одиночестве пить водку не хотелось. Может, с профессором выпить? Пожалуй. И Рё Инчже, купив бутылку водки, пошел к Хо Гериму.

Профессор был дома. В пижаме, с сигаретой во рту он стоял у окна и смотрел на ночную улицу. Потом прилег на диван. Он много думал о сегодняшней операции, которую сделал Дин Юсон. Хотелось спокойно, в домашней обстановке определить свое отношение к этому факту. Собственно, этим и объяснялось, что он раньше времени покинул клинику. Хотя профессор и не принимал непосредственного участия в ответственном эксперименте, он в течение четырех часов ни на секунду не отлучался из кабинета, в тревоге ожидая окончания операции. Правда, он пытался отговорить молодого коллегу, упрекал его в антигуманном отношении к такой замечательной девушке, как Сор Окчу, но, если говорить откровенно, он просто не верил в успех операции, в новый метод лечения. Однако Дин Юсон его не послушался и без колебаний приступил к операции. Профессор волновался, более того, он хотел категорически протестовать против проведения операции, хотел бежать в операционную, но не побежал, а следил за ходом операции из своего кабинета, звонил, посылал за информацией сестер. Когда ему сообщили, что операция закончилась, он, потеряв всякую выдержку, пошел в палату, где лежала Сор Окчу. Убедившись, что состояние больной удовлетворительное, он успокоился и ушел домой…

— О, товарищ Инчже! Какими судьбами — так поздно? Что-нибудь случилось? Проходите, пожалуйста. — Профессор поднялся с дивана.

— Лежите, отдыхайте. Не надо вставать, — пробормотал Рё Инчже. Он был моложе профессора всего на четыре года, но побаивался его из-за властного характера и уважал за высокое ученое звание. И вел он себя как ученик перед учителем. Со временем это вошло в привычку.

— Нет, зачем же. Я не спал, просто лежал и думал… — В голосе профессора послышались грустные нотки. Потом он, как бы обращаясь к самому себе, неожиданно сказал: — Товарищ Инчже, я думаю, настоящий ученый не может обманывать свою совесть.

— Вы это о чем, профессор?

— О сегодняшней операции. Мне думается, о ней нельзя судить однозначно. Пока еще рано говорить о полном успехе, но сам факт заставляет восхищаться целеустремленностью Дин Юсона в научных изысканиях. Посудите сами, какая настойчивость, какая научная увлеченность. С этими качествами он далеко пойдет. Я так говорю о нем не потому, что он мой ученик. Скажите, пожалуйста, кому из нас могло прийти в голову срастить большую бедренную кость, несущую огромную физическую нагрузку, с помощью гвоздя и кусочков губчатой кости?

— Выходит, вы одобряете его метод… Что же получается?..

— Вопрос не в том, одобряю я или не одобряю, — ответил профессор, в упор глядя на собеседника. — Дорогой Рё Инчже, не надо упрощать проблему. Буду откровенен. У меня тоже есть еще сомнения в исходе операции. Однако совесть ученого не позволяет мне не замечать новых веяний. И все же я испытываю страх перед ними. Но откуда у начинающего ученого Юсона берется такая уверенность в своей правоте? Кто за ним стоит? Конечно, это прежде всего Чо Гёнгу. Он активно помогает ему, на время даже отложил почти завершенное исследование «О новых методах консервации кости», над которым трудился еще в Пхеньяне. И не только он сам. Чо Гёнгу подключил в помощь исследователю Мун Донъира, Гу Бонхи и некоторых других молодых врачей. Он сосредоточил усилия всех над решением одной проблемы. В условиях Южной Кореи о подобном и мечтать было невозможно. А я незаметно остался в стороне, живу будто в вакууме, а не с ними рядом. И это очень печально.

Хо Герим нахмурил брови, нехотя, словно превозмогая боль, встал и медленно пошел к окну. За окном висел непроницаемый полог ночи. Профессор тяжело вздохнул, будто почувствовал всю непрочность «башни из слоновой кости», сооружению которой он посвятил всю жизнь.

Рё Инчже молчал, не решаясь прервать профессора.

— Товарищ Инчже, не обижайтесь, пожалуйста. Прошу вас, оставьте меня одного. Хочется еще поразмышлять в одиночестве.

— Я все понял, — ответил Рё Инчже. — Теперь я убедился, что вы одобряете новшество врача Юсона. — И он с грустью посмотрел на профессора.

— Дорогой Инчже, я уже говорил, состоятельность эксперимента доказывается практикой. Это аксиома. Но скажите, пожалуйста, чем объяснить душевный порыв индивида — во имя жизни других людей, добровольно, без малейших колебаний лечь под нож хирурга? Чем объяснить твердую уверенность врача в безошибочности предложенного им метода, без колебаний оперирующего любимую девушку? У меня прямо голова идет кругом…

— Профессор, вы верите, что метод Юсона имеет научное обоснование?