Нелли Шульман - Вельяминовы. Начало пути. Книга 1

Твой муж в это время поедет к дону Хуану Австрийскому, своему старому приятелю, так что какое-то время вы будете на разных сторонах, уж прости меня за это».

В дверь тихонько постучали. Она чуть приоткрыла ее — на ладонь. В сиянии свечи его глаза были совсем синими — и, как всегда, она готова была вечно смотреть в эту небесную лазурь.

Они молчали, только трещали фитили свечей — его и ее.

— Я пришел попросить прощения, — сказал Петька, глядя ей прямо в глаза. «Потому что мы с тобой сейчас опять разъедемся, по работе, Бог ведает на сколько, а я так больше не могу».

— Как — так? — спросила она, не замечая горячего воска, капавшего ей на пальцы.

— Я не могу не любить тебя, — сказал он. «Не умею, Марфа. Я честно пытался это сделать — десять лет, и у меня даже получилось, но все закончилось плохо — сама знаешь. Видимо, не дал мне Господь никого иного, кроме тебя — так что бери меня обратно, ежели хочешь».

— Я не могу не хотеть — ответила она и почувствовала что-то горячее, влажное у себя на щеках. «Как я могу не хотеть тебя, Петька — мне, кажется, тоже Бог никого другого не предназначил любить».

— Ты плачешь, — сказал он тихо. «Львицы разве плачут?»

— Только наедине со своим львом, — Марфа встряхнула распущенными волосами и отступила в сторону: «Помнишь же — разве стала бы я львицей, если б не ты?»

Он переступил порог и взял ее за руку.

— Все, — шепнул он. «Слава Богу, наконец-то мы вместе».

Ветер за окном опочивальни стал ураганом.

— Это что? — он вдруг поднял брови.

— Так в гареме делают, — усмехнулась жена.

— Хитро, — сказал Петя, и добавил, — через несколько мгновений, — и удобно тоже. Мне нравится».

— Да и мне тоже, — Марфа вцепилась зубами в подушку, молясь, чтобы его рука задержалась как можно дольше там, где она была сейчас. Она коротко простонала: «Хочу!»

— Я тебе еще десять лет назад, у костра, сказал — не торопись, — нежно шепнул он. «Потерпи.

Ты же со мной, Марфа».

— Так долго ведь, скоро три года уже — еле слышно сказала она. «Я уж и не чаяла, Петя».

— И сейчас будет долго, — пообещал ей муж. «Хоть у меня и почти год, — он усмехнулся, — но я никуда не спешу».

— Год? — она вдруг приподнялась.

— Шлюх я никогда не беру, — Петя вдруг рассмеялся, «я люблю, когда женщина меня любит, Марфа. Это во стократ слаще».

— Я люблю тебя, — шепнула она, обнимая мужа. «Даже и не сказать, — как люблю».

— Я знаю, — он вдохнул запах жасмина, смешанный с мускусом. «Я чувствую. А у тебя почему…? — он не закончил.

— Я не по любви не умею, — жена положила голову ему на плечо. Петя, из всех сил сдерживаясь, поцеловал ее — медленно.

Она еле слышно продолжила: «Человек мне нравиться должен. Да и потом, — такие мужики, как ты — редко на свет появляются, а абы для кого ноги раздвигать — не для того я Марфа Вельяминова».

— Воронцова, — сквозь зубы сказал он. «Воронцова ты, Марфа, моя навеки, поняла? Я тебя как любил, так люблю, так и любить буду, до смертного часа моего, что бы с нами не случилось».

Он ощутил ее жар, — горячее пламени, и тихо проговорил: «Ты у меня понесешь этой ночью, слышишь?»

Марфа кивнула, чуть раздув нежные ноздри и прошептала: «Я ж тебе еще там сказала, и сейчас говорю — я вся твоя».

А потом он победительно улыбнулся в темноте, услышав изумление в ее прерывистом, протяжном стоне. Он скользнул вниз — туда, где все было — ровно теплый, тягучий мед.

Он знал, что так случится — его львица, его первая женщина, — была в его руках, и, подняв голову, он с наслаждением увидел, как растерянно смотрят на него зеленые, блестящие глаза.

— Петька, я не верю! — потрясенно сказала Марфа.

— У тебя что — он посмотрел на нее, — усмешливо, — с той ночи не было ни разу?

Она помотала головой и застыла, будто вслушиваясь в себя. «Только с тобой».

— Что это? — потрясенно сказала она тогда. «Что это, Петя? Так разве бывает?». Он, не в силах даже на мгновение оторваться от нее, еще раз ощутил во рту ее сладость, и только потом, целуя ее, прошептал: «Так бывает, Марфа. С любимым бывает».

— Еще хочу, — властно прошептала жена. «Много раз».

Он рассмеялся и пристроил ее на себя — сверху. «А, — Марфа обернулась, и в свете костра он увидел, как играют золотом ее глаза, — чтобы я тоже не ленилась, да?»

Он чуть шлепнул ее пониже спины, и, смотря на то, как она наклоняется, еще успел застонать — ее губы были нежнее всего на свете.

Петя улыбнулся и медленно провел рукой по изгибу ее бедра. «Ох, Марфа», — покачал он головой, «придется тебе многое вспомнить!»

— Так напомни, — шепнула она, оказавшись в его объятьях.

И он начал.

Рано утром Степан постучал в спальню младшего брата — там стояла тишина. Воронцов улыбнулся и быстро взбежал на пролет вверх — в Марфины комнаты. Из ее опочивальни доносился какой-то шепот и легкий, — ровно вода звенит по камням, — смех. Он чуть подергал дверь.

— Ну что еще? — раздался ленивый голос Петьки.

— Я уезжаю, — Степан приблизил губы к замочной скважине.

— Из-за этого меня надо будить ни свет, ни заря? — было слышно, как брат глубоко зевнул, кровать заскрипела, и Марфа, еле сдерживаясь, прыснула.

Дверь чуть приоткрылась, и Петька показался на пороге — он взглянул на брата лазоревыми, заспанными глазами, и нетерпеливо сказал: «Тут холодно, давай быстрее говори, что ты хотел».

— Неблагодарная скотина, — усмехнулся Воронцов.

— Можно, Степа, я потом все это выслушаю, как ты зимой вернешься, а то меня жена ждет, — попросил Петя. «А то, сам понимаешь, мне сейчас надо десять лет разлуки наверстать, недосуг мне, уж извини».

Степан чуть подтолкнул его. «Иди, молодожен!»

— Попутного ветра, Степа! — услышал он, из глубины спальни, серебристый, сладкий голос Марфы.

Над заливом кричали чайки. Рыбный рынок уже затихал, полуденное солнце било в глаза, и Степан, на мгновение замедлив шаг, почувствовал запах моря и сохнущих на гальке водорослей.

— Хорошо, дон Диего, — сказал он по-испански мужчине, что шел рядом с ним. «Теперь давайте, расскажите мне про университет Саламанки, где вы учились».

Давид Кардозо вздохнул и заговорил. Степан внимательно слушал.

— Нет, — вдруг сказал он, — Альфонсо де Фонсека, который основал колледж имени себя, — Ворон улыбнулся, — был архиепископом Сантьяго-де-Компостела, не забывайте. И колледж этот предназначался для студентов из Галисии.

— Я запомню, — пообещал Кардозо.

— Нет, вы запишете. Вернетесь на постоялый двор и запишете, — приказал Степан. «Вы поймите, дон Диего, там, — он указал на запад, — среди испанских чиновников, в Новом Свете, много выпускников вашей альма-матер. Тем более в университете, где вы будете преподавать. Бумаги у вас хорошие, достоверные, незачем рисковать по мелочам.