Нелли Шульман - Вельяминовы. Начало пути. Книга 1

— Завтра в море, — Майкл поежился и свернулся в клубочек. «А тихо как тут», — он прислушался к еле заметному движению корабля. «Смотри, и ветра-то нету».

— Давай спать, — зевнул Ник. «Берри сказал, завтра еще до рассвета нас поднимет, тесто замешивать. Завтра тут не пятьдесят человек будет, а все двести. Спокойной ночи».

— Спокойной ночи, Ник, — тихо ответил ему Майкл.

Он свернул в узкую улицу, что вела на Яникульский холм. Лавки — Корвино увидел это издали, — уже не было, вместо нее появилась пекарня. Из окна второго этажа — там, где были комнаты Джованни, — высунулась женщина, и? выплеснув на улицу грязную воду из ведра, исчезла.

Корвино прошел мимо, вдохнув запах свежего хлеба, и стиснул зубы. Отсюда был виден Тибр, — узкий, переливающийся под июньским солнцем. Сверху, из кроны дерева, назойливо пела какая-то птица. Он оглянулся, — вокруг никого не было, — и прислонился спиной к нагретому стволу сосны.

«В октябре, сеньор Корнель», — вспомнил он голос короля Филиппа. В еще строящемся Эскориале было сыро, король сидел спиной к растопленному, несмотря на жаркий апрель, камину, и его белокурые волосы золотились в свете огня.

Он тогда откашлялся и осторожно спросил: «Мне надо будет сделать это самому, Ваше Величество?».

— Отчего же? — Филипп нагнулся и потрепал по голове охотничью собаку, что лежала под его креслом. «Вам надо будет проследить, чтобы рядом с моим единокровным, — он усмехнулся, — братом, — не оказалось какого-нибудь расторопного доктора. Всего лишь. Вы рыбачите, сеньор Корнель? — неожиданно спросил король.

— Никогда этого не делал, Ваше Величество, — искренне ответил Петя.

— Поедемте, — Филипп поднялся, — завтра, половим форель. У нас тут отличные реки — быстрые и чистые. Поговорим, — он вдруг улыбнулся, — без помех».

Петя оглядел уходящие вверх, мрачные своды зала, где, кроме него и короля, никого не было, и мысленно пожал плечами — он слышал о подозрительности Филиппа, но сталкивался с ней впервые.

В своей комнате — тоже огромной, не протопленной, он зажег свечу и подошел к окну — тут, на окраине Мадрида, было пусто и темно, выл западный, резкий ветер, и Петя вдруг всем телом вспомнил сладкий запах жасмина.

Они лежали на ковре, обнявшись, и Марфа, подняв голову, посмотрела на постель, где дремали девочки.

— Спят еще, — она потерлась подбородком о плечо мужа. «Так тебя в конце осени ждать?».

— Да, — он вздохнул и уткнулся в ее распущенные волосы. «Как же я скучать по тебе буду, Марфа, — и сказать-то нельзя. А ты в Нижние Земли в июне?».

— Как раз девчонки подрастут, — жена поцеловала его, — глубоко и сладко, — лето там пробудем, и вернемся. Тео и Федору учиться надо, да и с Лизой я уже заниматься начну, два года ей уже исполнится».

— Зиму зато всю дома проведем, — Петя зевнул. «А потом, как девчонкам года три будет — еще дитя родим?».

— Да мы еще нескольких родим, — рассмеялась Марфа. «Ты не думай, — она взяла его руку, и положила себе на грудь, — она хоть и маленькая, а молока в ней всем хватит».

— Как по мне, — Петя приник губами к розовому соску, — так больше и не надо. Вкусное оно какое, — вдруг, удивленно, сказал он.

Марфа вдруг высвободилась и устроилась сверху. Бронзовые волосы упали на белую, в чуть заметных веснушках спину. «Дразнишь меня?», — наклонившись, шепнула она.

— Даже и не думал, — невинно ответил муж.

— Какой ты красивый, Петька, — изумленно проговорила Марфа. «Словно ангел».

— Ангелы, Марфа, — он обнял жену так, чтобы она не смогла вывернуться, — таким не занимаются. А теперь сиди тихо, дай мне сделать все, что я хочу».

— А что ты хочешь? — она уронила голову на его плечо, и Петя почувствовал ее острые, мелкие зубы — «как у котенка», — подумал он. «Вот этого и хочу», — нежно сказал он. «И еще многого, сейчас узнаешь — чего».

Он лег в большую, зябкую постель и вспомнил, как обнял Марфу на прощанье, уже на пороге усадьбы. Она стояла, держа на руках девочек — те уже узнавали его, и улыбались. У Марьи глаза были лазоревые, — как у всех Воронцовых, а волосы — льняные, северные. Полли была похожа на отца — те же правильные черты, смуглая кожа, а глаза у нее были материнские — черные, с золотыми искорками.

Он поцеловал обеих девчонок и те вдруг что-то залепетали — в один голос. Марфа рассмеялась: «Как приедешь, они уже ползать будут, а, может, и пойдут даже».

Филипп насадил большую форель на ветку вишни и пристроил ее над костром.

— Видите, сеньор Корнель, — он отхлебнул вина из бутылки, — так лучше, можно поговорить без посторонних ушей. После смерти Хуана губернатором Нижних Земель станет Алессандро Фарнезе, мой племянник, сын Маргариты Пармской. Он и передаст Хуану, — король помедлил, — снадобье. А вы там побудьте, посмотрите, чтобы все прошло гладко. Хуан же вам доверяет.

— Полностью, — Петя налил себе вина и вдруг почувствовал, что у него застыли кончики пальцев. Голубые глаза Филиппа были холодны, как вода в быстрой, порожистой реке, что текла рядом с ними.

— Ну вот и славно, сеньор Корнель, — король снял с огня рыбу, и, положив ее на серебряное блюдо, присыпал крупной солью. «Значит, никто не будет задавать вопросов. Ешьте, — он кивнул, — тут, — розовые губы приоткрылись, обнажая острые, длинные клыки, — никаких снадобий нет».

— Прекрасно приготовлено, Ваше Величество, — Петя вдохнул запах дыма, и свежей, сладкой воды. «Вы мастер».

— Приезжайте к нам еще, сеньор Корнель, — радушно сказал король. «В горах у нас отличная охота, загоним оленя, я вам приготовлю его так же — на костре. Настоящая мужская пища».

— А ведь я могу и не вернуться из Нижних Земель, — равнодушно подумал Корвино, купаясь в тепле и запахе сосновой смолы. Птица все пела — настойчиво, словно пытаясь что-то сказать.

— Если была бы кукушка, спросил бы, сколько мне лет жить осталось, — усмехнулся он. «Или до октября всего лишь? Понятно, зачем я там Филиппу нужен — не Фарнезе же на плаху класть, в случае чего. А тут удобно — я под рукой, будет на кого свалить отравление, если что-то подозревать начнут».

Он услышал звон колокола откуда-то снизу, и, потянувшись, поднялся — пора было идти в Ватикан, на аудиенцию к папе Григорию.

В саду пели птицы. Пахло цветами, и было тихо — только легонько шуршал гравий под ногами швейцарских гвардейцев, что прогуливались по дорожке в отдалении.

— Дорогой мой синьор Корвино, — задумчиво сказал папа, погладив ухоженную, волнистую бороду, — я сейчас занимаюсь реформой календаря, и, право слово, не способен уследить за всем сразу. Пусть король Филипп что хочет, то и делает в Нижних Землях, главное — вытравить оттуда протестантскую заразу.