Нелли Шульман - Вельяминовы. Начало пути. Книга 2

— Карманники есть в любом уголке мира, ваша светлость, — Виллем рассмеялся и выпил еще.

«А Эдо — будущая столица Японии, поверьте моему слову».

— Я подготовил указ о ваших привилегиях, — вдруг сказал даймё. «Вы смелый человек, капитан, мне как раз нужны такие союзники. Возвращайтесь и привезите мне пороха, ружей, в общем, — дайме поднялся, и Виллем тут же встал, — всего, что нужно для войны».

— Вы будете воевать, ваша светлость? — осторожно поинтересовался капитан.

— Я буду объединять Японию, — коротко ответил Токугава. Виллем, слушая, как поет за окном какая-то птица, внезапно спросил: «А что этот Оборотень, ваша светлость? Кто он такой?».

— Интересный человек, — улыбнулся даймё и вышел в распахнутые перед ним, огромные, в три человеческих роста, деревянные двери.

— Так как вас зовут, еще раз? — Токугава посмотрел на стоящего перед ним человека. Тот блеснул дерзкими, голубыми, глазами и ответил:

— Оками Масато

— Волк, значит, — усмехнулся даймё.

— Волк, — подтвердил юноша. «Не старше двадцати трех-четырех, — подумал Токугава. «Но какая восхитительная наглость. И японский у него отменный — он еще Сайгё мне вздумал цитировать, мерзавец».

— Откуда вы, и сколько уже в Японии? — спросил Токугава.

— Какая разница? — легко ответил молодой человек. «Как я понимаю, меня тут похоронят, так, что не имеет значения, ваша светлость. Однако жаль, что я не увижу, как вы станете сёгуном»

— Язык свой придержите, — буркнул даймё и хлопнул в ладоши.

Невысокий, смуглый, юноша — широкоплечий, с повязкой, что прикрывала глаз, неслышно появился из-за шелковой ширмы. Изящное, черное с золотом кимоно, украшали силуэты порхающих птиц, из-за пояса виднелись два меча.

— Мне оказана честь сэппуку? — красивые губы Масато чуть улыбнулись.

— Меня зовут Датэ Масамунэ, — сказал юноша, — я будущий даймё провинции Тохоку.

— Одноглазый Дракон, да — Масато посмотрел на него — внимательно. «Это же вы убили родного брата и сами удалили себе раненый глаз?»

— Я, — согласился Датэ.

— Почему тогда «будущий»? — удивился Масато.

— Потому что ее еще надо завоевать. С вашей помощью, — Масамунэ протянул белокурому юноше руку и тот, не колеблясь, пожал ее.

— Смотрите, — вдруг сказал Масато, взглянув в окно, — вишня расцвела.

— Пойдемте, — Датэ указал на дверь, — полюбуемся садом, поговорим.

Оставшись один, Токугава задумчиво потер подбородок и пробормотал: «Только того, кто умеет ждать, можно назвать сильным. А этот, Масато, — даймё усмехнулся, — умеет, хотя и молод».

Даймё вышел на деревянную, прохладную террасу и посмотрел на вишни — розовые, нежные лепестки чуть трепетали под теплым ветром с запада.

Федосья, взяв за руку Марфушу, водила ее по мелкой, теплой воде. Девочка пошлепала смуглыми ножками, и, подняв голову, спросила: «Данилка где?».

Женщина улыбнулась — дитя начало бойко болтать, как раз той осенью, когда их каяк уже добрался до островов на восходе солнца. Арлунар вздохнув, погладил дочку по голове: «Ну, пусть уж на твоем языке говорит, а как я тебя с сыном на юг провожу — так мы с ней вернемся, и тут жить будем».

— Не опасно тебе здесь? — озабоченно спросила тогда Федосья.

— Нет, — шаман чуть улыбнулся. «Язык тут похож, но люди это не наши. Но люди хорошие, сама, же видишь».

Федосья закрыла глаза и подставила лицо солнцу — тут было совсем тепло. Берег был мелкого, белого песка, в отдалении, на холмах, поднимался сосновый лес, волны легко шумели, и она ответила, присев, поцеловав девочку в мягкую щечку: «Охотятся с отцом твоим, а мы давай ракушек соберем, хорошо?»

— Хорошо, — чуть картавя, ответил ребенок и добавил: «А потом купаться!»

— Какая ж ты красивая, — искренне сказала Федосья, когда они уже подошли к обросшим ракушками камням.

Девочка была в мать — изящная, хрупкая, с длинными, мягкими черными волосами и темными, миндалевидными глазами. Марфуша посопела носиком и вдруг сказала, подняв голову: «Ты тоже, мама!»

Оставив сплетенную из травы сетку с ракушками на берегу, женщина пощекотала дитя и сказала: «Водичка, какая хорошая, пойдем, поплещемся!»

— Вот так, — сказал Арлунар, положив руки ребенка на маленький лук. Данилка отбросил со лба темно-русую, играющую бронзой прядь, и выпустил стрелу. Она вонзилась прямо в грубо нарисованную углем на стволе мишень.

— Молодец, — улыбнулся шаман и велел, медленно подбирая слова: «Ну, беги, доставай, еще постреляем. Птицы у нас на ужин есть уже, — он похлопал по висящей на плече связке.

— Какие тут деревья большие! — закинув голову, сказал Данилка. «В небеса уходят. Там мой папа, — добавил ребенок, чуть погрустнев, — на небесах». Он вынул стрелу и повернулся к шаману: «А почему ты не хочешь быть моим папой? Ты меня не любишь?»

— Люблю, — ответил Арлунар. «Но у тебя есть своя земля, а у меня — своя».

— Мне тут нравится, — хмыкнул Данилка, вдохнув запах нагретой солнцем хвои. «Давай останемся»

— Ты поплывешь со своей мамой на закат, у тебя там большая семья, — улыбнулся шаман, — а я с Миа вернусь туда, — он махнул рукой на север.

— А у меня еще будет отец? — серьезно спросил ребенок, натягивая тетиву.

— Конечно, — уверил его Арлунар и, увидев, как колеблется оперение, ласково проговорил: «Ты удивительно меткий мальчик, станешь отличным охотником».

Данилка покраснел и пробурчал: «Я смогу и лучше, как вырасту».

Корабль, распустив паруса под легким южным ветром, медленно дрейфовал в виду берегов.

— Скучно тут, — хмыкнул кто-то из команды, прищурившись, рассматривая белую, далекую полоску. «Песок и сосны, больше ничего нет. И людей мы с Мексики не видели, в горах прячутся, наверное. Однако интересно, что там, на севере».

— Мы продвинулись дальше, чем экспедиция Кабрильо, почти полвека назад, — хмыкнул капитан, рассматривая карту. «Они остановились на сороковой широте, а мы, судя по утренним измерениям, уже на сорок третьей. Надо было, кстати, зайти в тот залив, что мы видели севернее тридцать восьмой широты — из него может выйти хорошая гавань».

— Ну, а тут уже уединенных заливов нет, — рассмеялся помощник. «Сами видите, галеонам, что идут из Манилы с грузами, будет нигде не спрятаться».

Капитан пригладил золотистые, чуть побитые сединой на висках волосы, и, распрямившись, ответил: «Ну, а кто у них остался? Рэли впал в немилость у этой протестантской сучки, а Ворон, — он усмехнулся, — вышел в отставку и сидит в Амстердме, говорят».

— Дрейк стар, — помощник почесал в голове, — он сюда больше не сунется, плавает только на Карибах, зато вот эта парочка…, Кавендиш и его первый помощник…

— Яблочко от яблони, — нехорошо улыбнулся капитан. «Говорят, Николас Кроу после каждого расстрелянного им корабля рисует на борту «Желания» силуэт ворона. Ему еще девятнадцати не исполнилось, он два года всего на морях, а таких воронов там уже — за десяток перевалило. Ну, мы с младшим Кроу еще поквитаемся, обещаю вам.