Нелли Шульман - Вельяминовы. Начало пути. Книга 2

Девушка встряхнула головой, и, перекрестившись, прошептала: «И пусть. Убегу с ним, в ту же Италию, и никто нас не найдет. Зачем мне эта дикая Москва, зачем неотесанный царевич? Папа меня хочет выдать за него замуж, потому что мы в долгах, вот и все».

Она подошла к венецианскому зеркалу и поправила черные, отливающие синевой волосы.

«Он на меня смотрит, когда портрет пишет, — тихо сказала себе Марина. «Я же видела, смотрит. Любуется. А жена его тут пусть остается, я ему тоже сыновей рожу, не хуже».

Она поцеловала жемчужный, маленький крестик, и, тихо толкнув дверь, оглянувшись вокруг, пробежала по галерее и стала подниматься вверх, по узкой, витой каменной лестнице.

Деревянная, тяжелая дверь мастерской была закрыта. Марина приникла глазом к большой, причудливой замочной скважине и внезапно, зло, скомкала подол шелкового платья.

— Курва, — неслышно сказала Марина. «Сучка проклятая, да гореть тебе в аду!».

Из-за двери раздался низкий, счастливый стон, и его властный голос: «А ну давай, садись»

— Я не выдержу, — измученно смеясь, ответила женщина и тут же опять застонала: «Да, да!»

Марина увидела, как она откинулась назад — каштановые, длинные волосы коснулись пола, и, закусив губу, тяжело дыша, попросила: «Еще!».

— Да я тебя только на рассвете отпущу, — ответил он. Марина, наклонив голову, отвернувшись, почувствовала, как ее глаза наполнились слезами.

Дорога на Львов, — широкая, накатанная, вилась, уходя за горизонт, и Болотников, стоя на холме, проводив глазами золоченую карету с конным эскортом, посмотрел на восток. Солнце уже взошло, и лес играл осенним, золотым светом.

Он опустился на землю, и, сорвав травинку, повертел ее в руках, вспоминая карту. «Тула и Калуга, да, — мужчина хмыкнул. «Пан Теодор, как я посмотрю, с военным делом хорошо знаком, ну, впрочем, он крепости строил, даже вон, тот самый Белый Город, только потом в Польшу сбежал. Он — в Польшу, я — у казаков гулял, а теперь обратно в Москву вернемся».

Болотников, закинув руки за голову, лег на спину. Высоко в небе парил сокол. «Холопы, конечно, бросят оружие, как только им скажешь, что за истинного царя воюем. С боярами труднее будет, — он прикусил травинку зубами, — ну да ладно, вон, Мнишек говорил, что много недовольных царем Борисом. Сдох бы он, все проще было. А потом наследника, Федора этого — задушить, девку, Ксению, — вырвать язык, и в монастырь, и все — пусть Димитрий Иванович царствует спокойно».

Небо было пронзительным, голубым, как сапфиры на рукояти его сабли, как холодные, спокойные глаза.

«Я бы его и сейчас убил, — подумал Болотников, — однако нельзя. Надо уметь ждать. Как это Рахман-эфенди в Стамбуле говорил: «Не горячись, сам ты никуда отсюда не убежишь.

Погоди, я тебя пристрою гребцом на галеру, и в первой же стычке просто спрыгнешь в воду».

Умный был мужик, конечно, и на турка не похож — светловолосый, сероглазый. Говорил, мать его отсюда, из Польши. Он ведь меня спас, если бы не он — сдох бы я на том базаре. Он вообще европейцев выкупал, у него в доме кого только не было. И тоже отлично оружием владел. А так — пройдешь и не заметишь, маленького роста, и лицо не запомнить».

Болотников внезапно улыбнулся: «Ну что ж, если надо, то подожду. Не для того в турецком плену выжил, чтобы здесь свою голову сложить. А там, на Москве, я их найду, и уж тогда пан Теодор от меня не уйдет. Кто я здесь — такой же холоп, она и не смотрит на меня. А с вотчинами, с боярством — посмотрит, тем более, когда овдовеет. А об этом я позабочусь».

Мужчина поднялся и посмотрел на очертания замка вдали. «Ну вот, Мнишек сказал, что царевич уже на пути сюда. Не царевич, — поправил себя Болотников, — царь Дмитрий Иванович, законный наследник трона московского».

Он положил сильные пальцы на рукоять сабли и, раздув ноздри, вдохнул сладкий, осенний воздух: «Ох, погуляю. Как я с казаками гулял — то по юности было, а сейчас, на четвертом десятке, да еще и с армией холопской подо мной, — в крови там все потоплю».

Марина отложила замшевую тряпочку, которой полировала ногти, и взглянула на пани Эльжбету — искоса. Длинные ресницы были опущены, под глазами виднелись темные круги, и, — увидела Марина краем глаза, — на прикрытой скромным кружевным воротником шее проступали очертания синяков.

«Из кареты ее не вытолкнешь, — холодно подумала Мнишек. «Мы хоть одного роста, но она сильнее. Кричать еще начнет, а тут охрана. И отравить ее никак не удастся — я бы в Львове купила мышьяка, у аптекаря, однако меня одну никуда не отпустят, а при ней яд тоже выбирать не будешь. Хотя зачем грех на душу брать? Просто приду к нему и все скажу, когда вернемся.

— Он не выдержит, — красивые, тонкие губы Марины усмехнулись, — он ведь мужчина, и какой мужчина, — девушка почувствовала, что краснеет. «А потом ему придется меня увезти — иначе папа его убьет. Вот и все. Там, в Италии, — она томно закрыла глаза, — он всегда будет моим».

Лиза подняла ресницы и улыбнулась: «Почитать вам, пани Марина? У меня та книжка с собой, что отец Тадеуш из Рима получил. Ну, о страданиях умерших за веру».

— Почитайте, пожалуйста, — горячо сказала девушка. «Какие праведники, пани Эльжбета, ведь вы подумайте — уже есть много свидетельств того, что на месте казни отца Джованни, да хранит Господь его душу, — девушка перекрестилась, — люди исцеляются от болезней».

— Да, — Лиза потянулась за бархатным мешочком, — ну, надеюсь там, на Москве, нашим пастырям не придется жертвовать собой».

— Даже если придется, пани Эльжбета, — девушка оправила темно-серую, отделанную серебряной прошивкой шелковую юбку, — то жертва, угодная Богу, святая жертва. Этот ведь отец Франсуа — он тоже, на кресте погиб, да упокоит его Иисус.

— Аминь, — Лиза перекрестилась и начала читать: «Оказавшись в Нагасаки, я первым делом посчитал своим долгом записать все, что случилось в наших странствиях, а также честно и без прикрас поведать о мученической смерти моего товарища, который отдал свою жизнь, для того, чтобы спасти семью христиан от казни…»

Марина смотрела на алые, красивые губы женщины и вдруг подумала: «Вчера-то другое теми же самыми губами говорила, курва. Да и…, - вспомнив что-то, Марина отчаянно покраснела, и пани Эльжбета, прервавшись, озабоченно спросила: «С вами все в порядке?»

— Да, да, — пробормотала девушка, — жарко просто, я окно открою.

— Конечно, — женщина улыбнулась и вернулась к чтению, а Марина, опустив веки, вздохнув, сказала себе, твердо: «Ничего не бойся. Все будет так, как ты хочешь».

— Ну вот, — Юрий Мнишек отложил письмо и победно улыбнулся, — мой зять, Константин Вишневецкий, уже на пути сюда, с царевичем Дмитрием Ивановичем.

Теодор посмотрел на карту и задумчиво сказал: «Все равно, ваша светлость, боюсь, что полутора тысяч ваших добровольцев и двух тысяч казаков из Сечи не хватит, чтобы взять Москву. Даже с холопской армией на юге, да и, — мужчина поморщился, — не верю я, что пану Болотникову удастся собрать больше, тысячи сторонников. И артиллерии у нас нет, а у них, — Теодор кивнул на восток, — отличные пушки».