Нелли Шульман - Вельяминовы. Начало пути. Книга 2

— Меня, может, матушка еще заберет отсюда, — ответила Анхелика. «Ты же знаешь, я говорила тебе — моя младшая сестра, ну, сводная, болеет. Если она умрет, то отчим матушке разрешит меня взять домой».

Сестра-келарь зашла на кухню и сварливо сказала: «Все болтаете, а ну быстро за водой!»

Девочки, заторопившись, поклонились. Подхватив ведра, пробежав по саду, они подошли к большому, каменному колодцу.

— Давай я, — предложила Анхелика, — я ведь сильнее.

— Тогда обратно я понесу ведро, — ответила Белла, — иначе нечестно будет.

Старшая девочка прицепила ведро к веревке, и, спустив его вниз, тихо спросила: «Знаешь, почему у сестры-келаря шрам через все лицо? Мне сестра Исабель рассказала, по секрету».

Белла помотала головой.

Анхелика вытащила воду, и, перелив ее в ведро Беллы, сказала: «Это давно было, больше двадцати лет назад, сестра Исабель тогда тоже молодой была. А сестру-келаря в миру Ориана звали. Ее муж был тут каким-то начальником воинским, и уехал на север, в Панаму, надолго. А когда приехал — она ребенка ждала. Не от него, понятное дело, — добавила Анхелика, подняв бровь.

Белла ахнула, и, распахнув зеленые глаза, спросила: «А от кого?».

— Да кто ж знает, — пожала плечами Анхелика. «Ну вот, он ее бил, пока она ребенка не выкинула, а потом разрезал кинжалом щеки и сюда привез. И ногу сломал еще, она теперь навсегда хромая, ну ты видела, как она ходит».

Белла кивнула и неслышно спросила: «А он потом на другой женился?».

— Наверное, — Анхелика хмыкнула. «Ну, брак ему аннулировали, в Риме. Там же твой отец, в Риме, сейчас, мать-настоятельница говорила. Или в Мадриде?».

— Я не знаю, — Белла чуть дернула уголком красивых губ. «Он ведь не пишет мне. Пойдем, а то тесто засохнет, сложно отмывать будет».

Она подхватила ведро и, не оборачиваясь, зашагала к маленькой, ведущей в подвальную кухню двери.

— Возьмите печенья, — сказала Белла, подвинув женщине маленькую глиняную тарелку. «Это я сама пекла, донья Эухения».

Нежные пальцы отломили кусочек, и женщина — в простом, грубой шерсти коричневом платье, и таком же чепце, улыбнулась: «Очень вкусно. Ну, что давай начнем с Adoro Te Devote, а потом посмотрим».

Донья Эухения села к верджинелу, и, посмотрев на девочку, как всегда, подумала: «Какая она хорошенькая, глаза, словно изумруды. И голос ангельский, конечно». Белла пела, опустив ресницы, перебирая розарий, а когда мелодия закончилась, вздохнув, сказала:

«Когда я приму обеты, мать-настоятельница сказала, что разрешит мне петь в церкви, с другими сестрами. Скорей бы!»

Провожая учительницу к выходу, девочка спросила: «А как ваш батюшка, донья Эухения?».

— Все так же, — вздохнула женщина. «Вот уже три года, как он ногу потерял, а боли его еще беспокоят».

— Дай Бог ему здоровья, — перекрестилась Белла, и, помявшись, спросила: «А почему вы не выходите замуж, донья Эухения?».

Женщина поправила белокурую прядь, что выбивалась из-под чепца, и грустно ответила:

«Мне ведь уже двадцать шесть лет, милая, и приданого у меня нет, — у батюшки только пенсия его, и все. Да и куда я от дона Эрнандо поеду, за ним ведь уход нужен. Так что, вот, пока уроки даю, откладываю деньги на взнос, чтобы потом постричься. Ну, беги, милая, — женщина наклонилась и поцеловала Беллу в лоб, — до следующей недели».

Белла посмотрела вслед стройной спине, и, вздохнув, пошла в церковь, — звонили к обедне.

Рынок уже разъезжался, индейцы отдавали овощи за гроши, и Эухения, нашарив в бархатном мешочке медь, подумала: «Вот как удачно, что мы с Беллой заболтались, теперь и торговаться не надо, а то стыдно все-таки, на глазах у этих кумушек просить скинуть цену».

Она взяла картошки и вздохнула: «Там кости от вчерашнего цыпленка остались, сварю суп, его на два дня хватит. А потом придумаю что-нибудь, может, вперед плату попрошу, хотя это неудобно, конечно. Если бы папа еще не…, - она жарко покраснела и одернула себя: «У него боли, и хирург сказал — до конца жизни так будет. И вообще — нельзя ругать своего отца, даже в мыслях».

Индеец стал высыпать овощи в корзинку и одна картошка, упав, переворачиваясь, покатилась по булыжным камням рыночной площади. Эухения, было, рванулась за ней, но высокий, русоволосый юноша, что шел мимо, поднял картошку и весело сказал: «Я ее первый поймал, сеньора!».

Женщина покраснела и пробормотала: «Большое спасибо».

Юноша положил картошку на место, и, легко подхватил корзинку: «Готов идти за вами, хоть на край света, только покажите дорогу».

Эухения зарделась, и молодой человек, поправив шпагу, поклонился, взглянув на нее зеленовато-голубыми, красивыми глазами: «Сеньор Дэниел де Леон, к вашим услугам».

Капитан Ньюпорт окунул перо в чернильницу и сварливо сказал: «де Лобо», — некрасиво, будешь львом, дорогой мой Вулф, понял? И не шали там, попытайся найти сестру, разведай, что с золотом на складах, и возвращайся обратно. Не лезь на рожон, понял, твой дядя двоюродный, капитан Кроу, уже вон, допрыгался, третий год как никто его не видел, а жаль — отличный моряк был.

— Не буду, — улыбнулся Дэниел, принимая бумаги.

— Эухения де Монтойя, — она присела, и Дэниел увидел, как закатное солнце осветило золотом белокурую прядь на виске. «А глаза — словно каштаны», — подумал он. «Господи, какая красавица. И маленькая, мне до плеча, не достает, куда ей корзинки еще таскать».

— Так покажите, — ласково попросил он. «А то я хочу отнести, и не знаю — куда. Пожалуйста».

— Спасибо, — она опять присела. «Тут недалеко, правда, я сама».

— Пожалуйста, — еще раз попросил сеньор Дэниел, и Эухения, потрогав четки, сдалась:

«Идите за мной, тогда».

— Вы давно в Картахене? — спросил он женщину, когда они обогнули кафедральный собор и вышли на узкую, усаженную пальмами улицу.

— Три года, — смущаясь, ответила она. «Раньше мы жили, на севере, в Сент-Огастене, мой батюшка там был комендантом крепости, но потом его ранили, в сражении, он теперь пенсию получает. Ну, мы сюда и переехали, тут врачи лучше. Вот, мы и пришли, — она остановилась у простого домика с некрашеной дверью. «Спасибо вам, сеньор Дэниел».

— Давайте я на кухню занесу, — предложил юноша.

— Нет, нет, я сама, — испугалась донья Эухения. «Что вы!»

— А вы завтра на рынок пойдете? — глядя в карие, большие глаза, спросил Дэниел. «Просто я должен знать — вдруг вам что-то еще поймать надо будет, тогда я там буду стоять и ждать вас, с самого рассвета, — он улыбнулся.

— Послезавтра, — пробормотала донья Эухения, не поднимая глаз. «Как сейчас, вечером».

— Ну вот, — он склонил голову, — спасибо вам, сеньора. Послезавтра буду там, — юноша низко поклонился, и ушел, а Эухения, стоя на пороге, посмотрев ему вслед, сердито прошептала: