Михайло Старицкий - РУИНА

— Буду! — прошептала она, стискивая в руке лоскуток бумаги. — Буду, коханый мой, или умру!

Самойлович давно недолюбливал Марианну.

Своим независимым, воинственным характером и беззаветной преданностью Дорошенко и Гострый, и Марианна успели уже вооружить против себя значительную часть левобережной старшины, а в том числе и Самойловича. Последнее же происшествие еще более усилило его ненависть к ним.

Самойлович понимал, что, имея у себя под боком таких сильных и популярных среди народа людей, как Гострый и Марианна, можно было каждую минуту ожидать какого-нибудь переворота. Их надо было устранить во что бы то ни стало.

Но теперь для этого не было времени, а потому злопамятный, а вместе с тем расчетливый и холодный Самойлович отложил расправу с Гострым и Марианной до другого, более благоприятного времени. Теперь же он занялся устройством ближайших дел.

Так как не было никакой возможности освободить польских послов, заключенных в неприступном замке Гострого, то Самойлович решил хоть сообщить об этом неожиданном аресте Ханенко, а также и членам Острожской комиссии.

К Ханенко он отправил верного человека, а полякам решил сообщить сам по приезде своем в Киев.

Эту поездку Самойлович устроил весьма ловко.

Многогрешный сам поручил ему отправиться в Киев, чтобы переговорить с ляхами насчет бесчинств, творимых вокруг святого города.

Гетман передал Самойловичу свое письмо, а также поручил ему переговорить и лично с ляхами. Таким образом, Самойловичу было чрезвычайно удобно шепнуть при свидании с поляками об аресте острожских послов.

Между прочим, Самойлович предусмотрительно внушил гетману, что до поры до времени надо скрыть от всех посылку его в Клев, чтобы враги не усмотрели в этом каких-либо тайных сношений с Дорошенко.

Гетман вполне согласился с ним, и, таким образом, Самойлович с спокойной совестью начал приготовляться к отъезду.

За день перед отъездом он призвал к себе Домонтовича, Райчу и Мокриевича. Он передал им, что слабые подозрения, возникшие у него насчет тайной дружбы Многогрешного и Дорошенко, теперь уже совершенно укрепились, что он вполне уверился в существовании этих тайных сношений и вот отправляется на правый берег только за тем, чтобы добыть доказательства этой дружбы и разузнать, какие планы преследуют оба гетмана, а когда ему удастся запастись этими сведениями, тогда уже времени нельзя будет терять, ибо дружба гетманов погубит не только всю Украйну, но и всю старшину. А пока что Самойлович просил товарищей не говорить никому об его отъезде и внимательно наблюдать за гетманом.

Весть эта чрезвычайно обрадовала товарищей, и они обещали исполнить все в точности.

С своей стороны и Фрося также не теряла даром времени. Тотчас же после получения известия от Самойловича -она начала подготовлять почву для своей поездки.

Она удвоила свои ласки к гетману, употребила все усилия, чтобы уверить гетмана в своей любви, — и совершенно очаровала его, и снова беспредельно завладела его сердцем.

Вскоре хлопоты ее увенчались полным успехом. Гетман отнесся вполне благосклонно к желанию гетманши отправиться на богомолье в Киев и даже одобрил такое благое намерение, тем более, что его ревнивому сердцу не чуялось в этом путешествии ничего опасного.

Гетманша так искренно желала помолиться Богу, что хотела было даже отправиться пешком в Киев, но ввиду рыскающих под самым Киевом разбойнических шаек, гетман отговорил ее от этого намерения.

Решено было, что гетманша поедет в сопровождении сильного эскорта, которому было приказано не отступать ни на шаг от ее ясной мосци.

Хотя это последнее приказание пришлось Фросе и не по вкусу, но делать было нечего, надо было покориться. Впрочем, она надеялась, что прозорливый ум Самойловича сумеет преодолеть все препятствия и что он, несмотря на стражу, устроит свидание с нею.

Ни Мазепе, ни Остапу, ни Кочубею не пришла в голову истинная цель паломничества гетманши.

Конечно, никто из них не верил в искренность ее желания помолиться Богу, но все полагали, что этот маневр изобретен гетманшей для того, чтобы окончательно уверить гетмана в своем раскаянии.

Таким образом, ничто не мешало отъезду гетманши; через два–три дня, нежно распрощавшись с гетманом, гетманша отправилась в путь.

Был ясный морозный день, безбрежное снежное поле горело миллионами бриллиантов. Добрые кони мчали стрелой возок гетманши по гладкой сверкающей дороге.

Закутавшись в свой дорогой байбарак, гетманша прижалась в уголок возка и, зажмуривши глаза, предалась своим сладким мечтам. Как в этом снежном поле, так и в душе ее, все горело и сверкало миллионами радужных огней.

Наконец-то этот страстно жданный миг свиданья настанет, наконец-то она увидит того, для кого не пожалела бы жизни!

Нетерпение сжигало гетманшу, она старалась всячески развлечь себя, чтобы заставить скорее бежать ленивое время, а время, словно назло, казалось, совершенно остановилось в своем течении.

Но так как всему на свете приходит конец, то наступил конец и мукам гетманши.

Путешествие совершалось без всяких неприятных приключений, и наконец на четвертый день небольшой отряд благополучно въехал в Киев.

Гетманша не захотела останавливаться в Киеве, а велела сейчас же ехать в Печеры 1, небольшой городок, расположенный от Киева верстах в трех–четырех.

__________

1В то время Лавра составляла совершенно отдельный городок, называвшийся Печерами. Местность между нею и Михайловским монастырем была покрыта густым лесом и была совершенно необитаема.

Дорога от Киева к Печерам шла через густой лес; этот лес и служил прекрасной защитой для разбойнических шаек, ютившихся здесь в глухих оврагах, пещерах и нападавших весьма часто на плохо защищенных богомольцев.

Гетманша напряженно смотрела по сторонам, но не страх заставлял ее беспрерывно оглядываться; она надеялась встретить дорогого, любимого человека. Несколько раз отряд ее обгонял богомольцев, направлявшихся к Печерам, но среди них не видно было никого, хоть сколько-нибудь похожего на Самойловича.

«Он уже там. Ждет!» — решила про себя гетманша и приказала своим людям подогнать лошадей.

Через полчаса отряд гетманши въехал в небольшой городок Печеры, окруженный толстой каменной стеной с бойницами и подъемными мостами.

Прямо против Печерского монастыря находился женский Воскресенский монастырь, так же обнесенный высокой каменной стеной. Гетманша остановилась в монастыре, отряд же ее остановился в Лавре.

Фрося задыхалась от нетерпения, Каждая ее жилка дрожала и рвалась навстречу к страстно любимому коханцу, а между тем ей надо было раньше свидеться с матерью игуменьей, передать ей привезенные дары, осмотреть монастырь, отдохнуть в своей келье, и при этом она должна была еще держать себя так, чтобы никто не заметил ее страстного нетерпения.