Анатолий Аргунов - Студенты. Книга 1

— Вот-вот, именно затягивает, как водоворот, — со смехом повторил Владимир Александрович. — Ведь теперь как — все обо всех всё знают: кто и сколько берёт за хорошую отметку. Не то, что раньше. Ну, были протеже, но единицы. Теперь всё решают деньги. И что интересно — сделать ничего нельзя. Система срабатывает. Я пытался и так, и сяк с ней бороться. Но тщетно. И начинается всё на стадии репетиторства. Репетитор, как правило, наш преподаватель, начинает готовить своего клиента за год до экзаменов. Естественно, за деньги и довольно приличные. Ну, а потом и вовсе выводит на вступительный экзамен через нужных экзаменаторов. Все жить хотят. На зарплату ноги протянешь, вот и берут. При этом поймать с поличным почти невозможно. Все шито-крыто. Каждый год меняю председателя и состав экзаменационной комиссии, а толку никакого. Всех преподавателей не сменишь.

— Да… — протянул понимающе Савва Николаевич, откинувшись на спинку кресла. — Везде одно и то же. Вы думаете у нас на периферии лучше? То же самое. Правда, методы другие. У нас берут якобы пожертвования на ремонтные работы, покупку техники и всё в этом духе. А кто сколько взял, можно лишь догадываться. Вот времена пошли… Владимир Александрович, а может, мы сами виноваты, что так пошло дело? Вот я к вам приехал просить за внука, потом ещё кто-то, и так дело расширяется на всех уровнях.

— Да бросьте вы, Савва Николаевич, ерунду-то, извините, говорить. Я вот вашего внука считаю особенным случаем, протеже, так сказать, по сословию врачебному. Это всегда было и всегда будет. Кроме того, я же не собираюсь зачислять внука без экзаменов. Сдавать будет как все. Я лишь дам команду проследить, чтобы не завалили. А как сдаст, такой и будет результат. Не сдают часто не потому, что не знают, а от волнения или от напора экзаменатора. Хоть какого вундеркинда завалят, если захотят. Вот и весь секрет моего участия. Да я даже каждому профессору на кафедре лимит на своего, можно сказать, протеже установил, чтобы хоть какой-то порядок в этом вопросе навести. Да где там! Нет, Савва Николаевич, живём мы в другое время, и методы другие. Поэтому приходится приспосабливаться, если хочешь выжить.

— Это верно, — в очередной раз согласился Савва Николаевич. — Я вот, к радости многих моих коллег могу отказаться от участия в экзаменах, а вам невозможно — положение обязывает. Сочувствую! А давайте, Владимир Александрович, ещё по одной рюмке. Да мне пора и честь знать. Тем более дел у вас невпроворот. И дома, судя по всему, напряжёнка. Не хочу ваше время отнимать.

Владимир Александрович разлил ароматный коньяк по бокалам:

— Всех дел всё равно не переделаешь, а с коллегами так задушевно не часто поговоришь, — грустно заметил он и предложил: — Давайте за новую встречу поднимем этот бокал!

— Согласен, — ответил Савва Николаевич.

— Вот и чýдно.

Они чокнулись и молча выпили.

— Теперь до августа. Жду вас здесь в это же время. Надеюсь, выпьем за нового студента Мартынова-младшего, — уже серьёзно напутствовал Владимир Александрович своего коллегу.

Они обнялись, и, попрощавшись, Савва Николаевич вышёл из кабинета ректора. На улице ветер приятно охладил разгоряченного коньяком и беседой Савву Николаевича. Он ещё раз посмотрел на окна своего бывшего общежития, грустно улыбнулся и зашагал к машине. «Прошлого не вернуть», — подумалось ему в эту минуту.

Откинувшись на спинку сиденья, Савва Николаевич минуты две молчал, справляясь с мыслями. Водитель, крепко сбитый парень, терпеливо ждал распоряжений и не торопил шефа, зная его решительный характер и отрицательное отношение к разным расспросам.

— Вот что, Паша. Кати-ка ты меня домой. Хочу в нашу деревню, — вдруг выдал, к удивлению водителя, Савва Николаевич. — Не возражаешь?

— Нет, конечно, Савва Николаевич. Мне этот Питер вот где!

И Паша провёл ладонью по шее.

— Ты ладно, ладно, не очень-то распаляйся. Питер ему надоел! — с деланной строгостью пробасил Савва Николаевич. — Как что кому надо, так все в Питер, а так, видишь — надоел!

— Да я это к слову… — оправдывался Пашка.

— К слову — не к слову, а всегда так. Получил своё и забыл. Плохо это, — проворчал Савва Николаевич, уже не обращая внимания на водителя, который развернул машину и, плавно вливаясь в поток транспорта, понесся в сторону N-ска.

Паша сосредоточенно и молча крутил баранку, видя, что шеф не расположен к разговорам. Савва Николаевич действительно ещё не отключился от своего непростого разговора с ректором и пытался его переосмыслить.

За окном мелькали знакомые до боли Лиговский проспект, потом Московские Ворота, памятник Победы. Сделав поворот вокруг него, машина плавно вписалась в широкое Московское шоссе и стремительно полетела вперёд, лишь изредка притормаживая перед светофорами.

«Удивительно! — отметил про себя Савва Николаевич. — Всё идёт как по маслу. Даже привычных пробок на дороге нет. К чему бы это?» Точного ответа на вопрос у Саввы Николаевича, конечно, не было, хотя догадок сколько угодно. Возможно, там, на небесах, кто-то из тех, кто давно следит за его судьбой, решил преподнести Савве Мартынову подарок за всё то выстраданное и пережитое, что было в его жизни. Савва Николаевич прикрыл глаза и под убаюкивающую мелодию джаза, звучащую с любимой дорожной кассеты, медленно стал погружаться в свои воспоминания.

Савва снова увидел себя пареньком, сдающим государственные экзамены в школе. На удивление завучу и многим преподавателям, Савва получал одни пятёрки. Весть о том, что Савва знает какой-то секрет, позволяющий безошибочно отвечать на самые каверзные вопросы экзаменаторов, быстро разнеслась по школе. На него стали делать ставки, споря между собой, на сколько баллов он сдаст очередной экзамен. На кон ставилась пачка папирос, иногда дело доходило до полтинника. А Савва, словно загипнотизировав экзаменаторов, по-прежнему получал одни отличные оценки, иногда даже с плюсом. Молва дошла и до директора. Лев Абрамович вызвал Савву к себе в кабинет и без предисловия приступил к делу.

— Понимаешь, Савва, мы не рассчитывали, что ты будешь сдавать экзамены на отлично, и не запланировали для тебя медали. Сам знаешь, у нас всё по плану, а ты выбился. Так я хочу у тебя попросить прощения, если ты завтра получишь четвёрку. Мне за неплановую медаль голову в главке в Управлении образования оторвут.

— Лев Абрамович! Что вы так из-за меня переживаете? Если надо — ставьте тройку, чтоб наверняка.

— Ты не шути с этим, Савва. Я тебя серьезно спрашиваю: обидишься или нет? Я ж с твоим батькой в одном окопе подо Мгой лежал, когда наш эшелон «юнкерсы» бомбили. Николай Кирьянович спас меня, вытащив на себе контуженого. Все думали, что я убит осколком: лицо было серое, без чувств. А он меня не бросил, дотащил. Так что я по гроб жизни твоему отцу обязан и не могу так просто тебя обидеть, а значит, твоего отца тоже.