Анатолий Аргунов - Студенты. Книга 1

Ада Юрьевна улыбнулась.

— Спасибо!

Савва сорвался с места.

Так началась его халтура на «Скорой», закончившаяся любовью к профессии на всю жизнь. В каких только переделках ему не приходилось бывать за три с лишним года работы! Хватило бы на целый роман. Вот, например, однажды, ещё в начале его работы, ночью поступил звонок из морского порта. На иностранном судне, пришедшем из тропической страны, заподозрили бубонную форму чумы. Известие обрушилось на «Скорую», как упавшее на телефонную будку дерево. Несколько минут дежурная Мария Захаровна сидела как оглушенная, не зная, что отвечать. А в трубке настойчиво просили уточнить, какая бригада поедет, кто конкретно выедет, чтобы получить пропуск в порт, который охраняла военизированная охрана. Мария Захаровна сказала, что ответит через несколько минут, так как все машины на линии, на вызовах, и свободных машин сейчас нет.

Она солгала. Три бригады «Скорой помощи» после очередных выездов дожидались новой работы. Ночь выдалась на редкость спокойной. Мария Захаровна растолкала спящих мужчин и строго спросила:

— Как вы отнесётесь к госпитализации чумных больных?

Заспанный фельдшер подумал, что это очередная тревога по гражданской обороне, и поэтому, позёвывая, ответил:

— А никак. Хватит этих инсценировок, надоело. И без них работы хватает.

— Да я не шучу! В торговом порту заподозрен больной бубонной чумой. Кто из вас за ним поедет?

Фима с Колей переглянулись, не зная, что сказать.

— Вообще-то по очереди выезд должен быть у Фимы…

Но тот испуганно замотал головой:

— У меня некому за мамой ухаживать…

— При чём тут твоя мама? — вспылил Колька. — Твоя очередь, ты и езжай!

— Я не могу! — чуть не заплакал Фима. — Я… я боюсь. А во-вторых, у меня мама болеет. Если со мной что случится, кто будет за ней ухаживать?

Колька гнул свое:

— А мне завтра позарез нужно быть в институте с утра, я обещал сдать долги. Скоро госэкзамены, а у меня два «хвоста». Никак не могу.

Мария Захаровна посмотрела на Савву. Тот протирал заспанные глаза и ещё не успел вникнуть в ситуацию.

— Да какие проблемы? Я поеду, — ответил он, — при условии, что лишнее дежурство зачтётся — деньги нужны.

Мария Захаровна радостно вздохнула:

— Два, два дежурства поставлю, только выручи, Саввушка!

Нашли старые, протёртые во многих местах противочумные костюмы, натянули их на Савву и водителя и послали бригаду в порт.

На индонезийском торговом корабле в Ленинград привезли партию джута, идущего на плетение канатов для парусных фрегатов. Судно невзрачное на вид, которое можно было бы вообще принять за старую калошу, пришвартовавшуюся к высокому причалу. Оно болталось на порывистом балтийском ветерке и, казалось, вот-вот расколется о бетонный бок причала. Но внутри корабля было уютно и тепло, звучала восточная мелодия и пахло какими-то незнакомыми для Саввы запахами далекой южной страны.

Капитан, человек лет пятидесяти, с сединой в волосах, пригласил Савву в каюту и попытался на ломаном английском языке объяснить, что к чему. Но Савва и без переводчика сумел понять, что заболел матрос, лежит уже вторую неделю, при досмотре в порту русский врач сказал, что это чума. Их всех заперли на судне и никого не выпускают.

— Вы меня поняли?

— Yes, of course! — ответил Савва. — Покажите больного.

— O’key!

Капитан повёл Савву по узкому коридору прямо к трюму. Там была небольшая комнатка, в которой на койке лежал матрос, усыпанный чёрными волдырями на лице, руках. Савва, надев перчатки и маску, взял матроса за плечо.

— Come here, пойдём, пойдём.

Матрос всё понял, надел на себя куртку и матросскую кепку, опёрся на плечо Саввы и вышёл из каюты. Вдвоём они медленно, шатаясь от одной стены к другой, вышли на палубу и стали спускаться по трапу к стоящей рядом санитарной машине. В это время Савву догнал капитан, что-то сказал матросу на своём языке. Тот буркнул в ответ что-то такое, что заставило капитана выругаться чисто по-русски матом. Савва повернулся, чтобы попрощаться с капитаном, и увидел, что тот подаёт ему какой-то пакет.

— Present, please, present.

— Thank you.

Савва взял свёрток и повёл матроса дальше.

Вместе с шофером и матросом их поместили в обсерваторы. Так называются изоляторы из сплошных стёкол и раздвижных дверей с тамбуром, отдельной вытяжкой для воздуха, отдельным туалетом и раковиной.

«Вот влип!» — только сейчас дошло до Саввы. Санитар, который снимал с него одежду для санобработки, сказал, что их выпустят отсюда через сорок дней! Помывшись и переодевшись в чистое больничное бельё, пахнущее хлоркой, Савва безмятежно уснул, уставший от пережитого на дежурстве.

Утром его разбудила медсестра, подавшая через окошечко в двери градусник и набор баночек с притёртыми крышками. На каждой резинкой была прикреплена бумажка с подписями: «для мочи», «для рвотных масс» и тому подобное. Савва выполнил все указания и стал ждать результатов обследования. К вечеру неожиданно прямо в изолятор к нему пришёл пожилой и совсем седой профессор со свитой врачей. Осмотрел Савву и сказал:

— Повезло вам, молодой человек. Нет у матроса чумы. Фурункулёз у него, типичный фурункулёз, который развился у жителя южной страны на наш северный климат. Со «Скорой» Ада Юрьевна звонила, волновалась за вас. А я говорю ей — спит без задних ног ваш фельдшер, дважды заходил, а он все спит. Так что можете выходить, конец обсервированию. Маргарита Иосифовна, выписывайте Мартынова немедленно, а то он занятия пропускает, ему нельзя.

Когда врачи ушли, Савва, не дожидаясь бумаг, выскочил в коридор и, увидев знакомого санитара, потребовал у того свою одежду. Санитар заартачился, мол, ещё нет выписки и пока не принесут, ничего он не отдаст, с этим у них строго.

— Да выписан я, меня профессор только что отпустил. Вон он идёт по коридору, — показал Савва на удаляющуюся делегацию врачей.

— Капитаниди?

— Ну да, он самый, — закивал головой Савва, — Капитаниди.

— Тогда другое дело. Сейчас медсестре позвоню: узнаю, если всё так, то забирай свои шмотки. Только носить их ты вряд ли сможешь.

— А что с ними?

— А то. После пароформалиновой камеры они как варёные макароны становятся, да и запах… Не советую надевать.

— Давай что есть, мне до общаги в чём-то надо добраться.

После звонков, каких-то ещё согласований Савве наконец отдали одежду и обувь. Как и говорил санитар, одежда выглядела так, как будто её вываляли в грязи, потом прополоскали в мыльной пене и высушили на солнышке. Получились заскорузлые, мятые и тошнотворно пахнущие лохмотья. А ботинки даже на ноги не налезли, так их перекосило. Смочив обувь в воде, Савва кое-как натянул её на ноги.

— А где пакет, с которым я сюда приехал?