Роберт Паль - Бессмертники — цветы вечности

Что касается меньшевистского ЦК, то о нем было сказано немало весьма нелестных слов.

В один из перерывов между заседаниями стоявший у окна Иван услышал за спиной знакомый голос. Обернулся — Володька Алексеев! Разодетый, сияющий, с пухлым портфелем в руках.

— Ну, забрались, скажу я вам! — тяжело отдувался он. — Еле отыскал. — И по-свойски широко улыбнулся: — Ну, как вы тут? Начали уже?

Подошел Эразм, крепко стиснул руку.

— Ну вот, а мы с братом уже волноваться начали: где он да как он? А он — вот он, собственной персоной и с грузом. С грузом ведь, земляк?

Поскольку из соображений конспирации делегаты выступали под вымышленными именами, подлинные имена не назывались даже в личных беседах. Догадливый Алексеев тут же учел это.

— Груз со мной, товарищ Петр. Доставил как было велено. Кому прикажете сдать?

Эразм не сдержался, крепко обнял парня.

— Считай, что уже сдал. И готовься в новую дорогу.

Вечером, на квартире, они долго говорили о своих делах. Новости, привезенные Алексеевым, не радовали. В Уфе идут повальные обыски и аресты. Многие боевики в тюрьме. Симская организация разгромлена. Некоторые заводские дружины, потеряв связь с партийными комитетами, становятся неуправляемыми.

— И все это из-за того, — заметил Эразм, — что нет на Урале единого партийного центра. Уральский областной комитет до сих пор не восстановлен, отсюда такая разрозненность и в наших рядах.

— Это дело нужно срочно поправлять, — поддержал его Иван.

— Каким образом?

— Пока нет единого партийного центра, нужно создать такой центр по боевой работе. Это первое. Второе: взяв все уральские боевые дела в свои руки, наведя порядок в своих рядах, мы сможем помочь укрепиться ослабленным репрессиями партийным комитетам. И третье: начать эту работу предлагаю с созыва всеуральской конференции боевых организаций по типу этой, Таммерфорской. Мы, Эра, просто обязаны это сделать, понимаешь?

Эразм надолго задумался. Иван видел, что брата мучают какие-то сомнения, но не торопил: пусть все хорошенько обдумает, взвесит, в случае чего можно и поспорить.

Но волновало Эразма совсем другое.

— Это потребует больших денег, Ваня. Где их возьмем?

— Деньги пока есть, — успокоил брата Иван.

— Сколько?

— Тысяч тридцать. Может даже больше.

Эразм опять помолчал.

— А знаешь, — заговорил он снова, — деньги эти нам придется отдать. Как они ни нужны нам на Урале, здесь они партии нужнее. Вот конференцию проводим, для закупки оружия за границей создаем две военно-технические группы, в Киеве и Львове открываем две инструкторские школы бомбистов, товарищи из военных организаций просят помочь с выпуском литературы для работы в армии… А подготовка нового съезда партии?.. Владимир Ильич очень надеется на помощь уральцев…

Теперь пришла очередь задуматься ему.

— Не тужи, Иван, — поддержал его неунывающий Алексеев, — двадцать пять тысяч мы так и быть выделим центру. А оставшихся до новой экспроприации нам хватит.

— Эксы, эксы… — вздохнул Иван. — Боюсь, на эти эксы мы все свои силы положим, а кто и когда будет делать главную работу? И как в чрезвычайных условиях, которые мы сами же создаем этими эксами, заниматься военным обучением рабочих, готовиться к массовому вооруженному выступлению? И не кажется ли вам, друзья, что при очень хороших планах практическая наша работа в последнее время приобретает какой-то однобокий характер?

Он высказал наболевшее. Ни Эразм, ни Владимир спорить с ним не стали. С тем и отправились на ужин, заботливо приготовленный для русских гостей хлебосольными хозяевами дома.

Утром Алексеев по заданию Эразма уехал в Петербург. Оттуда он отправится в Киев, где передаст местным товарищам свой «уральский гостинец», договорится о связях и попробует закупить ящик-другой оружия.

Проводив друга, Иван поспешил в Народный дом, где уже началось очередное заседание…

В горячих спорах, в живом товарищеском общении пролетела целая неделя, и вот конференция подошла к концу. Иван стал собираться домой.

— Ничего не выйдет, Ваня, — остановил его Эразм. — Наши выступления на конференции так заинтересовали представителей боевых организаций, что принято решение на специальном совещании обсудить опыт уральцев. Готовься к большому разговору.

После совещания Боевой центр попросил братьев Кадомцевых поработать в столичных организациях. Что было делать? Пришлось отложить свои уральские дела до лучших времен и взяться за работу в Петербурге, где началась решительная перестройка по уральскому образцу.

Гельсингфорс, Выборг, Невская и Нарвская заставы, Петербургская сторона, Васильевский остров… — где только не привелось побывать Ивану за эти зимние недели! В одном месте закупалось оружие, в другом оборудовался тайный склад, в третьем открывалась подпольная патронная мастерская, в четвертом разворачивала свою работу инструкторская школа…

После Нового года Иван не выдержал.

— Всё, брат, больше я не могу. Пора возвращаться. Вот вернется Ольга с деньгами, и мы уедем домой. Поторопись и ты.

И вот они уже едут. До Москвы добрались благополучно. Здесь закупили на двоих полное купе и облегченно вздохнули: ну, теперь уже скоро и Уфа! Как она там без них?..

— Больной, к вам гости, — подойдя к койке Гузакова, объявила нянечка. — Приглашать?

— Кто? — поднимаясь и натягивая больничный халат, спросил он.

— Какой-то господин… Фивейский, если верно расслышала. Прикажете звать?

— Такого не помню, — задумался Михаил и тотчас, сообразив, шумно обрадовался: — Ах, Фивейский, говорите! Родственничек прибыл! А я-то думаю, а я-то… Зовите же, наконец!

В палату в накинутом на плечи белом халате быстро вошел среднего роста молодой человек с большими девичьими глазами и светлыми усиками. Остановился, поставил на столик узелок с гостинцами, знакомо улыбнулся.

— Ну, здравствуй, что ли, дружище. Не признаешь?

— Ба, да это же сам Иван Кадомцев!

Михаил молча шагнул вперед, и они радостно обнялись.

— Ну, вот и ты здесь, Ваня. Значит, все в порядке… Значит, опять — за дело?

— Тебе-то, допустим, о делах еще думать рано?

— Пустяки! Не такой я хлипкий, чтобы какой-то простуде поддаться. Хоть сегодня — с тобой!

— Ну-ну, не геройствуй! Всему свое время, дорогой… Потерпи…

В палате никого, кроме них, не было, и они могли говорить свободно, не таясь. Усевшись на край, кровати, опять пытливо оглядели друг друга.

— А ты сдал, старина. Что врачи говорят?

— Воспаление легких было… Да еще ноги подморозил… Но теперь ничего, можно сказать, здоров.

— Это хорошо…

— А ты, Иван, все такой же. Где пропадал, куда ездил?