Лев Вирин - Солдат удачи. Исторические повести

Гордон отказался.

— Здесь становится жарко, — неторопливо продолжил Фишер. — Скоро турки будут нас взрывать. Я слышал, стрелецкие полковники хотят отступить за ретраншемент.

— Знаю. Начни отступать, не остановишься. Нынче ко мне при­шла целая делегация, дюжина пятидесятников из стрелецких полков. Уверен, их же командиры подучили. Говорят: «Пошто зря губить госу­даревых людей? Надо отступить!».

Я, со всей учтивостью, отправил их к наместнику Ртищеву. Ре­шает он. И к их собственным полковникам. Пусть не прячутся за мою спину. Кстати, Ганс, что у тебя с рукой?

Левая рука Фишера была замотана несвежим рушником.

Капитан сморщился:

— Чепуха! Третьего дня повредил щепкой. Ядро ударило в пали­сад. Правда, немного нарывает, да у меня есть волшебная мазь. Зажи­вёт, как на собаке.

— Смотри! А то я пришлю лекаря.

Гордон встал.

В этот день на город обрушилось 1008 ядер и 387 бомб.

Наутро в лагере турок было заметное смятение. Кто рвался к мо­стам, кто отступал. Многие уверяли, что осаду снимут уже сегодня. Од­нако перебежчик рассказал, что турки заготовили множество штурмовых лестниц и снаряжают новые мины.

Надо было воспользоваться замешательством врага и очистить пролом в замке. Наместник Ртищев одобрил план Гордона. Каждому полку выделили узкий участок штурма. Драгунам досталось четыре са­жени. Полковник сам отобрал лучших: впереди два десятка с лопатами и заступами, за ними солдаты с длинными пиками и с фузеями, сзади десять гренадёр. Пошли дружно. Турки встретили атаку гренадами и градом камней. Впрочем, от них большого вреда не было: драгуны шли в железных шлёмах. Однако отваги стрельцов и казаков хватило нена­долго. Они начали останавливаться, а там и попятились. Пришлось от­ступить и драгунам. Наместник был вне себя от гнева!

После полудня справа от пролома грянул мощный взрыв. И тот­час двенадцать знамён янычар бросилось на штурм — два часа кровавой резни, но наши всё-таки вышибли янычар из пролома.

Тем временем армия Ромодановского после жаркой битвы за­няла Стрелецкую гору. Победа! Взято много пушек. Эскижер-паша убит, Осман-паша ранен. Враг отступал.

Передовые части наших были уже видны с верхнего замка! На­местник поспешил сам увидеть идущую помощь! И тут, на валу, осколок турецкой бомбы раздробил ему челюсть. Так погиб наместник госуда­рев, боярин Иван Иванович Ртищев.

По единодушной просьбе всех полковников Гордон принял командование крепостью Чигирин. Ночью Патрик послал в армию ка­зака с грамотой:

«Турки бегут. Нельзя медлить ни часа! Поспешайте!»

Русская армия и казаки гетмана остановились в трёх верстах от Чигирина и принялись окапываться.

Назавтра было потише. Утром турки сняли с позиций четыре самые большие пушки. Со стены верхнего замка Гордон долго смотрел, как упряжки по восемь пар волов медленно тащили их на юг, по Крым­скому тракту. Это был добрый знак. «Боятся Ромодановского!» — поду­мал Гордон. Однако русская армия всё ещё стояла в трёх верстах от города за вагенбургом и, судя по батареям на флангах, вперёд не спе­шила. Патрик не мог понять нерешительности воеводы. Ромоданов- ский трусом не был.

Подьячий Гаврила вчера нос задирал, слово через губу цедил, а после гибели Ртищева стал перед прапорщиком Бекбулатовым заиски­вать: ближний человек полковника Гордона. Даже штоф водки подарил — помянуть боярина. Водку Иван взял, а вот пить с подъячим отказался:

— Извини. Не время сейчас. Дел много.

Ближе к вечеру пошёл к своим хлопцам. Сёмка даже заржал от радости:

— Горилка! От добре! Утречком не выпив, так сейчас.

— Полковник утром скликал охочих людей на вылазку, да Семён не пошел, — улыбнулся в усы Лёха. — Дескать, нема дурних, за горилку в пекло лезть.

— Так и ты не пийшов.

Семён споро достал откуда-то свои запасы: толстый шматок сала, цибулю 5, полкаравая. Постелил в тенёчке замызганный плат, поставил оловянные чарки. Уселись на краю широкой ямы.

— Турок мину готовил, — рассказал Лёха, — а солдаты услышали. Ну, мы подрылись до их сапы да сбросили туда бомбу. Их и завалило.

Ваня поднял чарку:

— Помянем боярина Ивана.

Мужики выпили. Лёха сидел хмурый, молча жевал хлеб с салом.

— Ты што, хлопче, смурой такой? — спросил Сёмка, разливая по второй. — О смерти задумалси? Не журись! Вси там будем.

— Ксана из головы не выходит. Где-то она? Одна, с тремя малыми. Любой обидит.

— Брось, Лёха! Свет не без добрых людей. Да Ксана — девка бе­довая, себя в обиду не даст.

— А ты де жинку да дитей оставив? — спросил Опанасенко у Ивана.

— В Казани моя Марьюшка, у тестя. Он там протопоп в Успен­ском соборе. Будут сыты. Вот вернусь осенью, куплю дом, да и вызову их, — ответил Иван. — Ты-то женат, Сёмка?

Семён помрачнел:

— Вдовею. А яка у мени жинка була, хлопцы! Така гарная. Я её у татар из ясыря отбил. Гречанка. Чёрненькая, тоненькая. Плясать пой­дёт, глаз не отведёшь. Я с ней обвенчался, в законе жили. Померла ро­дами. Помянем рабу Божью Агафью. Пора вже другу жинку завести. От гулящих девок с души воротит. Да де таку кохану найдёшь.

Семён долил в чарки. От палисада спешил драгун с известием:

— Господин поручик! В траншее басурманы колготятся.

С сожалением глянув на полупустой штоф, Лёха пошел к бой­нице. Саженях в двадцати, в траншее, столпились янычары.

— Гля, Ванька, ща я им устрою, — сказал он.

Лёха в полку считался лучшим стрелком. Взяв у драгуна фузею, он неторопливо приладился у бойницы. Грохнул выстрел. Один турок осел. Лёха протянул руку — и драгун тотчас вложил в неё заряженную фузею. Лёха стрелял трижды. Трое упали. Турки начали разбегаться. Лёха присел:

— Ну всё. Пора уматывать.

На бойницу обрушился град пуль, но мужики уже сидели у ямы. Сёмка разливал.

— Что там наверху слышно? — спросил Лёха. — Турок дожимает. Неужто воевода с гетманом и впрямь продали нас султану?

Ванька не ответил. Что он мог сказать? Сам Гордон не мог по­нять, почему встала русская армия. Слал гонца за гонцом, но воевода Ромодановский всё отмалчивался.

К вечеру в Чигирин вошел драгунский полк.

«Гарнизон истощён, — диктовал Гордон Ваньке донесение вое­воде Ромодановскому. — Наши силы на исходе и энергичного штурма можем не выдержать. Дабы избежать катастрофы, армии следует по­дойти вплотную к городу, занять острова на Тясмине и поставить там мощные батареи. Но более всего переломить дело может решитель­ный удар по врагу. Ежели боярин не считает возможным генеральное сражение, то хоть провести демонстрацию, сделать вид. Турки напу­ганы».

Ромодановский не спешил. А Кара-Мустафа ждать не стал. В два часа пополудни сильный взрыв разрушил вал перед средним больвер­ком. Не успел ещё дым рассеяться, как в пролом ринулся отборный полк гвардии султана. Русские встретили турок плотным огнём из-за ретраншемента. Началась рукопашная.