Лев Вирин - Солдат удачи. Исторические повести

Турки встретили атакующих плотным ружейным огнём и градом ручных гренад. Необстрелянные стрельцы робели, дружного удара не получилось. Скоро янычары пошли из траншей в контратаку, и наши в беспорядке отступили. Их отогнали к валу, а конницу загнали в бо­лото. Четыре сотни казаков со стороны реки так и не двинулись с места.

Приехавший от воеводы полковник Грибоедов заметил:

— От таких вылазок один вред. Столько потерь, и ради чего?

Гордон печально кивнул:

— Я-то это давно знаю. В гарнизоне уныние, а турок радуется. На­прасно силы тратим. Нужно срочно перестроить здешний ретранше­мент в горнверк! Брёвен маловато, прикажу разобрать пустой магазин в верхней крепости. Попросите бояр срочно прислать ещё брёвен и плотников.

Вульф холодно сказал, что ему приказано вернуться в лагерь. На­силу Гордон упросил его подождать до темноты, чтоб турки не видели отхода.

Ночью из города вывезли гроб с телом наместника Ртищева и его имущество.

Дом Гордона в верхней крепости чуть светился в сумерках тёп­лой желтизной новых брёвен. Денщик ждал хозяина, подал любимую Патриком баранину, тушёную с чесноком.

Кусок не лез в горло. Выпил несколько чарок водки. Легче не стало. И хмель его нынче не брал. В голове звенела страшная мысль: «Завтрашнего штурма мы не выдержим! Турки из траншей уже загля­дывают во двор верхней крепости».

Всё, что мог, Патрик уже сделал. Наверх перетащили шланги, за­рядили картечью. Ретраншемент посреди крепости срочно перестраи­вали. Да что толку. Его солдаты потеряли кураж. Слишком много дурацких, бессмысленных вылазок.

А главное, Гордон не мог объяснить бойцам, почему мощная рус­ская армия стоит в трёх милях от города и даже не пытается ударить в тыл визирю. Гордон и сам не знал этого. Солдаты были уверены, что их предали.

«Зачем я поддался на уговоры царя, поехал в Чигирин?! — пере­живал Гордон. — Ведь знал, что так будет. Догадывался! И вот теперь поражение. Позор!»

Денщик осторожно приоткрыл дверь:

— К вам полковник из армии.

В горницу ввалился совершенно пьяный голландский полков­ник:

— Комендант! Дай мне полсотни солдат, я вышибу турок с захва­ченного вала! Тотчас! Честью клянусь.

Ох, как хотелось Патрику въехать в морду этой наглой скотине. От души! Но сдержался и со всей учтивостью посоветовал гостю подо­ждать до рассвета.

Долго уговаривать полковника не пришлось. Он по-хозяйски уселся за стол, сожрал всю баранину, допил водку и рухнул в углу. А за окном занимался рассвет 11 августа, последнего дня обороны Чиги­рина.

День начался как обычно. Турки подтянули мортиры и с утра яростно обстреливали ретраншемент во дворе верхней крепости. Из армии прибыл драгунский полк Симона Вестхофа.

Голландский полковник, опохмелившись, прихватил известного сумасброда, капитана фон Шлице, полсотни солдат, и устремился на подвиги.

Перелезая через пустой тур, полковник сорвался и рухнул внутрь. Турки подцепили его крюком и со смехом потащили к себе. К счастью, полковник успел отцепиться. Фон Шлице гренадами отогнал турок и спас дурака.

Штурм начался после полудня. Устроив жаркую канонаду, турки взорвали мощную мину под городским валом — получился пролом, са­женей в десять, вполне удобный для атаки. Вторую мину взорвали рядом, чуть погодя.

Необстрелянные казаки из свежего полка бросили позицию и побежали. Турки двинули в пролом три знамени янычар и, увидев, что казаки бегут, толпой ринулись в город и к нижней крепости.

Гордон направил навстречу туркам свой резерв: два стрелецких и два казачьих полка. У базарной площади завязалась схватка. Янычары зажгли город и побежали к пролому. Стрельцы, однако, не спешили их преследовать, а казаки бросились грабить горящие дома. Турки толпами валили в город. Эскадрон полка Вестхофа окружили и изрубили в капусту. Погибли четыре офицера и шестьсот солдат.

Началось самое страшное, что может случиться в бою, — паника!

У моста страшная давка. Все бегут, и первыми черкасы. Казацкие полковники, Давыдов и Криницкий, попытались задержать толпу. Их растоптали в момент, а ведь то были лучшие из лучших!

Гордон понимал, что всё пропало. Другой бросил бы всё и ушёл, пока не поздно, пока не пристрелил пьяный мародёр или не поймал на аркан татарин.

Но он не мог. Уйти — потеря чести. А потом, кто знает? Колесо Фортуны может повернуться. Бывает.

И Гордон упрямо делал всё, что возможно. Оставив в крепости вместо себя полковника фон Бокхофена, он поспешил в город, прика­зал закрыть Мельничные ворота и именем царя не выпускать никого.

Чигирин горел, и янычары, не спеша, занимали брошенные ба­стионы и больверки. Турки увлеклись грабежом и не ждали удара. Скоро к ним подошёл свежий полк, и враг бросился в атаку. Тут и Гор­дон привёл своих стрельцов и драгун. На площади завертелась злая ру­копашная. Часа полтора шла резня: то брали верх турки, то наши.

Тем временем, янычары пытались захватить пониженный и глав­ный вал верхней крепости. Их прогнали драгуны фон Бокхофена. От­ступая, турки подожгли деревянные стены крепости: навалили хворост в трёх местах, да добавили бочки со смолой. Дубовые брёвна горели с треском, пламя поднималось выше башен — не погасишь.

Из лагеря на помощь шли три полка, но они были слишком да­леко. Гордон велел поднять знамёна над воротами и над нашей частью вала. И вовремя. Полки остановились, но, увидев русские знамёна, мед­ленно двинулись вперёд. Тут их атаковала турецкая кавалерия, и армия снова встала. Похоже, в горящий город они не торопились.

Гордон метался по крепости, пытаясь заткнуть дыры. Он уже от­правил к воеводе трёх гонцов. Четвёртым послал подполковника Лиму.

— Скажи князю, если срочно прислать пять-шесть тысяч свежего войска с добрыми офицерами, город ещё можно отбить! — просил Гор­дон.

Ответа не было. В городе, под холмом, турки начали строить ретраншемент напротив старой крепости. Городской вал почти весь сгорел.

Вызвав из нижней крепости тысячу рабочих, Гордон указал спешно возвести ретраншемент в старой крепости. Каменная церковь Петра и Павла удачно вписалась в новое укрепление.

К вечеру пришли, наконец, три стрелецких полка. Офицеры ре­шили отобрать новые укрепления турок у холма. Однако те встретили стрельцов дружным огнём. После нескольких залпов полки повернули.

Как обычно, при отходе самые большие потери. Начинало тем­неть. Увидев, что здесь толку не будет, Гордон пошёл в верхнюю кре­пость. Слуги спешно укладывали на возы лучшие вещи господ полковников!

— Сучьи дети! — взорвался Гордон. От гнева у него даже усы всто­порщились. — Иван! Господ полковников ко мне! Всех! Тотчас!