Рашид Кешоков - По следам Карабаира Кольцо старого шейха

— Я виноват!.. Но я не нарочно, начальник... честное слово!..

— Что такое?

— Я обознался... Лошадь не наша...

Тахтамукай — обычный районный центр со всеми особен­ностями, присущими адыгейскому большому аулу тех лет Главной его чертой, пожалуй, было самое причудливое пере­плетение старого, медленно и неохотно уходящего в прошлое, и нового, пока еще с трудом пробивающего себе дорогу. Грязные, немощеные и кривые улочки с разномастными турлуч-ными и саманными домишками, среди которых выделялись добротные здания сельсовета, расположившегося в доме быв­шего князя, бежавшего в девятнадцатом году в Турцию, и школы — новенькой, сдоженнбй из красного кирпича год или два назад. На краю аула возвышался над приземистыми до­мишками неуклюжий минарет мечети с облупившейся шту­катуркой. Теперь тут все реже можно было увидеть моло­дежь — к потемневшим некрашеным воротам мечети в часы намаза тянулись обычно старики и калеки. Минарет казался заброшенным: балкончик полуобвалился, и муэдзин, опасаясь выходить на него, не взывал по утрам к мусульманам, не выкрикивал традиционное: «Ляииллях-иль-алла!»

Как вехи неотвратимого и победного наступления новой жизни, протянулись через весь аул электрические провода, и только в некоторых домах, стоявших на улицах, куда еще не шагнули свежетесаные столбы, люди по старинке пользо­вались керосиновой лампой или свечами.

Были в Тахтамукае изба-читальня и небольшой клуб, где по вечерам звенели песни и переборы гармоники, и район­ное отделение милиции, и хоть неказистая, но чистенькая амбулатория.

С виду жизнь в адыгейском ауле текла тихо и мирно, но впечатление это было обманчивым. То там, то здесь в ту пору выползали иногда на свет божий живучие тени прошлого. Сгорит вдруг колхозный амбар, исчезнут деньги из обществен­ной кассы или пропадут артельные лошади.

В тридцатые годы преступление стало здесь своего рода формой борьбы замаскировавшихся врагов молодой респуб­лики против Советской власти. И борьба эта, все больше и больше теряя идейную остроту, скатывалась в грязное и гни­лое болото уголовщины. Затаившиеся, не успевшие или не сумевшие эмигрировать белогвардейцы, бывшие кулаки, ос­колки конокрадческих банд, отошедшие от «дел» абреки, вроде Хахана Зафесова, тайные барышники, спекулянты и всякий другой сброд — все это перемешалось, перетерлось в некую враждебную народу и государству силу, которая, сознавая свою обреченность, все-таки пыталась еще укусить поболь­нее.

И Жунид Шукаев, скитавшийся в эти дни по аулам и лесам в поисках убийц Трама Лоова, и Ляпунов, явившийся в Тахтамукай по делу о неизвестных фальшивомонетчиках, и сотни и тысячи других, отказавшись от комфорта и покоя, не жалели сил, чтобы с корнем вырвать сорную траву, ме­шавшую жить по-новому.

А вот Ивасьян приехал в Тахтамукай с иными намере­ниями...

Он сидел в небольшой следственной комнате районного отделения милиции, которую ему предоставили для работы, и перелистывал дело о хищении в сберкассе контролером Идаром Сапиевым пяти тысяч трехсот рублей.

Обстоятельства обнаружения недостачи и виновность Идара СапИева были настолько очевидны, что Тигран Варта­нович очень скоро понял, как трудно, а вернее, невозможно, прекратить следствие законным путем

Он поковырял спичкой в зубах и позвонил дежурному, попросив привести к нему Сапиева на допрос

Заглянул Ляпунов. Не входя в комнату, спросил

— Как работается?

— Ничего Знакомлюсь,— неохотно ответил Тигран Вар­танович

— Ну-ну Если нужна будет помощь,— позвони. Я с удо­вольствием

— Какие все добрые стали,— буркнул Ивасьян, когда дверь за Ляпуновым захлопнулась

Конвоир из местной милиции ввел контролера Ивасьян, подняв взгляд от стола, увидел перед собой лицо, которое как будто ничем особенным не выделялось и, тем не менее, при­ковывало к себе внимание Гладкий, без единой морщинки лоб, чуть прикрытый вверху жиденькими, но аккуратно зачесан­ными на бок волосами, тонкий, без горбинки, нос, гладкие щеки без признаков растительности и полуоткрытый рот с влажными толстыми губами. Лицо было благообразным и удивительно неприятным. Что-то нездоровое, липкое угады­валось за его приторной полуулыбкой.

Тигран Вартанович нахмурил брови и обмакнул перо в чернильницу.

— Фамилия, имя?..

— Сапиев Идар...

Голос у контролера сберкассы был на редкость густой, бархатный, совершенно не вязавшийся с его елейной физио­номией.

Ивасьян допросил его больше для порядка все и так было ясно. В расходных ордерах обнаружились два-три подлога, сделанных рукой Сапиева, как раз на пять тысяч триста руб­лей.

Когда задержанного увели, Ивасьян подошел к низенькому квадратному окошку и погрузился в раздумье.

Что же делать? Просто прекратить дело своей властью — слишком рискованно. А главное, необъяснимо. Он чертыхнул­ся и открыл форточку. Мимо окна пронеслась стайка ребя­тишек из школы. Где-то заиграла пастушья дудка. Жизнь шла своим чередом, и никому не было никакого дела до забот и тревог начальника угрозыска...

«Скоро будут говорить: бывшего начальника»,— подумал он и, злорадно усмехнувшись, представил себе растерянное лицо Дыбагова, залитое слезами кукольное личико жены и разгневанное — тещи... Когда они узнают, его здесь уже не будет... Он будет далеко отсюда...

— Позвольте войти?

Ивасьян вздрогнул, словно испугавшись, что кто-то под­слушает его мысли.

— Вы к кому?

— К вам, уважаемый Тигран Вартанович,— плотно при­творив за собой дверь, сказал незнакомец и протянул руку

— Простите, но...

— Вы меня не знаете... Я и не назову себя... Это лиш­нее. Впрочем, зовите меня Федоровым. Разрешите сесть..

— Пожалуйста,— все еще не оправившись от неожидан­ности, сказал Тигран Вартанович.

Вошедший был одет в серый плащ военного покроя и кирзовые сапоги. На голове — кепка. Лицо обыкновенное, каких тысячи. Очевидно — русский. На верхней губе — ро­динка.

— Нас никто здесь не услышит, господин поручик? — без улыбки спросил он.

Ивасьян резко повернулся и захлопнул форточку.

— Вы что? Спятили? Я сейчас позвоню...

— Не позвоните. Не следует скандалить, вы же отлично понимаете — это не в ваших интересах... Я пришел по делу, вам известному. Насчет Идара Сапиева. И я многое знаю о вас...

Тигран Вартанович обессиленно опустился на стул. Если это все штучки Шагбана, то он должен был, по крайней мере, предупредить или сам, или через Клавдию. Впрочем, чем мень­ше слов в подобных случаях, тем лучше.

Он понемногу стал успокаиваться.

— Чего вы хотите?

— Я покупаю дело Идара Сапиева,— с полной серьезностью ответил странный посетитель.— Предлагаю десять тысяч, то есть вдвое больше, чем оно стоит.