Рашид Кешоков - По следам Карабаира Кольцо старого шейха

За эти полчаса Алехин показался Дараеву гораздо сим­патичнее, чем вначале. Работал он споро. Остановив Джек-са, разделся, одежду деловито связал ремнем и, прикрепив ее себе сзади на шею, не оглядываясь, вошел в холодную воду.

Дараев и Коблев последовали его примеру. Осодмильцы было заколебались, но потом тоже разделись и догнали группу.

— Теперь побольше двигайтесь,— буркнул Алехин, ког­да все оделись, стуча зубами от холода.— А то застынете.. Джеке! След! След!..

Поначалу ищейка металась по берегу, потеряв направле­ние, потом остановилась и подняла морду кверху.

— Верхнее чутье! — с гордостью сказал проводник.

Овчарка рванула поводок и помчалась к стоявшему не­вдалеке одинокому домишке. По правому берегу Фарса тянул­ся довольно большой аул Дейхаг.

Дом был огорожен невысоким дощатым забором. Собака легко перескочила через него. Пришлось перелезать и людям, чтобы не терять времени: ворота и калитка находились с другой стороны.

Домишко — неказистый, маленький, крытый камышом Вокруг огород — высохшая ботва недавно вырытой картошки

Подбежав к деревянному порогу, Джеке зарычал. Шерсть на загривке поднялась дыбом.

— Окна! — кивнул Дараев осодмильцам.— Охраняйте окна

Сам он подошел к двери и хотел уже стучать, как она открылась. Выглянул пожилой человек в нижнем белье.

— Опоздали,— хрипло сказал он, увидев в свете фона­рей собаку и людей, одетых в милицейскую форму.— Сей­час я оденусь.

Вадим, выставив ногу, не дал ему закрыть дверь и про­тиснулся внутрь.

— Оденетесь в нашем присутствии! Коблев, ребята! Идите за мной.

Когда хозяин засветил керосиновую лампу, Дараев раз­глядел, наконец, его лицо.

— Зафесов?!

— Я и есть...— хмуро отозвался старик, натягивая шта­ны.— Только ничем я тебе, начальник, не помогу... Скрывать не стану: был Газиз у меня. Был и ушел. Бурку взял, коня взял... и ушел. Далеко теперь...

— Куда он направился?

Зафесов застегнул воротник рубашки, помедлил и, при­щурившись, поднял руки:

— Про то я не знаю. Про то аллах знает...

— Предъявите ваши документы,— сказал Дараев, с ин­тересом разглядывая бывшего вожака всех конокрадов и аб­реков старой Адыгеи. Это была первая встреча Вадима Аки­мовича с Хаханом Зафесовым. Дараев знал его только по рассказам Жунида и фотографиям регбюро.

Зафесов вел себя совершенно спокойно. Достал из кар­мана связку ключей, открыл старый, изъеденный шашелем шкаф и взял с полки бумаги. Пока Дараев просматривал паспорт и многочисленные справки об отбытии сроков нака­зания, Хахан безучастно сидел на табуретке. Только руки его были неспокойны. Крупные кисти с узловатыми жилистыми пальцами, когда-то, видимо, тонкими и красивыми, беспрестан­но двигались. То он потирал ими колени, то вкладывал одну в другую, ладонь в ладонь.

— Осмотрите дом и двор,— коротко сказал Дараев, об­ращаясь к Махмуду Коблеву. Тот послушно вскочил и вмес­те с одним из осодмильцев приступил к обыску. Но, как Дараев и ожидал, ничего особенного они не нашли.

— Рассказал ли вам Дзыбов, как он бежал из-под кон­воя? — спросил Вадим старика.

— Зачем спрашиваешь, начальник? —-без улыбки отве­чал Зафесов.— Ваше угро знает, что старый Хахан — нейтра­литет. С тех пор, как Советская власть стала на Кубани, Хахан никому ни зла, ни добра не делает. Живет тихо. Ни­ кого ни о чем не спрашивает. Если секрет ему скажут, он не выдаст. Гость придет — примет. Накормит, напоит, в до­рогу проводит. Газиз гостем приходил. Бурку просил, коня просил. Я дал.

— Какой может быть нейтралитет? — возмутился Мах­муд и покраснел, сетуя на себя, что не выдержал и вмешал­ся в допрос.

— Э-э! Сынок! — горделиво усмехнулся хозяин и продол­жал, по-прежнему говоря о себе в третьем лице: — Ты еще не появился на этот свет, когда Хахан на лихом коне с де­сятком добрых джигитов нападал на байские усадьбы. Билбаев Хахан. Деньги и скот отбирал, бедным отдавал. Кула­ков тоже не жалел. А теперь нет ни баев, ни кулаков. Ком­мунисты всех прогнали. Кого теперь грабить? На крестьяни­ на Хахан еще руки не поднимал. Вот и есть нейтралитет...

— Да поймите же вы, что ваше невмешательство — на руку именно врагам Советской власти! — вскипел Дараев.— И Газиз этот — белогвардейский сынок и конокрад, а возмож­но, и убийца... И вы помогли ему скрыться!..

— Газиз — мудрый человек,— стоял на своем хозяин.— Газиз — гость. Молод ты еще, начальник, учить старого Хахана.

— Ладно. Пусть гость. Где он сейчас?

Зафесов с досадой посмотрел на следователя. «Я же ска­зал тебе один раз,— можно было прочесть на его лице.— А ты опять за свое...»

— С тобой говорить больше не буду, начальник,— сер­дито сказал Хахан.— Пустой разговор. Газиз бурку взял, лошадь взял и уехал. Все. Больше не знаю...

— Какую лошадь? — преодолев свою обычную робость, вставил Махмуд.— Мы осмотрели сарай. Там и не пахнет конем — ни помета, ни корма нет...

Зафесов взял со стола лампу и, прибавив огня, поставил ее на подоконник.

И только тут Вадим Акимович понял.

— Махмуд! Сейчас же уберите лампу с окна! Алехин — пускайте собаку во двор!..

Но сколько проводник ни понуждал своего Джекса, тот не мог взять следа и возвращался к порогу дома.

... Той ночью Вадим Дараев лишь наполовину разгадал хитрость отставного главаря абреков. Хахан действительно дал Дзыбову бурку, но коня не мог одолжить беглецу по той про­стой причине, что такового у него не было. Газиз ушел минут за пятнадцать-двадцать до появления преследователей у Хахана. Лампа была условным знаком. Газиз знал, что если она появится на подоконнике, значит,— погоня возобновлена.

Одного Дараев не понял: собака не брала след потому что Газиз ушел в сапогах Хахана Зафесова, унося свои под мышкой.

Вадим до того был огорчен неудачей, что ему не хоте­лось показываться на глаза Шукаеву А куда пойдешь среди ночи, если сбитая с толку ищейка не берет след?

Станица Гаевская ничем как будто не отличалась от де­сятков других кубанских станиц. Неровные захламленные улицы, пыльные летом, грязные осенью и зимой, если зима выдавалась слякотная, с чахлыми тополями и вечным лаем матерых волкодавов, громыхающих железными цепями во дво­рах. Низенькие саманные или деревянные домики с распис­ными ставнями и фронтонами, выкрашенными в самые нево­образимые цвета, по которым легко можно было догадаться, какими красками располагало в том или ином году гаевское станпо. Правда, здесь были уже электричество и почта В остальном Гаевская оставалась в те годы прежним казачьим захолустьем. Лежала она в стороне от больших дорог, ни во времена оны, ни теперь не обнаруживал никто в ее недрах ни золота, ни нефти, ни торфа, словом, ничего такого, что могло бы привлечь сюда людей из города и наполнить стани­цу шумным дыханием новой жизни.