Сергей Семенов - Степь ковыльная

— А ты, мил-сердечный друг, был знаком в Санкт-Петербурге с некоей зеленоглазой красоткой Ириной Петровной, по мужу Крауфорд?

Позднеев, удобно сидевший в кожаном вольтеровском кресле, вскочил, изумленный, и, слегка побледнев, спросил прерывисто:

— А откуда вам… про то… ведомо?

Суворов, казалось, был доволен, что его слова так сильно взволновали Позднеева. Тонкая усмешка раздвинула уголки его рта. Но взор его оставался пристальным, строговатым:

— Узнал об этом сегодня от Верзилина. Неделю назад посылал он своего провиантмейстера Пятницкого в Таганрог к фирме «Сидней, Джемс и компания», не возьмут ли они на себя поставку муки для гарнизона крепости. Там Пятницкого увидела Ирина Петровна, расспрашивала, несказанно обрадовалась, узнав, что ты сейчас в Ростовской крепости. А почему она в Таганроге, спросишь, — так дело простое… А может быть, и совсем не простое, — добавил, как бы в раздумье, Суворов. — Муж ее, сэр Арчибальд Крауфорд, назначен управляющим Таганрогским отделением фирмы, и жительствует он в Таганроге уже свыше месяца… Ну, а теперь, — повелительно сказал Суворов, — расскажи-ка мне, дружок, обстоятельно и досконально все, что ведомо тебе об Ирине и особливо о ее муженьке — Крауфорде. Да ты садись, что стоишь оторопело, точно я приведения некие вызвал к жизни.

Позднеев послушно сел, с минуту помолчал, преодолевая волнение и собираясь с мыслями, потом начал свой рассказ.

…Служа в Петербурге офицером лейб-гвардии конно-гвардейского полка, Позднеев изредка бывал в доме богача графа Радомского, жена которого, Елена Максимовна, приходилась дальней родственницей Позднееву. Она терпела немало обид от своего мужа, крутого по нраву. У Радомских Позднеев познакомился с гувернанткой их двоих детей — двадцатилетней Ириной Петровной Тихоновой. Она окончила институт благородных девиц. Отец ее, поручик, погиб во время русско-турецкой войны, мать умерла давно. Единственно, кто заботился о ней, — ее тетка, Прасковья Михайловна, вдова сенатского чиновника, но Ирина не хотела быть в тягость старушке, жившей на маленькую пенсию.

Бывавший в гостях у Радомских советник английского посольства в Петербурге сэр Арчибальд Крауфорд, беспечный весельчак и балагур, увлекся Ириной, просил ее выйти за него замуж. Крауфорд был вдвое старше Ирины, любви к нему у нее не было, и она сначала решительно отказала англичанину.

Вскоре после этого Радомских стал навещать Позднеев. С первой же встречи Ирина полюбила молодого офицера. Позднеева тоже влекла к себе эта умная и красивая девушка, но у него в Москве осталась невеста Оленька.

— Погоди немного, подбрось-ка поленьев в печку, — сказал Суворов, поеживаясь. — Не хочу звать вестового.

В трубе завывал ветер — на дворе начиналась вьюга. В печке снова весело заплясал огонь, затрещали поленья, выбрасывая снопы ярких искр. А на двух небольших окнах комнаты видны были другие снопы — причудливо вышитые крепким морозом. Безмолвно в маленькой комнате. Тишина какая-то устоявшаяся, добротная. И даже еле слышный стрекот сверчка и потрескивание дров в печке не нарушают безмолвия, а как-то еще больше оттеняют его.

Анатолий тихо, изредка останавливаясь, словно припоминая позабытое, продолжал свой рассказ.

…Однажды, навестив приболевшую Елену Максимовну и уже направляясь через залу в переднюю, он приостановился у дверей кабинета Радомского, услышав громкий разговор:

— Ни за что!.. Я не отпущу вас!

— Поймите, я никогда не соглашусь быть вашей любовницей.

— Для вас я ничего не пожалею. Пусть это бриллиантовое ожерелье будет залогом.

— Отдайте его более сговорчивой. Негодяй, не касайтесь меня!

Позднеев порывисто распахнул дверь и вывел за руку бледную, заплаканную Ирину. Ирина быстро ушла.

— Недостойно поступаете, сударь! Обижаете сироту! — сурово сказал Анатолий Радомскому.

Полное лицо Радомского побагровело, губы задрожали. Он сделал несколько шагов к Позднееву, хрипло закричал:

— Мальчишка! Вздумал учить меня!..

Тогда Анатолий ударил его по щеке так, что он покачнулся.

На другой день Радомский прислал своих секундантов к Позднееву. На дуэли оба противника были ранены: граф — в правую руку, а Анатолий — в плечо. Дуэль эта, истинная причина которой осталась неизвестной, наделала много шуму в петербургском обществе. Все болтали о Позднееве: и о том, как год назад отпустил он за небольшой выкуп своих крестьян на волю, и о том, что резко отзывался он о «некиих почтенных придворных особах», что будто бы и оскорбил он Радомского именно потому, что граф стал выговаривать этому молодому вольнодумцу за его дерзновенные высказывания и поведение.

Если бы Анатолий открыл подлинную причину дуэли, это, наверное, избавило бы его от кары. Но он решил молчать, чтобы не повредить Ирине во мнении общества: на нее в свете неминуемо посмотрели бы как на авантюристку, завлекшую в свои сети Радомского. Кроме того, сказать правду значило бы повредить здоровью Елены Максимовны, и без того сильно болевшей.

Как только зажила рана Позднеева, он «по высочайшему ее императорского величества соизволению» был отправлен в сопровождении фельдъегеря в ссылку в крепость святого Димитрия Ростовского «для участия в военных действиях против кубанских ногаев».

Проездом через Москву Позднееву суждено было испытать еще один жестокий удар: он узнал, что несколько дней назад умерла от простуды его невеста Оленька, гостившая в первопрестольной у тетки…

— Итак, Ирина все же вышла замуж за Крауфорда. А впрочем, что ей оставалось делать? Ну, а что за человек этот Крауфорд? — Суворов говорил спокойно, но глаза его смотрели остро, проницательно.

Позднеев ответил, не задумываясь:

— Изряднейший лодырь и повеса, болтун несусветный, глуповат весьма.

— Так-так… — недоверчиво протянул Суворов, помешивая кочергой в печке. — А может, и совсем не так… Ну, давай уговоримся, Анатолий. Нет сомнения, что поступит к тебе от Ирины послание с приглашением навестить ее в Таганроге. Поезжай да посмотри зорко, что там делается, в этой английской фирме. Кстати, на военных верфях побывай, расскажешь мне, как там дела идут…

Вскоре через одного из офицеров Ростовского гарнизона, родственники которого жили в Таганроге, Позднеев получил любезное письмо от сэра Крауфорда с приглашением погостить хотя бы несколько дней у них в Таганроге, «если только он не склонен забыть навсегда тех людей, кои всегда питали к нему дружеские чувства».

Тонким женским почерком к этим словам было добавлено: «и глубокую симпатию».

Изменчива и своенравна погода на Дону: минула уже середина декабря, но неожиданно потеплело. Однако в это утро промозглый туман, поднимаясь густыми облаками с низин, пронизывал насквозь. На дороге изредка показывались зыбкие, неясные очертания деревьев и проплывали, как тени, мимо всадников — Позднеева и Алексея. Они ехали, словно по призрачному царству, в полной тишине, нарушаемой только приглушенным стуком конских копыт. Но вот показались сперва бедные хаты таганрогского пригорода, потом деревянные домики и, наконец, дома, сложенные из беловато-серого камня.