Сергей Семенов - Степь ковыльная

Ведя коней на поводу, отряд Пименова углубился в лес. Впереди шагал проводник — пожилой уже, но шустрый мужик в лаптях и длинной, до колен, сероватой посконной рубахе. Почти бесшумно отряд пробирался по едва видным тропкам. Путь преграждали деревья-исполины, поверженные бурей.

«Идем, словно в могилу, — думали казаки с понизовья Дона. — Та же тишь, та же сырость… И солнца не видно. Похоронят нас здесь, в этом лесу, и никто из родных не придет на безвестную могилу».

Неожиданно откуда-то сверху раздался пронзительный свист, словно сам былинный Соловей-разбойник подал голос. Все вздрогнули, остановились. Задрав головы, увидели сидящего на дубу босоногого мальчонку с ножом на веревочном пояске. Строгим, начальственным тоном спросив он проводника:

— Кого ведешь, Мокей? Тех, кого ждет Прохорыч?

— Точно так, ваше высокое-на-дубу-караульное благородие, тех самых! — ухмыльнулся проводник.

— Ну-ну, шагайте дальше, — милостиво разрешил мальчонка.

— Ох, и горазд ты свистеть, ни дна тебе, ни покрышки! — удивился Сергунька, проводя своего коня под дубом.

Мальчик важно кивнул в ответ и стал считать по пальцам идущих внизу казаков. Но пальцев вскоре не хватило, он сбился со счета и недовольно тряхнул шапкой русых волос.

Еще прошли с версту, и густой строй деревьев точно сам собой расступился, пропустил усталых путников к полянке, залитой солнечным светом. Из печей землянок клубами вились дымки. На поляне расположились сотни две повстанцев. Одни латали одежду, чинили обувь, острили о камни ножи и косы и заботливо пробовали на ноготь их острие. Другие собрались в кружок, в середине которого стоял разбитной огненно-рыжий парень, напевавший под треньканье балалайки какую-то шутейную байку. Несколько человек сгрудились вокруг высоченного, мрачного вида мужика с рваными ноздрями — должно быть, беглеца с каторги. Были тут и татары в тюбетейках, и украинцы в вышитых затейливым узором рубашках и широких штанах, но больше всего тут было воронежских крестьян.

Завидев казаков, все бросились к ним навстречу:

— Здорово, братцы донцы-молодцы! Здорово, славная подмога! Смотрите, у каждого ружье, сабля, пистолет! Вот если б и у нас так-то было!

Пименов, разочарованно пожав плечами, сказал тихо Павлу:

— Ну и войско! Окромя кос, ножей, рогатин да нескольких ружьишек лядащих, у них ничего нету. Тут и бабы и старики…

В тесную землянку атамана зашли Пименов, Дерябин, Павел и Сергунька. Из-за грубо выделанного стола поднялся им навстречу старик с пегой бородой, поклонился низко, промолвил степенно:

— Бог в помощь, казаки! Здорово ли прибыли?

— Спасибо тебе за привет! Все у нас здоровы, — ответил Пименов и спросил в свою очередь: — Как зовут тебя, отец?

— Василием, а по батюшке Прохорычем.

— Так вот, Василий Прохорыч, нас пятьдесят пять казаков… Может статься, еще подойдут из окрестных станиц. А думка у нас такая: перебыть пока здесь, узнать, как дела на Дону обернутся… Но ежели в уездах народ возмутится, так ждать не будем, пойдем в бои вместе с вами, мужиками.

— Вот в том-то и беда, что мало нас, да и насчет оружия совсем слабовато. — Прохорыч испытующе оглядел гостей желтоватыми, по-молодому блестящими глазами. — Почти все тут из Острогожского уезда. Уговор был у нас со многими селами вместе против бар подняться. Да только не сдюжили мы: предатели нашлись, а главное — войск нагнали в уезд. Против Дона власти хотели их двинуть, а ныне задержали: тоже, знать, ожидают, что там, на Дону, стрясется… Мужиков в лагере таких, что драться могут, сотни две наберется. Еще когда мы в лесах острогожских засели, прозвали нас «лесные братья»: против господ мы восстали, дружно держались и бедноту николи не обижали, а при случае и помогали ей.

— Все это хорошо, но чего же вы раньше-то не поднялись? — повысил голос Пименов, сверкнув круглыми соколиными глазами. — Ведь мы гонцов к вам посылали!

Широкоплечий детина, сидевший рядом с Прохорычем, сказал тихо, но властно:

— Ты не шуми, друг. Сам должен понимать: никто не должен знать, о чем беседу ведем мы и чем завершим, до чего договоримся.

А Прохорыч добавил примирительно:

— Ничего-ничего, без шума и брага не закипает… Но, браты, на медведя с рогатиной ходить куда легче, чем против господ выступать. Сами ведаете: куда как трудно добиться общего согласия. К тому ж год назад, когда вы гонцов прислали, два полка карабинерских да два мушкетерских у нас в уезде стояли, к походу против нас готовые.

Пименов заговорил негромко, будто сам с собой:

— Разве это оружие — рогатины, пики да косы? Ружья нужны! Без них — разгром неминуемый… Ведомо мне, против нас большой отряд сюда, в леса, послать собираются. Нельзя сидеть сложа руки… Денька два мы все же отдохнем у вас да порядок военный наведем в вашем таборе. А потом вместе с вами свершим ночной переход и на рассвете ударим на станицу Кепинскую. Там, ведомо мне от лазутчиков, мушкетерская рота в полтораста штыков стоит на постое. Нагрянем врасплох, заберем ружья… Что скажете?

Василий Прохорыч истово перекрестился, глядя на потемневший образок, висевший в углу землянки, и решительно ответил:

— Даю согласие. Другого пути нет у нас, как видно. К тому же и продовольствие иссякает, а соли совсем нет. Авось в станице подзаймем у кулачья, — улыбнулся он хитровато, и тонкие лучики морщин побежали от глаз к углам рта. — Все ж поделимся с вами, что есть у нас. Не обессудьте на угощении: «Не будь гостю запаслив, а будь ему рад-радешенек», говорит старая пословица.

— Не дорога гостьба, а дорога дружба, — вставил весело Сергунька.

Ужин был незатейливый: похлебка чечевичная да хлеб ржаной, но проголодавшимся казакам все показалось вкусным.

Лениво ползли белоснежные облака с позолоченной от встающей зари каемкой. Вдали виднелась уже станица Кепинская, широко раскинувшаяся на левом берегу Медведицы, а несколько поодаль, у самой реки, приветливо зеленел лесок.

После ночного перехода притомились «лесные братья».

Впереди десятка три людей ехало на лошаденках, с охотничьими ружьями. За ними следовало человек сто пеших с косами и рогатинами и, наконец, остальные с ножами, тяжелыми, кистенями, а то и просто с дубинками. С десяток пименовских казаков были впереди, в дозоре, а остальные — по флангам отряда.

Вдруг Пименов заметил, как в лесу что-то блеснуло на солнце. Он осадил коня, и в то же мгновение из-за деревьев показались всадники в синих чекменях. Наклонив пики, они карьером летели навстречу.

«Атаманцы! — дрогнуло сердце Пименова. — Тот полк, что стоял в Усть-Медведице. Не иначе как предал нас кто-то, змеиная душа! Ну что ж, погибать, так всем вместе!»

И он скомандовал, обнажив саблю: