Мирмухсин Мирсаидов - Зодчий

Увидев утром у своей калитки зодчего, поэт ласково встретил его. Пригласив гостя в дом, он усадил его на почетном месте в глубине комнаты и разостлал дастархан. Лутфи знал о горе, постигшем этого достойного человека, о муках его разбитого сердца. Он понял, что зодчий пришел к нему за помощью. Знал он и о том, что сына Наджмеддина заточили в крепость, и сочувствовал этому талантливому зодчему и бесценному мастеру. Он уже имел беседу с Байсункуром-мирзой, просил его посодействовать освобождению сына знаменитого зодчего хотя бы из уважения к отцу, да и сам юноша, хотя и был связан с группой хуруфитов, участвовал в войне, храбро сражаясь за честь страны и престола; и если на то пошло, то во многом повинны люди, желающие зла зодчему Наджмеддину. Байсункур-мирза благо склонно выслушал просьбу поэта, пообещал сделать все возможное, но заметил, что, так как хуруфиты заклятые враги государства и брат его Ибрагим Султан сурово расправляется с мятежниками, желая выкорчевать самые корни мятежа, придется обращаться к государю.

Но сейчас Лутфи просто и приветливо встретил зодчего, расспросил его о здоровье, а уж затем сказал, что знает о его горе, о том, что Низамеддин заключен под стражу, и выразил несчастному отцу свое сочувствие.

— Именно поэтому я и пришел к вам, дорогой друг, — начал зодчий, — пришел просить о помощи. Тяжкое горе обрушилось на меня, на всю нашу семью…

— Знаю, знаю, — прервал Лутфи, и в голосе его прозвучала печаль, — все знаю. Не следовало бы подвергать вас таким страданиям, надо было предпринять меры заранее. Я уже говорил с Байсункуром-мирзой, сказал, что если его величество государь на сей раз проявит великодушие, помилует молодых неопытных юношей, то от этого авторитет государя лишь только возрастет. Но придется встретиться с его величеством, иначе ничего не получается.

— Да благословит вас аллах, да дарует он вам здоровье и радость!

Не задерживаясь долее, зодчий, простившись с мавляной Лутфи, отправился домой.

И действительно, «властитель слова», верный своему обещанию, сделал все, чтобы встретиться с государем. В среду к вечеру его просьба была удовлетворена. За него ходатайствовали влиятельные вельможи при дворе, а также главный визирь. Выздоравливающий государь принял поэта в огромных, расположенных в восточной части дворца покоях. Пол был устлан красными коврами, стены покрыты резьбой из ганча, а с украшенного орнаментом потолка свешивалась огромная люстра. Шахрух-мирза сидел на троне. Войдя в царские покои, поэт склонил голову, медленно приблизился и опустился на приготовленный для него стул. После взаимных расспросов о здоровье и самочувствии Лутфи преподнес Шахруху заново переписанный сборник газелей «Газалиет». И только после этого он перешел к основному вопросу, ради которого явился сюда. Он просил его величество явить царскую свою милость, облегчить участь юношей, заключенных в крепость Ихтиёриддин, которым, по слухам, угрожает смертная казнь. И добавил, что это не только его просьба, но и просьба всех ученых и служителей искусства.

Перелистав подаренную поэтом книгу и отложив ее в сторону, Шахрух-мирза сердито поглядел на взволнованного посетителя. Помолчав немного, государь с некоторым сожалением, словно думая о том, что вот теперь все вмешиваются явно не в свое дело, проговорил:

— Вы человек уважаемый и достойный, воспеваете в своих стихах преданность, честность и отвагу. Так почему же вы просите за шайку головорезов и разбойников? Признаться, ваша просьба удивила меня. Эти люди состоят в группе хуруфитов, отреклись от мусульманской веры, встали на путь святотатства, богохульства…

— Великий и мудрый повелитель, хочу надеяться, что эти введенные в заблуждение молодые люди поймут свою ошибку, раскаются и еще пригодятся стране в ее трудные дни. Отец одного из них знаменитый зодчий — Наджмеддин Бухари, отец другого…

— В городе Маймана хуруфиты подняли мятеж, перемутили народ, — перебил его Шахрух. — Мы направили туда войска. Предводитель мятежников, человек по имени Харун-ткач, не пойман, — хмуро добавил государь. И, поглядев на поэта, добавил уже мягче — Я передам вашу просьбу моему сыну Ибрагиму Султану. Скажу, что; среди хуруфитов оказался и сын зодчего. Полное истребление хуруфитов поручено именно ему.

Поклонившись государю, поэт вышел. Много позже, узнав о том, что просьбу его оставили без внимания, Лутфи целый месяц не выходил из дома, а затем, заявив о своем намерении отправиться в Золотую Орду, Крым и Карабах, он навсегда покинул царский двор…

Из предыдущих глав уважаемому читателю уже известно о том, что дочь зодчего Наджмеддина Бухари, отважная Бадия, отправилась в крепость Ихтиёриддин, чтобы передать брату Низамеддину приготовленную матерью еду. Но очень скоро она поняла, что попалась на коварный обман тюремщика, обещавщего устроить ей встречу с братом, на самом же деле он просто намеревался посягнуть на ее честь…

Бадия растерянно забилась в угол полутемной каморки. Она не отрывала взгляда от страшного человека, подступавшего к ней. Дрожа всем телом, она швырнула на пол поднос и корзинку. Сунула руку в карман безрукавки. Усатый тюремщик, с глазами, налитыми кровью, точно барс, собирающийся кинуться на лань, медленно приближался к ней. Но тут Бадия выхватила из кармана маленький острый кинжал, ярко сверкнувший в лучах, падавших из отверстия в потолке. Тюремщик замер и попятился.

— Убирайся прочь! — заорал он и ткнул вытянутым пальцем в сторону двери.

Опираясь о стену, Бадия обошла стороной тюремщика, юркнула в дверь и выбежала в темный проход. То и дело пугливо оборачиваясь, глядя по сторонам, она прошмыгнула еще в другой темный проход, затем во двор, к воротам крепости. Не выпуская все еще из рук кинжала, она огляделась. Страшась нукеров с саблями и пиками у ворот, она стремительно бросилась вниз — к площади перед крепостью.

— Что ж это ты, выходит, выпустил голубку из рук? — спросил один из нукеров тюремщика, появившегося на пороге.

— Какая это голубка, это скорпион! Того и гляди, ужалит! Кинжал припасла, подлая. Теперь уж и девки с оружием ходят, — огрызнулся тюремщик.

Заврак Нишапури, ожидавший Бадию в сторонке на площади, увидев в ее руках кинжал, кинулся ей навстречу.

— Виделись с братом?

— Тот подлец обманул меня, — проговорила Бадия, все еще дрожа и пряча кинжал под подкладку безрукавки. — Чуть не убила его, как того бандита, хотела проткнуть ему сердце, да вспомнила, что это может навредить брату.

— А видели его?

. — Да нет, не видела!

. — Где корзина?

— Бросила там. И браслеты тоже… Вот они, государевы нукеры. Я, конечно, знала, что они взяточники, но не предполагала, что они такие подлецы. А я им поверила! Люди рисковали жизнью ради государя, сражались на войне, и вот где награда — тюрьма! Вы поняли, господин Нишапури? А отец всегда твердит: «Не смей говорить дурно о государе». Вот тебе и государь!