Мирмухсин Мирсаидов - Зодчий

— Эй, что там стряслось? — крикнул Харунбек, натянув поводья.

— Что случилось? — Зульфикар и Бадия тоже уставились на Заврака.

— Это вы посмели выкинуть такую штуку?! — обозлился Заврак, повернувшись к Гаввасу Мухаммаду. Только сейчас он заметил, что у змеи расплющенная голова.

— Мне ведь известно, что вы не боитесь ни змей, ни драконов, богатырь Нишапури! — усмехнулся Гаввас.

— Вы, наверное, слышали наш разговор. Но как вы могли его услышать? Вы были уже далеко.

— Каждое слово, имеющее отношение ко мне, я слышу даже издали. Если вы еще вздумаете высмеивать меня и называть трусом, то в следующий раз я притащу дракона.

Ясно, Гаввас Мухаммад не слыхал их разговора, но решил заранее, что завзятый шутник Заврак непременно что-нибудь о нем скажет. А теперь он сам посмеялся над ним, удивляясь в душе собственной проницательности.

— Ну и молодец! — воскликнул Заврак. Взобравшись вновь на арбу, он положил руку на его плечо. — Расскажите-ка нам, как вы поймали и убили этого гада?

— Вижу, лежит на песке, подняла голову и язык высовывает. Я подошел поближе и размозжил ей голову кувшином. Вот и все! А ваши слова я не слышал, просто догадался, что вы непременно отпустите шуточку мне вслед. Вы ведь без этого не можете.

— Восхищен вашей проницательностью, Гаввас!

— Дайте мне поглядеть на змею, — попросила Бадия.

— Оставь! — осадила дочку Масума-бека. — И кто это забавляется змеями? Глядеть и то противно!

Напившись и весело пофыркивая, лошади тронулись в путь.

Ночью путники въехали в Халач и остановились в караван-сарае. И опять Гаввас, который теперь повсюду ходил за Харунбеком, показал себя с самой лучшей стороны. Он занялся хозяйством. Переговорив со слугой караван-сарая, приготовил еду и чай. Вдосталь напоив лошадей, задал им корма. Зульфикар и Заврак только удивлялись такому рвению, такой деловитости Гавваса. Но что тут плохого? Если он понял, что именно таким и надо быть в пути, то это же прекрасно!

На следующее утро началась переправа через реку. На плот погрузили лошадей и арбы. На деревянном плоту помещалась только одна арба, и пришлось трижды пересечь реку. В четвертый раз на плот сели Бадия, Масума-бека, зодчий и Зульфикар… Решено было не останавливаться в Ходжаабаде, а держать путь прямо на Талимарджан или Файзабад.

Гаввас держал себя молодцом, и при переправе он трижды перевозил лошадей, держал их под уздцы, чтобы они не испугались. Видно, он старался загладить свою вину перед товарищами. Все поняли и оценили его старания.

— А я думала, что наш Гаввас человек трусливый, и, оказывается, ошиблась, — промолвила Бадия.

— Госпожа Бадия, ведь он сейчас в стране вод, — ответил Заврак. — А гаввасы именно в воде и чувствуют себя богатырями. Они рыбьей породы, песков терпеть не могут. Ведь рыбе что нужно? Вода и вода.

— Нет, он и в песках оказался богатырем! — засмеялась Бадия. — А вы богатырь в разговорах! Признайтесь, что на сей раз вы побеждены!

С минуту Заврак молчал, затем, приложив руки к груди, сказал:

— Признаюсь, моя госпожа!

После переправы через Джайхун три арбы покатили пр Ходжаабадской дороге к городу Талимарджану. Хотя путь их все еще лежал через пески, но перед ними уже была земля Мавераннахра. И эта земля, как не раз говаривал зодчий, была священной и самой прекрасной на всем свете.

Талимарджан — маленький невзрачный городок при большой дороге и расположен на голых и пустых взгорьях, сменивших пески Карки, Халача и Ходжаабада. Он лежит далеко от реки, около Кизкудука и Файзабада. До самого Бешкента и Карши расстилаются неоглядные степи, но тут можно встретить хоть чабанов, пасущих свои отары. Тут много колодцев и искусственных водоемов. Вплоть до самой Кашкадарьи, расположенной недалеко от Бешкента, нет иной воды, кроме колодезной… Здесь и душно и жарко и щедрое солнце с утра и до самой ночи сияет в лазурном небе. Но вырастить здесь сады мешают солончаки и безводье. На десятки верст ни одного зеленого деревца. Вот если бы обводнить эти земли, взрастить здесь виноград и плоды, край этот стал бы краем неслыханного изобилия.

Караван-сарай притулился на окраине городка, у дороги, и самые лучшие комнаты обычно занимали чиновники, направлявшиеся из Самарканда в Герат. Хозяин караван-сарая рассеянно взглянул ка зодчего — и предложил ему два помещения, где обычно останавливались бедняки и каландары [31] Каландар — странствующий дервиш. . Путников, у которых и поклажи-то настоящей не было, да и есть им, видно, было нечего, холодно встретили и слуги караван-сарая. Юноши сами выпрягли коней, перетащили в комнаты жалкие пожитки, уцелевшие от бурана. Но через некоторое время хозяин вошел вместе с Гаввасом Мухаммадом в комнату и обратился к зодчему:

— Уважаемый господин, я приготовил для вас наверху большое помещение, — с этими словами он приложил руку к груди и почтительно поклонился.

Помещение было устлано прекрасными такаявмут сними коврами, тут были пуховые подушки и пуховые одеяла — словом, все необходимое.

— Что, в сущности, произошло? — удивлялся зодчий.

Это молниеносное преображение хозяина показалось ему странным. И поэтому он то и дело поглядывал на Гавваса Мухаммада, стоявшего рядом с хозяином. Не соврал ли он чего, уж не выдал ли зодчего за кого-то другого, желая ему угодить? Почему вдруг хозяин стал лебезить перед ним и даже называет господином?

— Простите, пожалуйста, господин, сколько бы вы здесь ни прожили, мы к вашим услугам, — заметил хозяин и, оставив зодчего наедине с Гаввасом Мухаммадом, удалился.

— Что все это значит? — спросил зодчий, глядя на Гавваса.

— Да ничего особенного — только деньги. Не думайте, ради бога, ничего худого не произошло. Я дал ему пять золотых, вот и все. И ровно ничего не сказал. А ему только деньги и нужны. У меня есть золотые, мне отец дал. К чему они, если не пустить их в дело в нужную минуту? Нет, нет, я не хитрил и не обманывал никого, поверьте!

— Благодарю вас.

Гаввас провел зодчего в отведенную комнату.

— Наша матушка, сестрица Бадия и вы будете отдыхать здесь. И не слуги хозяина, а мы сами, ваши ученики, будем помогать вам во всем.

— Спасибо, — сказал зодчий, которому было приятно внимание его верных учеников.

Подозвав жену и дочь, он вошел в большое светлое помещение.

Во дворе хозяин, заметив Гавваса, стоящего у колодца, сообщил ему, что в этих чертогах несколько лет назад провел ночь сам Мухаммад Тарагай Улугбек-мир-за, направлявшийся в Герат, а кроме того, тут соизволил останавливаться и Шах Малик, так что помещение это самое что ни на есть лучшее во всем караван-сарае.

— Этот уважаемый господин поэт? Он выслан из Хорасана? — спросил хозяин.