Алоис Ирасек - Скалаки

— Кум Уждян, что вы думаете о Скалаке? — тихо спросил он.

Балтазар печально посмотрел на него.

— Что же я могу думать? Бедняга он…

— А вы думаете, что он на самом деле сумасшедший?

— А вы?..

— Подождите, вот вернемся из Вены, тогда, может, и больше вам скажу, а пока молчите. Через три дня приходите снова ко мне. — И мужественный староста пожал сильную руку старого драгуна.

Уждян и Лидушка молча возвращались домой. Наступили тихие весенние сумерки, по лощинам тянулась белая мгла. В небесной вышине зажглась одинокая ясная звездочка. Лидушка неожиданно остановилась, глядя на лес, черневший у подножья склона. На опушке леса она увидела темную фигуру, и сердце ее забилось: «Это он!»

Из леса повеял ветерок и разнес по тихим холмам звуки цимбал, мужской голос пел:

Балтазар прислушался. Лидушка, горько заплакав, упала ему на грудь.

— Иржик! Иржик! — звал Уждян.

Но темная фигура исчезла в сумраке леса.

— Успокойся, голубка! — утешал драгун девушку, гладя ее по голове. — Видишь, он поет сейчас в полном разуме, со временем это пройдет.

Они пошли дальше. Лидушка перестала плакать, но часто оглядывалась на лес. Ведь Иржик пел такую знакомую и прекрасную песню, «а сам, верно, не понимает, что поет… как-никак — помешанный», — и девушка вздрогнула.

В ту ночь она не сомкнула глаз.

Через три дня Балтазар собрался в Вену. Он завернул в узелок немного съестного и спрятал несколько монет в карман длинного камзола голубого сукна с вышитыми на нем красными цветами. На камзоле и на длинном парадном кафтане было нашито много больших медных пуговиц. Оставив Ванека за хозяина, Балтазар простился со своими. Расставаясь с Лидушкой, он утешал ее, как мог.

Мрачно стало «На скале». Лидушка совсем перестала петь. Не зная причины ее тоски, бабушка тщетно пыталась развеселить внучку, которая внимательно прислушивалась к вестям и рассказам всех нищих и бродяг. Говорили, что Иржик Скалак ходит от деревни к деревне, играет на цимбалах и поет странные песни, что он ругает господ и подстрекает народ против них. Однажды она услышала, что плговский эконом велел схватить его и отвести в замок. Девушка совсем загрустила. «Ведь он безумный, а они собираются пытать его за бессмысленные речи».

Вот как Иржик попал в замок. На полях, принадлежавших Плговскому поместью, работали крестьяне из окрестных сел. Участок бьш большой, работников много. Мушкетер с кнутом в руке присматривал за ними. Было раннее утро. Эконом еще не приезжал. У мушкетера было много хлопот с крепостными.

— Лодыри несусветные! — ругал он их без конца. — На своем бы поле до седьмого пота работали, а тут… Эй ты, чего глазеешь, ротозей этакий! — И кнут со свистом опустился на худую спину подростка, который на минуту оторвался от работы.

Пока мушкетер свирепствовал на одном конце поля, крестьяне на другом работали с прохладцей. Случилось так, что мимо проходил Иржик. Его здесь знали, знали и про его судьбу.

— Далеко идешь, Иржик? — окликнул его кто-то.

— Хотите, сыграю? — вместо ответа спросил Скалак.

Не дожидаясь согласия, он уселся на меже, положил цимбалы и ударил по звонким струнам. Крестьяне только делали вид, что работают, а сами внимательно слушали. В ясном весеннем воздухе раздался звучный голос Иржика:

Люди перестали работать. Иржик пел о том, что было у каждого на сердце.

Со слезами тебя ожидаем, О помощи умоляем; Силы больше нет страдать, Ведь у нас хотят забрать Хлеб наш насущный!

— Хлеб наш насущный! — повторил Иржик, глядя на своих слушателей, и закончил печальным аккордом.

Некоторые из крепостных поглядывали на мушкетера, большая часть слушала, иные вздыхали, другие сокрушенно кивали головами.

— Я знаю эту песню, знаю! — воскликнул седой крестьянин. — Это «Отче наш», только на крестьянский лад, я слыхал ее от деда, уже и тогда им не сладко жилось. Но парень не по порядку поет песню.

Вновь зазвучали струны.

— Таких слов в песне не было! — сказал седой крестьянин. — И откуда он взял их, безумный. Это…

Но он не успел договорить. По меже с другого конца большого поля к ним спешил мушкетер.

— Стервятник летит! Спасайся, Иржик, беги! Беги! Изобьет он тебя! — кричали со всех сторон крепостные. Иржик поднялся, но не побежал.

— Работать, эй вы, ротозеи, лентяи, хамы — работать! А ты… — И мушкетер напустился на Иржика. Тот вздрогнул, глаза его загорелись, но тотчас же глупая улыбка показалась на его лице. — Что ты тут пел? Вот я тебе задам! Еще смеяться?! — и кнут опустился на Иржика. Но Иржик отбросил цимбалы и, как кошка, бросился на стражника. Он сбил его с ног, выхватил у него кнут, и удары дождем посыпались на спину взбешенного мушкетера.

Все это произошло в одно мгновенье. Крепостные не спешили прийти на помощь надсмотрщику. «Пусть всыплет ему как следует», — желал в душе каждый из них, и, пересмеиваясь, они спокойно смотрели на разыгравшуюся сцену. Мушкетер безуспешно пытался освободиться, напрасно ругался и звал на помощь людей, требуя, чтобы они схватили этого негодяя; никто и пальцем не шевельнул. «Пусть на себе испытает, а то привык раздавать удары направо-налево».

Вдруг под горой раздался топот, и вскоре показался всадник. Это был плговский эконом, бывший княжеский камердинер. В это время Иржик бросил свое дело и оглянулся: прямо над собой он увидел мрачное лицо княжеского камердинера. Взоры их встретились. Мушкетер вскочил на ноги и в нескольких словах рассказал, как все произошло. Не слезая с коня, эконом излил на крестьян поток ругательств и проклятий.

— Связать и в тюрьму! В холодной живо присмиреет.

— Да он не в своем уме, — отважился заметить старый крестьянин.

— А, не в своем уме! Но мы знаем, что у этого негодяя на уме, он здорово умеет притворяться! Марш в замок!

Мушкетер подступил к Иржику, а тут появился и кладовщик из поместья. Схватив парня, они повели его в замок. Люди с сочувствием глядели вслед удалявшемуся певцу.

Вечером, когда крепостные расходились, многие просили старого крестьянина прочитать им крестьянский «Отче наш».

— Вот это песня так песня. В ней все есть.

— А как он пел…

— О цепах, говорят, он от себя добавил.

— Вот так безумный!

— А говорил-то правду.

— Конечно, да как быть? Помощи ждать неоткуда.