Н. Северин - Тайный брак

— И я тоже уверен, что он всю жизнь дураком останется, и как вошел во дворец нищим, так нищим и выйдет из него. Но все же за Людмилой надо смотреть в оба и скорее выдать ее замуж. А что бабушка?

— Я и с нею очень редко вижусь. Кроме неприятностей, от нее ничего не дождешься. Раньше она наговаривала на меня вашему отцу и добилась-таки того, что я потеряла его доверие, а теперь восстанавливает против меня Елену с мужем и всех, кто у нее бывает.

— А кто да кто ее теперь из знати навещает?

— Да все те же: Гагарина княгиня, Воронцовы, граф Александр Андреевич. С месяц тому назад цесаревна фруктов ей прислала из павловских оранжерей, а сегодня, наверно, и императрица вспомнит про день ее ангела. Она каждый раз спрашивает Людмилу про здоровье бабушки.

Торопливые шаги по коридору заставили Дымову смолкнуть на полуслове и устремить тревожный взгляд на дверь, у которой кто-то энергично зацарапал.

— Войдите, кто там? — сказал Лев Алексеевич.

— От светлейшего князя посланец в карете приехал с двумя лакеями, — доложил старый дворецкий.

— От князя? — с изумлением повторил Лев Алексеевич, не веря своим ушам.

— Что это значит, Левушка? — выпучив от страха глаза, спросила его мать.

Вместо ответа сын обратился к дворецкому:

— Куда провели вы посланца светлейшего?

— В зал. За ним лакеи внесли что-то такое, не то корзину, в бумагу обернутую, не то…

Его нетерпеливо прервал Лев Алексеевич:

— Доложи посланному от его светлости, что именинница сию минуту сама к нему выйдет.

Дворецкий вышел.

Оставшись с матерью наедине, Лев Алексеевич сказал в восхищении, потирая себе руки:

— А вы еще опасались, что князь перестал за Людмилой волочиться? Этот презент в день ее ангела — прямое опровержение ваших догадок. Пошлите сказать ей, чтобы она торопилась сойти вниз: надо, чтобы она лично передала посланцу князя свою признательность за внимание.

— Сумеет ли она это сделать, Левушка? Застыдится, пожалуй, и ни слова путного не выговорит.

— Неужели же вы думаете, что я оставлю ее с ним одну? — с раздражением возразил Лев Алексеевич. — А при мне она скажет все, что я велю ей сказать! Пошлите только сказать ей, чтобы не прохлаждалась: посланца такой особы нельзя долго заставлять ждать.

С этими словами он поспешно повернулся к двери, но у порога остановился и тревожно произнес:

— Батюшка бы нам только не помешал!

— Не бойся, он собирается ехать на заседание и готовит доклад, никто не посмеет к нему с россказнями сунуться, — поспешила успокоить его Дарья Сергеевна.

Она чувствовала себя совсем другим человеком после разговора с сыном и, сознавая в нем могущественную поддержку, совсем перестала тревожиться за будущее. Будет так, как захочет ее ненаглядный, разумный Левушка, а он плохого для семьи не придумает, она знала это по опыту, с тех пор как он стал проявлять свою волю в доме.

Лев Алексеевич очень торопился в свою комнату, однако босоногие вестовщики и вестовщицы успели раньше, чем он окончил свой туалет и сошел с лестницы из мезонина, разнести по всему дому интересную новость о диковинном подарке, присланном могущественным вельможей, ближайшим другом императрицы, их барышне, Людмиле Алексеевне. Во всех дверях в зал теснились возбужденные лица, следившие сверкающими от любопытства глазами за каждым движением незнакомого барина с орденом на шее и за двумя лакеями в расшитых золотом ливреях, которые с большими предосторожностями распаковывали двух серебряных лебедей, впряженных в золотую колесницу, наполненную цветами, такими душистыми, что в одно мгновение весь зал наполнился их ароматом.

Тут же суетился и дворецкий, помогая выворачивать из тонкой китайской бумаги мелкие принадлежности княжеского подарка: хрустальные граненые флаконы с дорогими заграничными духами, веер, расписанный известным французским художником, портбукет, осыпанный драгоценными камнями, фарфоровые банки с пудрой, помадой и тому подобными красивыми и дорогими безделушками, которыми должна была быть наполнена колесница с цветами.

Все это едва успели привести в надлежащий порядок, пригнать, уложить и уставить на стол, накрытый белой скатертью и выдвинутый среди комнаты, когда в сопровождении брата явилась именинница, не помня себя от конфуза и мысленно твердя цветистый комплимент, импровизированный братом в то время, когда они проходили в зал.

Все обошлось благополучно, и после отъезда посланца, отпустив сестру, торопившуюся с матерью к обедне, Лев Алексеевич приказал принести несколько лимонных деревьев из оранжереи, а затем, распорядившись, чтобы ими убрали стол с подарком князя, который он велел оставить посреди комнаты, отправился засвидетельствовать свое почтение отцу. Он застал его за письменным столом, погруженного в составление отчета.

Дымов, должно быть, был уже предупрежден о приезде сына; он не выказал ни удивления, ни радости при его появлении и, холодно протягивая ему руку, которую последний почтительно поднес к губам, спросил:

— Зачем пожаловал, сударь?

— С письмом от главнокомандующего к императрице.

— Гм! Бабушку видел?

— Не успел еще, только что приехал, поспешил поздравить вас с монаршею милостью, а также с отменной атенцией [1] Вниманием. светлейшего.

— Какая атенция? Прошу выражаться яснее! Экивоков я не люблю, — брюзгливо произнес Дымов.

— Светлейший изволил вспомнить, что сегодня день ангела сестры Людмилы, и прислал ей подарок.

— Какой подарок? Зачем? — отрывисто произнес Дымов, вперяя в своего собеседника испытующий взгляд.

— Чтобы лишний раз доказать вам свое благоволение, батюшка, другой причины этой атенции я не вижу.

— Ты вот как это понимаешь?

— Никто это иначе понять не дерзнет, батюшка.

— А я тебе говорю, что городские кумушки так надоели мне россказнями о внимании светлейшего к Людмиле, что я хочу ее в деревню отправить, — запальчиво возвышая голос, сказал отец.

— И я первый одобрил бы ваше намерение, батюшка, если бы нашей фамильной чести грозила опасность. Но ничего подобного нет. Князь в скором времени уедет отсюда и, кроме самой обыкновенной ласки, как дитяти глубокоуважаемого им слуги отечества и императрицы, он ничего по отношению к моей сестре не проявил и никогда не позволит себе проявить. Людмила — не бездомная сирота, за нее есть кому заступиться: у нее есть отец, известный честностью своих правил, и брат, готовый во всякое время отдать жизнь за честь семьи, — продолжал молодой человек с благородным одушевлением.

Но стоило только взглянуть на его отца, чтобы убедиться, что тот не верит искренности его заявлений; саркастическая усмешка, появившаяся на его губах при первых словах сына, не сходила с них до конца его речи, а когда Лев Алексеевич все тем же высокопарным тоном заявил, что честь фамилии ему столь же дорога, как и его отцу, последний довольно обидно прервал его на полуслове.