Клара Фехер - Море

— Именно.

— Мой заместитель — адъюнкт Пайор. Я сейчас вам его представлю. Вы коренная жительница Будапешта, не так ли?

— Да.

— И живете у своих родителей?

— Только с отцом.

— Да вы не Казмера Орлаи дочь?

— Верно.

— Мой хороший знакомый по университету. Очень славный врач. Что поделывает старик?

— Работает в районной больнице.

— Передайте ему привет. Ну что ж. пошли?

Доктора Пайора они нашли в его кабинете. Услышав стук, он испуганно закрыл ящик письменного стола и сунул в карман авторучку. Между прочим, доктор Жолт Пайор каждую свободную минуту сочинял стихи. Он уже издал два томика любовных и патриотических стихов, по триста экземпляров каждый. Стихи, очевидно, были не так плохи — больные терапевтического отделения расхватали все его книжки в первый же день.

— Позволь, Жолт, представить тебе мою любимую ученицу. Ординатор Мария Орлаи. Она будет проходить у нас практику. Возьми ее, пожалуйста, под свою опеку.

Доктор Пайор подверг осмотру будущего коллегу от блестящих как зеркало туфель и шелковых чулок до стройной талии и волнистых каштановых волос и только потом приветливо кивнул головой.

— Очень рад. Поистине рад.

— Ну, тогда разрешите оставить вас, — сказал главный врач.

— Когда придешь?

— Завтра утром. Сообщи, пожалуйста, в приемный покой, что освободилось пять мест.

Баттоня попрощался с ним за руку и ушел. Пайор улыбнулся Марии.

— Ну как, очень напугал вас старик? Вы только не вздумайте принимать его проповеди всерьез и не расплачьтесь. Он человек со странностями, и не надо, чтобы он обо всем знал. Кстати, здесь не все так строги, как наш шеф. Я, например, могу быть с вами очень нежен.

— Не будете ли вы так любезны, господин адъюнкт, сказать, каковы будут мои обязанности.

— Стало быть, вы не нуждаетесь в моей дружбе?

— Буду рада заслужить ваше доверие и благосклонность своей работой.

Пайор, вертя карандаш, насмешливо скривил губы.

— Скажите, вы девица?

— Я не замужняя.

— Простите за нескромность, сколько вам лет?

— Извольте, господин, адъюнкт, вот моя зачетка. Из нее вы узнаете все мои данные.

— А, весьма благодарен. Двадцать три года. И родилась в мае. Самый лучший месяц. Май. В этот месяц рождаются только красивые девушки. И в день рождения им преподносят сирень, ландыши. Чем прикажете вас угостить? Вы курите?

— Я могу уйти домой, или вы разрешите мне присутствовать на вечернем обходе?

— Я уже его закончил. Но, если вы так жаждете работать, я не возражаю. Между прочим, я попросил бы вас сделать мне одно одолжение. Сегодня вечером мне необходимо уйти на несколько часов, не подежурите ли вы за меня? Разумеется, если у вас возникнет какая-нибудь трудность, вы сможете найти меня по телефону, я дам номер… Согласны?

— Пожалуйста.

— Много работать вам не придется. Если ночью кому-нибудь понадобится болеутоляющее, это сделают и сестры, вас даже будить не станут. Я вам дам интересный роман, вы пойдете в дежурку, ляжете на диван и будете читать или разгадывать кроссворд, если вам это больше нравится. Или можете себе спать, только предварительно сообщите швейцару, чтобы он никого на порог не пускал, свободных мест все равно нет.

— Простите, ведь господин главврач Баттоня сказал, что освободилось пять коек.

— Ах ты, господи, их уже давно и в помине нет. На одну койку младший врач Ковач сегодня в полдень положил какого-то туберкулезника, две койки нужны мне, а две другие забронировал доктор Бенц. Не осталось даже приставных коек. Вот вам журнал «Театральная жизнь», ключи от дежурки — идите и читайте. До свидания.

Орлаи поблагодарила, взяла с собой книжку, но не пошла в дежурку, а с любопытством стала заглядывать в палаты. Представилась по очереди сестрам, которые неслышно ходили по коридору в темно-синих монашеских юбках и белых чепцах.

Приемный покой и регистратура находились на первом этаже, в нескольких шагах от кабинки швейцара. Везде было пусто. Только в приемной скучал дежурный. От нечего делать он то чистил ногти, то читал роман Юлианы Жиграи. Приема нет. Ему велено отказывать всем, даже в том случае, когда у человека пошла горлом кровь или перелом ноги. В родилке тоже приема нет, женщин уже не вносят в родильную комнату, а кладут где только можно — в коридорах, в приемном покое. А сколько раненых! После каждого налета машины скорой помощи привозят искалеченных, стонущих людей. Но господин младший врач Жилле отдал распоряжение никого в операционную не приносить.

На столе задрожал внутренний телефон.

Чиновник в очках недоуменно вздрогнул и оторвался от чтения интересной истории о том, как Мара Сюч выходила замуж.

— Свободных коек в терапии? Дежурная доктор Мария Орлаи? Так точно, записал.

Мария Орлаи закончила обход палат. Почти все больные уже спали, измученные болью, обессиленные температурой или усыпленные снотворным. В дежурке тускло горела синяя лампочка. Мария попробовала было читать, но глаза лишь скользили по строчкам. Мысли ее то и дело возвращались к тем семидесяти четырем человеческим жизням, вверенным ей на эту ночь.

В полночь в дверь постучала очкастая старая сестра Беата.

— Привезли больного.

Мария Орлаи вскочила и выбежала в коридор.

— Понесли в амбулаторию.

В приемной на диване лежала женщина лет сорока — сорока пяти. На ее лице блестели капельки пота. Время от времени она открывала глаза и смотрела мутным, испуганным взором. От озноба у нее стучали зубы, и она со стоном прикладывала руки к животу.

— На что жалуетесь? — спросила Орлаи и села рядом с женщиной. Она касалась наименее чувствительных мест живота, но от малейшего ее прикосновения к натянутой коже женщина вскрикивала от боли и начинала икать.

— Как ваша фамилия? — спросила Орлаи, продолжая осторожно обследовать больную.

— Ковач, — ответила та, чуть слышно взвизгивая. — Мне сорок пять лет… болит с полудня… но что делать, думала, пройдет, никак не хотела идти сюда, дома четверо малышей, муж на фронте, сама работаю на заводе…

— Потерпите немножко, я сейчас вернусь.

Мария вышла в коридор, отыскала телефон и набрала номер, который ей дал адъюнкт Пайор. В трубке послышался тоненький хохоток какой-то женщины.

— А, Пуби, из больницы спрашивают. Сейчас позову.

— Что им надо? — послышался вместо ответа рычащий голос Пайора.

— Извините, господин адъюнкт, я тут приняла одну больную. Боли в животе, икота, по всей вероятности, непроходимость кишечника.

— Ладно. Посмотрю на утреннем обходе.

И положил трубку.

Мария, словно в оцепенении, стояла в коридоре. Произошла какая-то ошибка, какое-то недоразумение. Наверное, прервали. Она торопливо набрала номер еще раз. Опять женский голос, но теперь уже раздраженный: