Людвига Кастеллацо - Тито Вецио

Свидетель страстных поцелуев влюбленных, Купидон, установленный на водяных часах, казалось, покинул их, чтобы не допустить в храм любви непосвященных. Шаловливый ребенок опустил плотный занавес и приложил свой розовый пальчик к губам.

Через пять дней после посещения египетской волшебницы достойный владелец римских гетер Скрофа, встав рано утром с постели в прекрасном расположении духа, оделся в праздничное платье и улыбаясь самой добродушной улыбкой, отправился к дому Тито Вецио.

Терпеливо дождавшись, пока толпа клиентов и утренних поздравителей мало-помалу не разошлась, он попросил раба-номенклатора [154] Раб-номенклатор — своего рода секретарь, напоминал хозяину имена гостей, о самых важных делах и т. п. доложить о нем и попросить о немедленной частной встрече.

Просьба его была удовлетворена и его ввели в библиотеку, где после утреннего приема клиентов и поздравлений находился Тито Вецио.

Помимо содержания гетер, Скрофа занимался еще и ростовщичеством. Оба эти занятия требовали особой ловкости в ведении дел и полного бесстыдства.

Подобострастно раскланявшись, он начал свою речь с безудержной лести молодому всаднику. Хвалил его храбрость, великодушие и щедрость, известные всем гражданам Рима от мала до велика, затем перешел очень искусно к своей собственной персоне и принялся утверждать, что цель его жизни — угождать таким знаменитым воинам, как Тито Вецио, и что у него, Скрофы, всегда открыт для них кредит, какой только они пожелают, хотя бы и для шалостей, так свойственных молодости. Что нельзя не уважать юношу, не жалеющего средств для осуществления своих фантазий, потому что такой юноша, благодаря своему врожденному великодушию, никогда не забудет об интересах других людей.

После столь эффектного вступления Скрофа перешел непосредственно к цели своего визита к молодому всаднику. Он начал очень униженно объяснять, что на покупку афинской красавицы он истратил все свои незначительные сбережения до последнего сестерция, и что, хотя у гречанки действительно несколько вздорный характер, она после короткого знакомства с палачом поля Сестерция и некоторыми особенностями его работы, несомненно изменилась бы в лучшую сторону, после чего очаровательная гречанка несомненно стала бы самой знаменитой гетерой Рима и таким образом вернула бы Скрофе все деньги, затраченные на ее покупку и содержание.

— Судьба, впрочем, решила иначе, — поспешил добавить Скрофа, видя, что Тито Вецио буквально побелел от гнева. — Молодой и красивый всадник ввел гречанку в свой дом и она находится у него уже несколько дней.

— Я знаю его имя, — продолжал старый сводник, — но, конечно, за все золото мира не стану прибегать к защите закона, начинать судебный процесс или беспокоить власть имущих. Это было бы безумием с моей стороны, потому что великодушие, честность и щедрость главы римской молодежи известны всем. Высокое положение юноши позволяет надеяться на то, что он не поскупится и мне не придется требовать свою рабыню обратно.

— К чему все эти потоки красноречия, Скрофа? — нетерпеливо прервал его Тито Вецио.

— Я бы хотел знать, храбрый юноша, угодно ли тебе купить у меня мою рабыню, или ты вернешь ее мне?

— Безусловно, угодно купить и ни в коем случае не угодно возвращать, — Тито Вецио для большей убедительности взмахнул рукой.

— Значит за ценой ты не постоишь? — с жадностью воскликнул Скрофа, даже не пытаясь скрыть свою радость.

— Ну, к делу, сколько ты за нее хочешь?

— Разве я был не прав, утверждая, что ты самый великодушный из всех людей, образец всадника, честь римской молодежи…

— Перестанешь ли ты, подлый льстец! — вскричал Тито Вецио, окончательно выведенный из себя неприкрытой лестью Скрофы. — Если ты и дальше будешь продолжать в том же духе, я начну сбавлять по несколько золотых монет за каждое твое гнусное слово.

— Если тебе неприятны мои слова, то должен тебе сказать, что я не могу уступить тебе гречанку меньше, чем за семь талантов. [155] Талант — самая крупная денежно-весовая единица (около 26 кг).

— Через три дня ты их получишь.

— Все семь талантов?

— У меня только одно слово.

— Боже, какое великодушие! — радостно закричал Скрофа. — Позволь же мне облобызать щедрую руку того, которому, клянусь всеми богами и богинями, я буду вернейшим и преданнейшим слугой.

— Руки моей ты, конечно же, не коснешься, убирайся вон и поблагодари богов, что я не желаю марать свои руки, иначе я бы с удовольствием разукрасил физиономию такому мерзавцу, как ты. Уходи прочь, а когда явишься за деньгами, не смей беспокоить меня. Если увижу тебя в другой раз, я за себя не ручаюсь. Спроси дворецкого и от него получишь деньги. Ну, теперь больше ни слова и вон отсюда, — прибавил Тито Вецио, указывая на дверь.

Ему не пришлось повторять дважды. Склонившись, непрерывно кланяясь, Скрофа поспешил убраться с глаз долой.

Сумма, которую Тито Вецио согласился заплатить за невольницу, равнялась ста шестидесяти восьми тысячам сестерций. Если принять во внимание цены на предметы первой необходимости, существовавшие в ту пору, то покупка щедрым квиритом красавицы-афинянки принесла ее бывшему владельцу целое состояние. Для сравнения можно только добавить, что, например, бык продавался за сорок сестерций, а баран всего за четыре.

— Надменный аристократишка, — ворчал Скрофа, проходя по анфиладам роскошно убранных комнат. — Ни одного слова не сказал, даже не поторговался по-человечески, сразу согласился заплатить столько, сколько я запросил.

— А пожалуй я мало потребовал, — продолжал задумчиво владелец гетер, осматривая роскошные комнаты. — Впрочем, нет, зачем требовать лишнее, надо брать то, что полагается… Экий дом! И что за слуги? Привратник одет лучше меня и без ошейника, ходит себе свободно, не так, как у других. Чудак этот Тито Вецио! Отвалил сто шестьдесят восемь тысяч сестерций за невольницу, которая мне обошлась всего в двадцать четыре тысячи — право, не дурно. Не будь этого Тито Вецио, не встреть он гречанку у палача Кадма, куда бы я девался с этой взбалмошной девчонкой? Был бы прямой убыток. Хвала тебе, добрый Меркурий! Пойду немедленно в твой храм у Капенских ворот и принесу в жертву самого тучного барана. Не забывай меня своими милостями, Меркурий, оказывай покровительство моему дому и в будущем.

И Скрофа отправился приносить Меркурию в жертву своего самого лучшего барана.