Валентин Тарасов - Чеслав. Ловец тени

Желань же, расценив его бездействие как нежелание выполнить ее просьбу, снова прошептала:

— Прошу, сделай это!

Теперь в ее голосе слышалась глубокая мольба.

— Хорошо, сделаю.

Чеслав нагнулся, чтобы забрать с земли волосы, и рас­слышал тихое:

— И прости... за зверя.

Юноша поднял окропленный девичьей кровью локон и сжал его в кулаке.

После полученного от парня согласия выполнить ее просьбу Желань вся будто обмякла. Видать, немалых сил стоил ей этот разговор, да еще и новой потери крови. Де­ва отвела от гостя взгляд и, устремив его куда-то вверх, зашептала, предаваясь воспоминаниям:

— Смотрел он на меня глазами своими жгучими с неж­ностью, а сам словно про другое думал... Говорил с жа­ром в голосе, а мне и понять его порой нелегко было... Про край свой солнечный он сказывал, что грустит о нем... Не видать его черным очам больше родимого края... Про волхвование их диковинное сказывал, про Великих сво­их. .. Да, видать, не уберегли они его... В пути дальнем сберегли, от опасностей многих схоронили... Здесь поги­бель отвели... А у вас не уберегли... — И, прерывисто вздохнув, продолжила: — Как забыть теперь глаза его жгучие? Ой, Лада Светлая, пусть отпустит меня та мученька сладко-горькая, а теперь такая невыносимая...

Чеслав подумал, что раненую таки одолела горячка, и поспешил выйти из дома, чтобы призвать на помощь ее родительницу.

Туп... Туп... Туп... Туп...

То раздавались глухие удары конских копыт.

Деревья неспешно сменялись кустами, кусты — сухо­стоем, затем чередой болот, россыпью камней среди де­ревьев, холмами, оврагами, непролазной чащей...

Туп... Туп... Туп... Туп...

Несмотря на желание скорейшего возвращения в ро­довое селение, из-за еще не затянувшихся ран Чеслава обратный путь они проделывали не так быстро, как из­начальный к соседям. Подчиняясь этой вынужденной не­спешности, едущему верхом Чеславу порой даже приходилось сдерживать резвого Ветра, который все никак не мог понять, отчего они тащатся, словно дряхлые клячи, и то и дело норовил ускорить шаг.

Идущий впереди Кудряш, лишь изредка замолкая, де­лился впечатлениями от их пребывания и проводов из городища Хрума. А провожали их и в самом деле знат­но и уважительно.

У ворот, желая им спокойной и легкой дороги, собрал­ся весь городищенский люд. Их снабдили сумами, пол­ными съестных припасов и лакомств, подарками для гла­вы их рода дядьки Сбыслава — шапкой из волчьего меха и богатым кожухом, а также вручили шкуру медведя, добытого Чеславом. И эта добыча покоилась теперь переки­нутая через круп коня. Кроме того, Хрум вручил Чесла­ву добротный лук с двумя десятками искусно оперенных стрел, из которых ни одна не походила на другую.

Мужи, как и положено, прощались сдержанно, давая дельные советы, касающиеся пути следования. Зато ба­бы и девки провожали гостей с перекликами, смехом да веселыми прибаутками. И только у стреляющей очами в сторону Кудряша Умилы то и дело наворачивались не­вольные слезы. Но Кудряш усиленно делал вид, что не замечает этой девичьей слабости, — нечего привселюдную забаву устраивать. Все, что хотел, он сказал девке еще сразу после учты.

Улучив момент, пока люд обступил Кудряша, глава селения Хрум отвел Чеслава в сторону и, еще раз выска­зав сердечную благодарность за спасение дочери, с много­значительной расстановкой добавил:

— Славный ты муж, Чеслав, как и отец твой был, как и род ваш весь... Вот тебе бы девку свою отдал, па­рень. .. — И уставился на него хитрыми глазами.

Чеслав хорошо понимал, что, несмотря на присущее ему лукавство, Хрум сейчас всерьез предлагает пород­ниться двум их родам. И от того, какой ответ даст он, Чеслав, главе этого рода, во многом будут зависеть их добрососедские отношения. А потому слова подбирал неспешно и вдумчиво, но говорил без хитрости:

— За честь бы почел породниться с твоим давним ро­дом и кровь свою смешать с твоей, Хрум, и девка твоя любому мужу в радость и честь будет. Но словом я свя­зан уже с другой... А слово свое ценю и чту, дабы и дру­гие его ценили. И случись так, что нарушил бы его, ты бы первый презрение мне выказал... — И, предвидя возможный вопрос Хрума, добавил: — А взять сразу две жены, так это мне еще не по возрасту. Да и не по мудрости...

Хрум какое-то время не отводил глаз от лица парня, словно выверяя, насколько он был честен, а после не­определенно крякнул, встряхнул головой и, почесав проплешину, заговорил:

— И здесь ты, парень, завидный толк проявил и зря о незрелости разума своего сетуешь... — И весомо хлоп­нул Чеслава по плечу, снова попав по незажившей ране.

Юному мужу даже показалось, что сделал это хитрый мужик нарочно, будучи недовольным его пусть и обо­снованным, но все же отказом. Чеславу же на такое «дру­желюбие» оставалось только сдержать стон и не выдать своей боли лицом. А Хрум с искрами большого лукав­ства в глазах продолжил:

— Про то, как у тебя с другой девкой сложится, то лишь Великим ведомо. Всякое случается... Но я свое слово сказал. Ты его слышал. А там как будет...

С тем и расстались.

И теперь Чеслав размышлял, удалось ли ему, не нане­ся обиды отказом, объяснить Хруму толком свое реше­ние. Потому как слова словами, а главное, что у соседа на душе осталось да в думах сокровенных. А еще Чеслав по­думал о том, что на прощании не было видно Горяя, и хо­рошо, что тот не видел, как шептался с ним Хрум, а ина­че этот ревнивый молодец со слишком буйной головушкой запросто мог устроить им засаду да извести попытался — с него бы сталось...

Туп... Туп... Туп... Туп...

Привычная болтовня Кудряша не отвлекала Чеслава. Думалось ему и о том, как в чем-то схожим оказалось при­ключившееся с чужаком Луцием в селении Хрума и то, что стало преследовать его, Чеслава, после купальской но­чи. Но кто желал погибели пришлому в селении Хрума, он теперь знает — уязвленный за девку Горяй, а вот кто стал угрозой для него, он так и не разгадал... Пока что не разгадал.

Явным было лишь одно: опасность исходит от его роди­мых соплеменников, точнее, от кого-то из них, потому как у соседей ни явно, ни скрыто на его жизнь не покушались. Ну разве что медведь. Да и то была честная битва.

Из того, что ему стало известно, выходило, что, скорее всего, и двух чужаков погубил тоже кто-то из его племе­ни. А значит, и семейство Горши и Молчана тоже свои сгу­били. Вот только за что? Возможно, конечно, что чужаки им сперва потраву содеяли, а после кто-то самих чужа­ков изничтожил. Но кто? Мудрено! И только ли кто-то неведомый желает ему погибели из-за любощей с ночной девой, или кто-то другой не желает, чтобы он дознался, кто сгубил соплеменников и чужаков? Снова муть болот­ная, непроглядная... Ясным было лишь одно: их поход к соседям оказался пустым и ничего нового, что помогло бы в поиске душегубов, не дал.