Дмитрий Дмитриев - Золотой век

С таким письмом Мишуха Труба, разыскав усадьбу Пустошкина, явился к нему, изменив несколько свое намерение ехать на розыски прямо в Питер.

Помещик Пустошкин ласково принял княжеского посланного и, прочитав письмо князя Платона Алексеевича, обратился к Мишухе Трубе с таким вопросом:

— Ты тоже хочешь пуститься на розыски? Скажи, делаешь ты это по своей доброй воле?

— Так точно, господин, — ответил дворовый.

— Князь к этому тебя не неволит?

— Нет, я сам выпросился у его сиятельства на розыски.

— Ты к тому пропавшему офицеру имеешь некую привязанность, любовь…

— За господина Серебрякова я готов на все. Свою жизнь для него не пожалею, — с чувством промолвил Мишуха Труба.

— Хорошо, похвально… Князь Платон Алексеевич прав: в своем письме он назвал тебя моим помощником. Ты мне будешь не только помощник, но и советчик. Завтра я собираюсь выехать в Питер, и ты, Михайло, разумеется, поедешь со мною. В Питере мы станем наводить справки о Серебрякове, расспрашивать о нем, может, нам и-удастся напасть на его след. У меня чутье есть, да и у тебя, чай, оно тоже имеется. Я питаю надежду, что вдвоем с тобою мы дело сыскное оборудуем и господина офицера, женишка княжны Натальи Платоновны, разыщем, — почти уверенно произнес Егор Пустошкин.

Михайло Труба тоже верил в успех розысков.

Егор Захарович поторопился выездом в Питер. Его сопровождали, кроме Мишухи, еще трое верных и преданных дворовых.

Эти дворовые были из числа охотников Пустошкина и все трое обладали непомерною силою и ловкостью и притом были преданы своему господину. Пустошкин рассчитывал и на их помощь в своем предприятии.

Приехав в Петербург, Егор Захарович принялся энергично за розыски; он также прибег к помощи известных в то время сыщиков.

Пустошкину указали на Мишку Жгута, как на самого опытного и искусного сыщика. Немало удивился сыщик Жгут, когда узнал, кого ему хотят препоручить разыскивать.

— Ведь таковой офицер давно похоронен, — проговорил с лукавой улыбкой Жгут Егору Захаровичу. — Офицер Серебряков утонул в реке Неве, тело его вытащили из воды и похоронили с воинскими почестями, — добавил он.

— Утоп и похоронен не офицер Серебряков.

— А кто же? — притворно удивляясь, воскликнул ловкий сыщик.

— Старик Захарыч, отставной солдат, из моих крепостных.

— Быть не может… О том напечатан в ведомостях рапорт военной коллегии…

— О чем это?

— О потоплении офицера гвардии Серебрякова и о предании тела его земле.

— Предали вы земле тело не офицера Серебрякова, а, говорю, отставного солдата Захарыча…

— Не может быть! Не может быть! — возражал Мишка Жгут и как ни старался скрыть свое смущение, но оно было очевидно по его побледневшему лицу.

— А я говорю, может быть! И в сотый раз повторяю, что схоронен не Серебряков, а старый солдат… — промолвил Егор Захарович, рассерженный упорством сыщика.

— Странно… очень странно!..

— Странного на свете много бывает… Но не в том дело. Желаешь ты, господин сыщик, принять участие в розысках или нет?

— Нет… мертвого между живыми не ищут…

Как ни заманчива была денежная награда, обещанная Пустошкиным Мишке Жгуту, но все же он принужден был отказаться от розысков, чтобы не навлечь на себя гнева своего начальника, бригадира Рылеева.

«Заманчив кусок, да ничего не поделаешь, пожалуй, подавишься им… Бригадир задаст мне такие розыски, что и своих не узнаешь. Жаль упускать деньги, а придется отказаться, своя шкура дороже денег», раздумывал сыщик.

— И не надо, обойдемся и без тебя. Была бы честь предложена, а от убытку Бог избавил, — промолвил Егор Захарович.

Мишка Жгут ушел от Пустошкина; он хоть и отказался от розысков из «робости своего начальства», а все же не преминул, как аккуратный и исправный служака, известить свое начальство о приезде в Петербург Пустошкина и о затеваемом им розыске.

Бригадир Рылеев просто взбеленился, когда услыхал, что «некий сумасброд» хочет разыскивать между живыми людьми уже погребенного гвардейского офицера Сергея Серебрякова.

Рылеев немедленно потребовал «сего безумца» в свою канцелярию.

Когда Егор Захарович пришел, то начальник полиции принял грозный вид и, желая запугать вошедшего Пустошкина, набросился на него:

— Что это, государь мой, за глупые выдумки. И кто дал вам на это право? И ведомо ли вам, сударь мой, что лицо неблагонадежное я имею власть выгонять из города.

— Господин бригадир, не советую вам заходить так далеко и кричать на меня как на холопа или как на подчиненного вам будочника! Я дворянин, это раз, и вашего крика нисколько не испугаюсь, это два, и говорить с вами не намерен, это три!

Егор Захарович направился было к двери.

Начальник полиции, не ожидая такого отпора, смутился и присмирел.

— Останьтесь, куда же вы?

— А что же мне здесь делать? Брань, что ли, вашу слушать.

— Прошу остаться.

— А я, в свою очередь, господин бригадир, прошу говорить со мной вежливо, по-человечески.

— Я… я должен снять с вас допрос, потому и говорю вам — останьтесь.

— Допрашивайте, если нужно. Но предупреждаю, господин бригадир, не старайтесь меня запугать, я ведь не из робких. Извольте чинить мне допрос.

— Когда вы прибыли в Питер? — официальным тоном стал производить допрос Егору Захаровичу обер-полицмейстер.

— Вчера утром.

— Зачем?

— Чтобы разыскать или напасть на след гвардейского офицера Сергея Серебрякова.

— Так… Что же, этот офицер Серебряков вам сват, брат, племянник?

— Ни то, ни другое, ни третье.

— Так зачем или с какой целью хотите вы его разыскивать?

— Это для вас, господин бригадир, все равно.

— Ну, положим, что так. Но ведь вам ведомо, государь мой, что офицера Серебрякова давно похоронили; об этом вам уже сказано.

— Похоронили вместо Серебрякова моего бывшего крепостного, отставного солдата Захарыча.

— Что вы, сударь, за околесицу несете! Этого не могло случиться. Много лиц признали утопленника за офицера Серебрякова. Об этом уже и рапорт составлен. Серебряков похоронен. Какого же вы еще хотите разыскать Серебрякова?

— Того, господин бригадир, который исчез у вас, в Питере, как сквозь землю провалился. Того офицера Серебрякова, который был помехою некоторым лицам, хоть и всесильным, но бесчестным, — смело выговорил помещик Пустошкин.

— Вот что!.. Я догадываюсь, сударь, на кого вы делаете намек. И даю вам добрый совет поукротить немного свой язык, а то, чего доброго…

— А то что же сделают? — перебивая Рылеева, с насмешкою быстро спросил у него Егор Захарович.

— А вот что, вытянут язык да и отрежут, — невозмутимо заметил ему Рылеев.

— Было да прошло… Теперь не то время, господин бригадир… Теперь царствует над нами Екатерина Алексеевна, мудрая, великодушная…