Валерий Кормилицын - Разомкнутый круг

В будуар к жене заглянул князь Петр, с ходу восхитился платьем и и так же с ходу вылетел вон, отряхивая с парчового халата пудру.

«Метко пудреницу швырнула! – не обиделся, а рассмеялся он. – Действительно, скорее бы корнет просыпался, пока она меня не убила со скуки».

Максим проснулся лишь после обеда и, позвонив в колокольчик, велел подавать умыться. Затем, накинув халат, направился поздороваться к княгине. Пройдя в будуар, он широко раскрыл рот, зевая, и стал стучать по нему ладонью, выводя заунывное: «а-а-а-а!».

Дозевать он не успел. Сложенный веер довольно-таки чувствительно ударил его в грудь.

На секунду распахнулась дверь, и князь Петр с веселой миной и со словами: «А вот и Максим проснулся» хотел пройти к жене, но, увидев, что назревает кровавое побоище, почел за благо скрыться, услышав, как загремел по полу небольшой круглый столик с бронзовой греческой богиней, держащей факел в вытянутой руке. Богиня катилась и дребезжала довольно долго, пока не уткнулась в стену.

– Идите досыпайте, корнет! – вскричала княгиня, высматривая по комнате, что бы еще такое бросить на пол.

Но все, на чем останавливался взгляд, не смогло бы как следует загреметь. Еще немного подумав, она бросила толстенную книгу. Но та, не оправдав ее надежд, упала не на паркет, а на ковер и нужного звука не издала. Как нарочно, Максиму захотелось зевать, и он опять широко раскрыл рот.

– Да вы что, надо мной издеваетесь, что ли, несносный мальчишка! – Ухватилась княгиня за деревянную спинку стула, прикидывая, словно пьяный гусар, как бы половчее метнуть его в зеркало.

Но Максим опередил ее действия, усевшись на этот самый стул верхом лицом к княгине, обхватил ее за талию, прижавшись головой к животу, и сжался, словно ожидая удара. У княгини от жалости брызнули слезы и, нагнувшись, она поцеловала светлые волосы корнета, в свою очередь, обхватив его голову руками.

– О-о! – простите меня! Это все мигрень… – Еще раз поцеловала Максима. – Да, как нарочно, и платье неудачное… – Отойдя от него чинно уселась на диван и позвонила в колокольчик, постепенно успокаиваясь. – Князя позовите! – велела прибежавшему слуге.

Совесть начинала мучить ее.

– Милый князь! – бросилась на шею вошедшему мужу. – Ежели можете, то простите меня… – нежно и страстно поцеловала его в губы.

– Княгинюшка! – произнес расчувствовавшийся князь Петр и подарил ей ответный поцелуй.

Тихонько, на цыпочках, Максим попытался выбраться из будуара, но его остановил строгий окрик:

– Стойте! Куда вы? А кто оценит мое прекрасное новое платье?..

В десять вечера большая карета, поставленная на полозья, повезла Рубанова и Голицыных к дому вельможи. Немного не доезжая, остановились и, как показалось княгине, «целую вечность» лакей, стоявший на запятках, с кем-то ругался. Наконец, тронулись дальше. Даже в темноте кареты виден был выдыхаемый на морозе пар. Голицына зябко жалась к плечу мужа. Затем снова остановились, на этот раз слушая переливистый мат своего и чужого кучера. Княгиня неожиданно рассмеялась.

«Почему матюги приводят ее в хорошее настроение?» – поразился Максим. Затем еще немного проехали толчками – без конца трогаясь и останавливаясь, – и только тогда лакей открыл дверь.

Первым выпрыгнул Максим и галантно подал руку княгине. Последним вышел князь, и тут же все трое услышали крики и, забыв о холоде, с интересом стали наблюдать, как их кучер за что-то мутузил чужого. Мат стоял выше трехэтажного дворца вельможи…

Закончив поединок, княжеский кучер с поклоном принял от своего господина целковый «за храбрость», и тогда только Рубанов с четой Голицыных направились к ярко освещенному подъезду, оживленно обсуждая происшедшее. Настроение у княгини стало прекрасным, она весело болтала. «Как все-таки моя жена любит простой народ!» – радовался князь Петр.

Скинув на руки лакеям верхнюю одежду, по лестнице поднялись наверх и попали в объятия хозяев. Княгиня долго целовалась с супругой вельможи, успев обсудить двух дам и их туалеты, – и то и другое, разумеется, было препротивным и безвкусным! Голицын с Максимом раскланялись и солидно пожали руку хозяину. Княгиня Катерина оторвалась от хозяйки, лишь когда подошла очередная пара гостей.

– Я к вам непременно подойду, милочка! – пообещала ей супруга вельможи, улыбаясь вновь вошедшим.

– О-о! Какое на вас чудное платье, – приложился к княгининой ручке выпавший откуда-то из толпы Василий Михайлович.

Тут же подоспела и его супруга.

Княгиня Катерина в секунду определила, как прекрасно смотрятся ее мужчины в сравнении с полковником.

«Все-таки я научила корнета элегантно носить вицмундир! – полюбовалась она на Рубанова. – Да и князь Петр у меня молодцом! – Быстро окинула взглядом невысокую стройную фигуру мужа в зеленом гусарском вицмундире. – Ну почему у гусаров к вицмундиру ввели не белые панталоны и башмаки, как у всей нормальной конницы, а эти ужасные зеленые чакчиры [13] Рейтузы. Штаны. и сапоги-ботики?! – чуть было не расстроилась она. – И после всего перечисленного не хочет из гусаров переводиться…» – не успела додумать злободневную мысль, как на нее накинулись две подруги графини и, подхватив под руки, чуть не насильно куда-то увели.

Князь Петр сразу воспрял духом.

– Вы подождите княгиню, а я через минуточку подойду, – нежно улыбнулся Рубанову, и до конца бала Максим его больше не видел.

Прислонившись к стене, он стал разглядывать гостей, с трудом сдерживаясь, чтобы не начать зевать.

За время дежурства во дворце Рубанов привык к избранной публике и не смущался ею, но до него пока еще не дошло, что сегодня он не наблюдатель, а участник сего красочного и яркого зрелища. При виде генерала в ленте и орденах он чуть было не вытянулся во фрунт, но вовремя спохватился, покраснел и затесался в толпу. «Господи! А ежели придется танцевать?» – вдруг ужаснулся он, наконец-то начиная понимать, что нынче является участником и приглашенным гостем, а не разводящим или даже начальником караула… «В такой массе народа княгиня меня не сразу отыщет», – не успел порадоваться он, как толпа перед ним растаяла, бросившись посмотреть и поприветствовать какого-то важного гостя – им оказался военный министр Алексей Андреевич Аракчеев, и Максим остался стоять в одиночестве. Мимо него скорым шагом, почти бегом, пронеслись две юные дамы, оставив после себя волну духов, пудры и еще чего-то такого остро-женского, что у Максима перехватило дыхание и щеки пошли пятнами. Поглядев вслед дамам, он еще пуще покраснел, так как увидел, что одна из них повернулась, глянула на него и что-то сказала подруге, после чего обе рассмеялись. «Надо мной, наверное!» – сжался он в углу. Рубанов еще не мог правильно оценить себя, казался себе неловким и угловатым, не умеющим сообразить, что сказать и куда деть руки… «Нет ни палаша, ни узды, за которую можно было бы ухватиться…» – Убрал он ненужные ладони за спину и опять привалился к стене, вздрогнув от неожиданности, когда кто-то дотронулся до его плеча.