Наташа Боровская - Дворянская дочь

За эти несколько мгновений я стала на много лет старше. До этих пор, несмотря на все, что мне довелось пережить, я оставалась романтичной юной женщиной. Теперь же, после того как Стефан вышел через эту дверь, все мои девичьи грезы испарились.

Когда вернулась Вера Кирилловна и застала меня все в той же позе, с тем же застывшим печальным взглядом, она, должно быть, поняла, что говорить больше было не о чем.

— Жаль, что вашему кузену пришлось так рано уйти, — заметила она, раздвигая шторы и открывая вид на пустынную, продуваемую ветром улицу. — Такой щедрый и благородный молодой человек. Настоящий князь. Какая мерзкая погода! Боюсь, зима нынче будет холодная.

В дверях появился дворецкий и объявил, что кушать подано.

Вера Кирилловна вздохнула. Величественно подняв голову, с неподражаемым самообладанием, она пригласила меня пройти в столовую.

Третьего декабря 1920 года, двух месяцев от роду, Питер Алексей Хольвег был крещен в русском соборе на улице Дарю. Крестной матерью его была графиня Лилина, а крестным отцом — князь Ломатов-Московский, Л-М.

Я не могла отказать миссис Уильямсон в удовольствии устроить по этому поводу праздничный прием в ее доме в Нейи и продемонстрировать придворные манеры, освоенные ею под руководством Веры Кирилловны, немало изумленным императорским высочествам, присутствовавшим на крестинах. В их числе были трое сыновей покойной великой княгини Марии Павловны — Борис, Кирилл и Андрей Владимировичи, последний из которых был женат теперь на своей прежней любовнице, знаменитой балерине Кшесинской, любимице императорской России.

Стол для приема готовил не кто иной, как поляк Анатоль, бывший шеф-повар Силомирских, позорно бежавший, когда в наш особняк ворвалась революционная толпа. Вера Кирилловна обнаружила его, когда принялась распоряжаться на кухне отеля «Ритц», и теперь, пристыженный, он дал себя уговорить порадовать нас своим кулинарным искусством.

Что касается десерта, тут все заботы с радостью взяла на себя Зинаида Михайловна, которая к этому времени открыла в Пасси русскую чайную, где всеми делами стал распоряжаться ее Коленька. Однако, несмотря на свою широкую популярность, их заведение едва позволяло своим владельцам сводить концы с концами, поскольку Зинаиде Михайловне совесть не позволяла много брать с посетителей, а у Коленьки, которого никак не отягощали угрызения совести, деньги в карманах долго не задерживались.

По окончании приема нас с Алексеем и Питера Алексея, уснувшего у няни на руках, отвезли в «паккарде» миссис Уильямсон домой, на нашу новую квартиру, выходившую окнами на сад Трокадеро. Большая и старомодная, с высокими потолками, о которых я мечтала, она была довольно скромно, но красиво обставлена мебелью в стиле ампир, купленной по бросовым ценам на распродажах, найденных Верой Кирилловной. Появился теперь у нас и кабинетный рояль «Стейнвей», купленный на деньги, вырученные от продажи моей последней драгоценности.

В этом нашем новом и, я надеялась, постоянном доме мы с мужем возобновили супружескую жизнь, правда, без волнующей атмосферы медового месяца. Он был до предела загружен работой, став теперь профессором Французского колледжа и продолжая свои революционные исследования в области атомной физики. Я была занята ребенком и работой в Центре по делам русских беженцев. Алексей по-прежнему помогал мне в учении, а я продолжала аккомпанировать ему, раз в неделю играя вместе с ним на наших вечерах камерной музыки. Он был теперь рад визитам друзей, которые прежде не имели возможности появляться в нашем доме из-за его собственнического отношения ко мне. Для меня они стали просто подарком судьбы. С особым же радушием мы принимали Л-М, своенравного аристократа с объективным взглядом на утраченное всеми нами величие, а также Геннадия Рослова.

Этот великий пианист появился в Париже после того, как в апреле 1921 года Советская Россия ввела свои войска в Грузию. Вместе с ним приехала его очаровательная юная жена-грузинка из княжеской семьи, гостем которой он до этого был в Тифлисе. Геннадий и Алексей быстро подружились, и молодая супружеская чета вошла в круг наших ближайших друзей.

Еще одним браком, заключенным наперекор классовым барьерам — что, возможно, было единственным полезным результатом революции, — была женитьба князя Гавриила, единственного уцелевшего сына великого князя Константина. Князь Гавриил избежал казни, благодаря своей незнатной жене, которая обратилась за помощью к Максиму Горькому. Они тоже стали частыми гостями в доме Хольвегов. Гавриил Константинович по-прежнему относился к наставнику своих братьев с дружеским расположением, не лишенным благоговейного трепета, и рассказывал массу забавных историй, связанных с жизнью Алексея в Павловске.

Мне нравилось видеть своего преуспевающего мужа окруженным всеобщим восхищением и любовью. Он был по праву доволен и горд своими успехами. Для меня же это восполняло недостаток страсти в наших отношениях, который его, судя по всему, ничуть не смущал. Мы и наши друзья, прошедшие сквозь шторм войны и революции, были благодарны судьбе за то, что обрели тихую гавань. И хотя она не открывала перед нами грандиозных романтических перспектив, мы оставались на свободе и, по крайней мере, пока в безопасности.

Первого февраля 1921 года Центр по делам русских беженцев, переименованный в Фонд Силомирского, отмечал первую годовщину своего основания тем, что устроил первый ежегодный благотворительный бал. На балу я объявила, что фонд получил в дар от леди Дороти Хадлоу загородное поместье с дворцом и несколькими постройками. Вскоре после этого в прессе появилось сообщение о помолвке леди Дороти Хадлоу, единственной дочери и наследницы шотландского пэра-католика, семнадцатого герцога Скарсбери, и леди Мод, единственной дочери исключительно состоятельного промышленника из Глазго, с князем Веславским.

Вечером того дня, когда было опубликовано это известие, я ощутила непреодолимое желание поссориться с Алексеем и наговорить ему массу колкостей. Я ушла из дома под тем предлогом, что Вера Кирилловна приболела, и провела ночь у нее. Там я заперлась в спальне и дала волю своему горю и гневу.

У меня в ушах звучали нянины пророческие слова о Стефане: «Он молодой и красивый. Он найдет себе красавицу княжну, да еще, как положено, с хорошим приданым. Он забудет все эти страсти-печали… А что касается тебя, тебе придется привыкнуть управляться со своими страстями…»

Он забыл! Прошло всего несколько месяцев, и он забыл! Он с величайшей легкостью заменил меня шотландской дворянкой, не только безмерно богатой, но и красивой: как же долго я смотрела на ее фотографию в газете! Что ж, у него все вышло к лучшему. А я должна привыкнуть управляться со своими страстями… Это было невыносимо!