Антон Хижняк - Сквозь столетие (книга 1)

В длинной комнате сидели конторские служащие, некоторые считали на счетах, другие писали, уткнувшись в бумаги. За столом, стоявшим у входа, сидел военный. Пархом посмотрел на погоны. Кажется, поручик.

— Не к вам ли вызвали? Нам сказали… — начал Пархом, обращаясь к поручику.

— Как фамилия? — не отрывая глаз от стола, пробормотал офицер.

— Гамай… Гамай Пархом, — четко произнес Пархом.

Офицер провел пальцем по списку, потом посмотрел на Пархома бесцветными глазами и сказал:

— Немедленно готовьтесь… Завтра утром отправляется эшелон.

— Какой эшелон?

— Эшелон с мобилизованными. Прибыть не позже пяти часов утра. В пять тридцать отправка.

— Куда? Еще же не было приказа о мобилизации.

— Был, о частичной мобилизации. Все! Поменьше разговаривайте! Кто там еще?

К столу подошли сталевары. Им офицер сказал то же самое, чтобы тоже к пяти часам явились на станцию.

На дворе сталевары подошли к Пархому, и один, с виду спокойный, вдруг громко спросил:

— Скажи… Ты же ближе к комитету. Что это такое? Что делать?

Пархом вскипел и дернул сталевара за руку:

— Ты что? О комитете не вспоминай. Хочешь попасть в полицию. Хочешь всех нас провалить?

— Да нет, — испуганно оправдывался сталевар. — Упаси бог. Как это так — провалить комитет. Ты что?

— Тогда помалкивай. Кто тебя учил на улице болтовней заниматься? — строго выговаривал Пархом собеседнику.

— Да я ничего… Хотел спросить у тебя, почему это нас гонят в армию.

— Я не знаю… меня тоже гонят. В армии посмотрим, что делать. А тебе приказываю держать рот на замке — молчать и молчать. Когда найдешь своих, тогда поговорим, чтобы никто не слышал.

— Понял.

— То-то. А распустишь язык, сразу попадешь в полицию.

На рассвете пришли на станцию. Там уже стоял поезд из пяти товарных вагонов. Впереди них шипел паровоз, и по перрону прохаживались два железнодорожных жандарма.

— Живее, живее! Подходите сюда. Называйте фамилию! — суетился на перроне поручик, сидевший вчера в конторе.

Сделав пометку в списке, скомандовал садиться во второй вагон. Пархом в сопровождении Сони и тестя подошел к вагону. Там стоял молодцеватый унтер-офицер в новеньком мундире.

— Садись, — указал рукой на лестницу, стоявшую у вагона. — Уже десять человек из нашей команды есть, вон выглядывают, а двадцать где-то задержались. В вагон! В вагон! — повысил он голос.

— Поезд еще ведь не отправляется. Я побуду со своими.

— Приказано всем садиться в вагоны. Вон, видишь, где родственники стоят? — показал рукой на заборчик, за которым толпились женщины и девушки. — Прощайтесь. А вы, — обратился к Соне и ее отцу, — идите туда.

В вагоне среди новобранцев, сидевших на нарах, Пархом увидел нескольких знакомых рабочих с завода. Он хорошо знал их, поскольку не раз встречался, выполняя задание заводского комитета большевиков. Теперь он понял, что власти губернского города Екатеринослава решили поскорее выслать из губернии неблагонадежных рабочих, отправив их в армию…

В Екатеринославе Пархом попал в маршевую роту. Там их держали не долго, посадили в вагоны и повезли на фронт, потому что, в то время как новобранцы проходили азы военного искусства на казарменном дворе шумного города, Германия объявила войну России, следом за Германией и Австрия.

Пока новобранцы ехали из Екатеринослава через Лозовую, Харьков, Полтаву, Киев, Винницу, Проскуров, начались бои и их 8-я армия уже форсировала реку Збруч. Неделю продержали новобранцев в Тернополе, где они с утра до вечера обучались штыковому бою, ползали по-пластунски. Но самым важным было умение обращаться с винтовкой, чтобы каждый солдат умел быстро и метко стрелять, разбирать и собирать затвор.

Познакомившись с новыми друзьями-новобранцами, Пархом расстроился. В прибывшей в Тернополь роте оказалось только два человека из Юзовки, остальные мобилизованные — рабочие из донецких заводов, шахт и крестьяне из Харьковской и Киевской губерний, влившиеся в роту по пути, во время остановок. Значит, жандармы постарались разобщить донецких рабочих, влили в их роту и крестьянских парней.

В Тернополе им выдали винтовки, и на следующий день утром рота пешим строем двинулась на Подгайцы, где дислоцировались полки корпуса. О названии части и ее месторасположении солдатам не говорили. Пархому удалось случайно узнать об этом от прибывшего за пополнением унтер-офицера Еременко, который, узнав, что Пархом из Полтавской губернии, сдружился с ним.

Когда новобранцев построили на окраине Тернополя, Пархом оглянулся и увидел, что за ними длинной лентой вытянулись шеренги солдат.

— Сколько же их? — спросил он у Еременко.

— Много, земляк. Два батальона, две тысячи штыков.

Пархом впервые услышал, что в армии личный состав полков и дивизий определяют по количеству штыков или сабель. И посмотрел на свою винтовку с новеньким блестящим штыком.

Пархом решил стать примерным солдатом, поэтому всегда был подтянутым, собранным, точно исполнял все команды во время строевых учений. Еременко подумал, что со временем он сделает этого солдата своим помощником и попросит начальство присвоить ему чин ефрейтора. Он покровительствовал Пархому, делился с ним махоркой, поручал проверять, все ли солдаты отделения умеют правильно обуваться, чтобы не натереть ноги во время пеших переходов.

— Может, нам с тобой австрийцы и немцы не намылят шею, Пархом, ведь мы же до сих пор не можем догнать свой полк. Австрийцы так удирают, что только пятки сверкают. Может, скоро и война закончится. Завтра перейдем речку Золотую Липу и будем чесать прямо на Галич. Слыхал о таком городе?

— Не слыхал.

— Есть такой город. Да там мы стоять не будем, придется двигаться дальше, догонять свой полк.

— Странные тут названия, господин унтер-офицер, — Золотая Липа…

Но Еременко прервал его:

— Когда мы только вдвоем и поблизости нет маршевых, чтобы я не слыхал никакого господина. Я такой же господин, как и ты. Договорились?

— Так точно!

— Запомни это.

— Хорошо. Я говорю — Золотая Липа, Тернополь, а еще говорят — Гнилая Липа. Так это же по-нашему. Какая же тут Г ермания?

Еременко закашлялся, глубоко затянувшись.

— Ну и крепка наша кременчугская махорка, даже в печенках дерет. Говоришь, по-нашему? Тут и села называются так, как у нас. — Ротный командир разложил на траве карту и стал читать названия населенных пунктов: — Яблонево, Дубовцы, Середняя, Вовчинец. Ну точно как у нас! Все по-русски.

— Да и люди тут говорят на понятном для нас языке. Их называют русинами. Или они сами так называют себя. Скажите, как это понять?

— Ты, Пархом, очень много хочешь знать. Мой совет тебе — помалкивай. Ничего не спрашивай, а поступай так, как начальство велит, чтобы избежать неприятностей.