Шамиль Алядин - Теселли

— Чей это конь?

— Рустема.

— Врешь!

— Если вру, пусть солнце ослепит мои глаза!

— Он вернулся?!

— Да. Сегодня ночью.

— Откуда?

— С войны. Откуда же больше?

— С войны?! — Гуляра побледнела. — Разве Рустем был не в Севастополе?

— Нет.

Девушка была потрясена. «Значит, Рустем был на войне, Тензиле-енге скрыла это от меня…»

— Мидат, душа моя! Передай брату, я хочу его видеть. Но так, чтобы никто не слышал. Скажи, что прошу его: пусть приходит к нам домой! Может быть, он что-нибудь расскажет о моем отце.

— Ладно, передам по секрету! — Мидат подмигнул ей и, натянув поводья, поскакал по улице.

Дома успели уже позавтракать.

Рустем был во дворе, когда Мидат въехал в открытые ворота.

— Напоил? — спросил его Рустем.

— Напоил. А как его кличка?

— Рузгяр. По-русски — Ветерок.

— Ему так понравилась вода Теселли! Он очень много выпил.

Как только вошли в сарай, Мидат шепнул брату:

— Гуляра хочет тебя видеть. Сказала, чтобы ты пришел к ним. Но так, чтобы никто об этом не знал.

— Где ты ее встретил?

— Сейчас по дороге.

Рустему не терпелось поподробнее расспросить о девушке, но он сдержался: Мидат уже не маленький, многое понимает.

— Есть у нас овес?

— Да!

— Тогда насыпь его в торбу и дай коню.

Мидат побежал в кладовую. Рустем постоял возле коня, одной рукой обняв его за шею, а другой поглаживая морду. Как только хозяин отошел, Рузгяр громко заржал и стал передними копытами бить землю. И только когда Мидат повесил ему на шею торбу с овсом, он успокоился.

Все утро дом Саледина-ага осаждали соседи, поздравляли его и Тензиле-енге с приездом сына и как бы нечаянно расспрашивали о своих родных, ушедших на войну.

Вскоре прибежал и Мидат. Он сообщил, что в деревне полным-полно солдат с остроконечными краснозвездными шлемами на головах и что они ничего и никого не трогают. Выпалив все это, он опять умчался по направлению к кофейне.

А перед вечером Рустем вышел из дома и задумался. Как быть? Если пойти к Гуляре домой, то не осудят ли девушку? Не возникнут ли всякие сплетни?.. Но ведь она сама же звала. Отец у них на войне. Нет ничего удивительного в том, что они зовут в дом человека, который может рассказать об отце. Семью Гафара-ага все знают хорошо. О нем никто ничего плохого не скажет. И все же лучше не попадаться людям на глаза, иначе весь день будут таскать из дома в дом, и не побываешь там, где хочется.

С замирающим сердцем шел он к дому Гуляры. Как-то они встретятся, что скажут друг другу?

Большая собака с лаем набросилась на юношу, как только он толкнул калитку дома Гафара-ага. На лай собаки вышла Суваде-апте. Узнав в русском солдате Рустема, она прикрикнула на собаку:

— Карабаш, замолчи! Вай, балам [22] Ах, дитя мое. , не бойся. Не обращай на него внимания. Он не кусается. Проходи, Рустем!

Пес замолчал и, виляя хвостом, отступил. Юноша поднялся на веранду.

— Селям алейкум, Суваде-апте. Я пришел навестить вас.

— Алейкум селям, сынок! — обняла Рустема Суваде-апте. Потом, смахнув кончиком платка навернувшиеся на глаза слезы, она пригласила его в дом: — Добро пожаловать, дитя мое! Ты стал уже совсем взрослым джигитом. Машалла! Хвала аллаху! Проходи, проходи в комнату!

Рустем смущенно замешкался — неужели он сейчас увидит ее?

— Дочка, посмотри, кто к нам пришел! — громко сказала Суваде-апте. — Завидую я Тензиле-енге! Ее сын вернулся жив-здоров!

В сенях появилась Гуляра. На бледном лице ее блуждала радостно-растерянная улыбка.

— Добро пожаловать, Рустем-ага, — тихо проговорила девушка.

Рустем крепко пожал ее дрожащую руку и, не спуская с лица девушки радостного и вместе с тем грустного взгляда, спросил:

— Как поживаете, Гуляра? Вы очень изменились.

— Ах, дитя мое, — ответила за дочь Суваде-апте. — Как не измениться? Чего только мы не пережили без отца! Легко ли одним женщинам? Садись, Рустем!

Дрожащими от волнения руками Гуляра взяла из буфета поднос и быстро вышла. Проводив ее пристальным взглядом, Рустем огляделся вокруг. Он был впервые в этом доме. Дубовые комоды, гардеробы, широкие застекленные шкафы, блестящий полированный круглый стол посреди комнаты, развешанные по стенам картины с красивыми пейзажами, большое трюмо, дорогие пушистые ковры… Такого убранства не было ни в одном доме во всей деревне. Разве только у Джеляла или Кязим-бея…

Усевшись в мягкое кресло, Рустем продолжал рассматривать комнату. Его внимание привлек висевший на стене портрет. Кто же это такой? Как будто знакомое лицо. Кажется, этот портрет он видел когда-то в школе. Ах, да… издатель «Терджимана».

Потом он перевел взгляд на старуху. Суваде-апте еще года три тому назад выглядела миловидной женщиной, а сейчас сильно сдала: похудела. Постарела. Ее большие лучистые глаза потускнели, румяные щеки поблекли. Да, горе тяжко сказалось на ней! Взяв медный кофейник, она вышла из комнаты.

Гуляра поставила на стол поднос с орехами и яблоками.

— Как вы тут жили? — не отрывая взгляда от ее бледного лица, спросил Рустем.

Девушка отвела от Рустема большие блестящие глаза и тихонько вздохнула:

— Папы нет. Брат долгое время скрывался по деревням, а потом его угнали немцы. Мы сами ничего не смогли посеять. Трудно дома без мужчин. Но я страдала не только от нужды. Я… я боялась за вас. О, как я вас ждала!

Отвернувшись, она вытерла набежавшие на глаза слезы.

Сердце Рустема дрогнуло. Он хотел подойти к девушке, но неожиданно в комнату вошла Суваде-апте. Она несла в маленьких золоченых чашечках-фильджанах кофе.

— Рустем, тебе ни разу не привелось встретиться с нашим отцом? — спросила старая женщина. — Может быть, ты слышал о нем что-нибудь?

— Нет, Суваде-апте. не хочу вас обманывать. Ни от кого о нем не слышал. Но я уверен, что он жив и здоров.

— Ах, сынок, если бы это было так!

— А почему так не может быть? Я вот побывал чуть ли не в геенне огненной, а, слава аллаху, ничего не случилось. Только один раз штык немца чуть-чуть распорол мне кожу. Гафар-ага — грамотный, ученый. Он мог найти какую-нибудь подходящую работу в штабе. Скорее всего, он даже не участвует в боях.

— Почему же он тогда ничего не пишет?

— Наверное, пишет. Я вот тоже написал семь писем, но ни одного из них дома не получили.

Во дворе раздался женский голос, звавший Суваде. Она вышла на веранду.

Рустем вернулся к молчаливой, задумчивой Гуляре.

— Вы, говорите, грустили обо мне? — спросил он взволнованно. — Это верно, Гуляра?

Девушка, покраснев, молча кивнула.

— Вы так внезапно исчезли из деревни. Урядник разыскивал вас полгода. Я боялась, что попадетесь.

Он распустил слух, будто вы убили Исмаиля. Если бы вы знали, как зверски избили за это вашего отца. Он еле выжил! Что, если урядник увидит вас здесь?..