Михаил Ишков - Марк Аврелий. Золотые сумерки

Затем одно за другим повалили несчастья, и спокойная, каждодневная работа, наметки по организации воспитания подданных вновь откатились в неопределенное будущее. С окончанием Парфянской войны побывавшие в Сирии легионеры занесли на западные земли моровую язву. Восстали раскрашенные татуировкой дикари в Британии, германское племя хаттов вторглось в пределы провинции Реция. Случившаяся затем маркоманская война уже представляла собой воистину чудовищное, отрицающее всякую логику, смешение событий.

И вот первая ласточка. Победа склоняет к тому, что следует немедленно развить успех.

Чем займемся завтра? Что следует иметь под рукой?

* * *

На состоявшемся через несколько дней подведении итогов, принцепс предупредил, что успокаиваться рано, следует добросовестно и непредвзято оценить сложившуюся ситуацию. При этом он строго оглядел присутствующих и, прежде всего, впервые приглашенных на преторий вождей германских союзников Катуальду и Агнедестрия.

Выслушали его молча. С ответом не торопились. Члены военного совета ждали, что первым выскажется победитель, выигравший сражение, однако Септимий Север, по — видимому, вновь решил отмолчаться. Тогда взял слово прибывший из‑под Аквинка командующий восточной армией Авидий Кассий. Полководец встал, опрокинув при этом кресло, перекинул край плаща через левую руку, оправил его словно тогу.

— Оценивая сделанное, — начал Авидий, — разумные, знающие толк в военном искусстве, люди прежде всего пытаются сравнить задуманное с исполненным, а также исполненное с гипотетическим, ибо только при таком сравнении открывается истина. Зимой было задумано заманить врага на нашу сторону, одним ударом разгромить его главные силы и расчистить путь в леса Богемии. Нам полностью удалось первое, частично второе. Теперь, как мне кажется, перед нами открылась возможность приступить к третьему этапу и победоносно завершить кампанию. Мы сражались с врагом, многократно превосходящим нас численностью. Нельзя отказать германцам и в храбрости — теперь у нас в руках прекрасный материал для устроения гладиаторских игр.

Ты возразишь, цезарь, что Ариогезу удалось уйти на левый берег и сохранить свое войско. Даже если и так, для него это спорный выигрыш. Он лишился поддержки большинства союзников, утратил славу удачливого полководца. Коварство и интрига становятся мудростью и предвидением только в том случае, когда они опираются на силу. Скажу более, теперь войско квадов, лишившись союзников, значительно уступает нам по численности. Я предлагаю теперь же отправить один легион, чтобы усилить восточную группировку и изгнать сарматов, и не позже середины августа силами трех легионов и вспомогательных частей переправиться через реку в районе Карнунта и обрушиться на квадов. Я всегда стоял за решительные действия.

Все присутствующие поддержали Кассия.

— Там мы их и достанем, — неожиданно подал голос Север.

Катуальда веско добавил, что теперь Ариогезу плохо придется, соседи непременно набросятся на него. Если, конечно, цезарь сумеет приободрить их деньгами и привилегиями.

Марк усмехнулся.

— Ты полагаешь, Авидий, наши легионы одержали настолько сокрушительную победу, после которой нам остается только ступить на левый берег и привести квадов к покорности?

— Так точно, принцепс. Понятно, что до переправы через реку мы должны сходить против сарматов — это обязательное условие. Разгромив кочевников или заключив с ними перемирие, три восточных легиона составят второй эшелон вторжения, что позволит исключить всякие неожиданности на той стороне и уже в этом году утвердить власть Рима над верховьями Вистулы и Альбиса.

— Не будет ли такая поспешность опрометчивой, Авидий? Я согласился бы с тобой, если бы мы имели в лице сарматов и квадов хорошо изученную, поддающуюся оценке величину. Однако тебе, как, впрочем, и всем здесь присутствующим известно, что веры ни кочевникам, ни германцам нет и быть не может.

Он глянул в сторону Катуальды и Агнедестрия и уточнил.

— Я имею в виду врагов… Мы уже успели познакомиться с их азиатским коварством. Полагаться на их слово, значит, поступать необдуманно и беспечно. К тому же приближается зима, с ней придет непогода, слякоть и холода. Данувий в зимние месяцы совсем не тот, что в теплое время года. Впрочем, идеальных условия не бывает и твой план, Авидий, хорош. Возможно, я поддержу его. Однако, согласись, к его исполнению следует приступать, только хорошенько взвесив все сопутствующие обстоятельства, просчитав наши возможности. Я полагаю, после сарматов ты не откажешься возглавить поход против квадов?

— Так точно, принцепс, — кивнул Авидий и заметно расслабился. — Ты можешь поручить мне самое трудное предприятие. Я не подведу Рим и его народ.

Марк невольно отметил про себя шибающе республиканский дух обязательства, которое дал Авидий. Не зря, по — видимому, о нем говорили, что в юности он был замешан в заговоре против императора Антонина Пия. Неужели всерьез спит и видит, как бы повторить подвиг своего предка Кассия?* (сноска: Гай Кассий Лонгин — представитель партии оптиматов, заговорщик, один из убийц Гая Цезаря в 44 г. до н. з.)

— Хорошо, Авидий, — кивнул император. — А пока вперед на сарматов.

* * *

Время, отведенное для отдыха, Марк Аврелий посвятил изучению докладов, присланных из столицы и на время боевых действий оставленных без внимания. Знакомился с состоянием дел в азиатских, африканских, испанских, иллирийских и германских провинциях.

Картина складывалась вовсе не такая безмятежная, какой она виделась всего три месяца назад. Насторожило его и сообщение префекта города Ауфидия Викторина, что первые известия о событиях под Карнунтом, доставленные некими «очевидцами», были крайне неблагоприятны для императора. Будто бы армия разгромлена, варвары прорвались вглубь империи. Только опубликование в правительственных вестнике официального отчета, списка трофеев и пленных, остудило начавшуюся в городе панику, и все равно клеветники не унимались. Все чаще слышались голоса, что император «робеет», «слишком долго выжидает» вместо того, что бы одним ударом покончить с опасностью с севера.

Ауфидий прислал с гонцом «Ежедневный вестник», в котором по этому поводу приводились слова консула Луция Эмилия Павла, сказанные им триста сорок лет назад перед походом против царя Македонии Персея: «Во всех публичных местах и во всех частных собраниях всегда найдутся люди, которые достоверно знают, в какой точке Македонии должны высадиться войска, какие стратегические позиции должны быть заняты… Они не только излагают свое мнение о том, что следует делать, но если что‑то предпринимается против их мнения, готовы привлечь к суду самого консула, как если бы он обвинялся в государственном преступлении… Это довольно сильно мешает успешному ведению войны… Если кто‑то чувствует, что способен дать мне хороший совет, пусть отправляется со мной в Македонию… Если такая поездка представляется ему затруднительной, пусть не выставляет себя кормчим, находясь на земле».