Нид Олов - Королева Жанна. Книги 4-5

Наместник отъехал из Генуи совсем не так, как приехал. Все было сделано с надлежащей помпой и при дневном свете: речь перед Синьорией, смотр телогреям и генуэзской милиции (по мартовскому договору она осталась нераспущенной), бал в наместническом палаццо. Гранды провожали наместника до ворот Ponta Soprana, и там, согласно ритуалу, он снял с себя наместническую цепь и надел на шею Горна. Он выехал из города в карете, но в первой же деревушке пересел на коня. Горн крепко обнял его на прощанье. «Ты славный офицер, мой мальчик», — шепнул он на ухо лейтенанту. Эти слова сильно ободрили Алеандро. Он махнул рукой, и его маленький отряд (с ним был Анчпен и пятеро телогреев) исчез в облаке пыли.

Они ехали не торопясь. Вперед был послан Макгирт, который гнал, как дьявол. В Венгрии и Богемии все было тихо и спокойно; но в Польше пришлось глядеть в оба. Горн не напрасно предупреждал об этом. Народ был враждебно возбужден, на каски телогреев поглядывали с нескрываемой ненавистью. Виргинскую речь вообще отказывались понимать, только после крепкого окрика по-французски им удавалось получить сменных лошадей. Раза два в них даже пытались стрелять. Никто не желал объяснить им причину. Только в Варшаве они сумели узнать от виргинских офицеров, что Польшу мутят иезуиты. Они кричат и шепчут, что королева Иоанна специально подвела под пулю молодого князя Мазовецкого, имевшего все права на польскую корону. Но это бы еще полбеды — далеко не все шляхетство обожает князей Мазовецких — гораздо хуже другое. Опять распространяется слух, что всех будут перекрещивать в католиканскую веру. Вот уже против этого все поляки готовы восстать, как один. Бороться с этими слухами неимоверно трудно, и, судя по всему, скоро вспыхнет мятеж.

Мятеж — ну и черт с ним. Алеандро выслушал все это довольно равнодушно. Он видел только одно — белую девушку на черных шелковых простынях и хотел только одного — поскорее добраться до места. Ни Генуя, ни тем более Варшава теперь не занимали его.

Они благополучно миновали Польшу. Но уже в Виргинии, в Менгрэ, владении Альтисоры, где, казалось бы, совершенно нечего было бояться — на них было совершено нападение. Вряд ли это были простые разбойники: они явно знали Алеандро в лицо и старались убить именно его. Но не так-то просто было его убить. Кроме присущего ему боевого искусства Алеандро пустил в дело свою ярость, так и не получавшую выхода с унизительного времени мятежа. Нападающие дорого поплатились за то, что подвернулись ему под руку в такой момент. Они потеряли пятерых и бежали, причем троих прикончил сам Алеандро. Он не стал занимать своих мыслей бесплодными гаданиями — кто послал этих людей, чтобы убить именно его. Ему запомнился только предводитель шайки, низенького роста человечек в маске, который держался сзади и подал команду к отступлению на каком-то незнакомом, похожем на фригийский, языке. Пятеро оставшихся на месте были мертвы, так что допросить их не было возможности.

К вечеру другого дня Алеандро де Бразе, маркиз де Плеазант, прибыл в свой замок.

Это было очень странно: у него был замок. Он знал об этом еще осенью, он даже показывал этот замок своим мушкетерам с большой дороги: четыре башенки над золотой кленовой рощей. Но башенки быстро забылись — в Генуе было решительно не до них. Теперь же он увидел их и узнал издали, и свернул с большой дороги в аллею, подъехал к воротам парка и мог рассмотреть здание вблизи. И это здание принадлежало ему. Все принадлежало, вплоть до дверного молотка. И этот почтенный старец с булавой, мажордом, тоже принадлежал ему. Мажордом торжественно водил хозяина, его светлость маркиза, по помещениям, В замке было пятьдесят девять комнат и залов — число магическое. Два небольших внутренних дворика с цветниками были украшены статуями. В одном стоял бронзовый бык с наклоненными рогами, как будто бы готовый сорваться с места, — это был Двор Быка; в другом — беломраморная обнаженная девушка, умоляюще сложившая руки, — это был Двор Девы. Бык был повернут в сторону девушки. Несомненно, кто-то — архитектор или заказчик — вдохновлялся мифом о похищении Европы. «Так это все мое, — думал Алеандро, рассматривая статуи и цветники, — и все эти окна — мои, и башенки, и шпили, и острые крыши… Очень странно». Мажордом вел его из зала в зал, показывая новые кресла, утварь, гобелены, свежую полировку — следы ремонта, который в великой спешке делали тралеодские мастера; садовника привозили даже из Толета. «Знаете ли, милейший, — вдруг прервал он мажордома, — на днях я жду в гости одну прелестную даму, мне надо выбрать комнату, где произойдет наша встреча».

Она написала ему: «Хочу видеть тебя в твоем замке». Отлично, в замке. Уж он не выйдет к ней на крыльцо, нет, пусть она сама войдет к нему. Он купил это право, ей-богу, не даром взял. «Вот здесь», — вдруг сказал он. «Это Дубовый зал, ваша светлость», — сообщил мажордом.

Зал был маленький, односветный, в три окна, выходящих во Двор Девы. Стены и кассетированный потолок были обшиты черным полированным дубом; три двери и пол были более светлого оттенка. Алеандро и мажордом отражались в навощенном полу, как в воде.

— Эта дверь — в аванзал, ваша светлость, — докладывал мажордом, сдержанно дирижируя своей булавой, — эта — в столовый зал, а эта — во внутренние покои, в комнату, смежную с опочивальней вашей светлости. Во времена оны зал служил Его Величеству Лодевису сборным залом для охотников… как изволите видеть, ваша светлость, панели внизу погрызаны собаками, и это не везде удалось скрыть.

«Собаки — вздор».

Вот сюда войдет она, прелестная дама… с ней, вероятно, будет какая-то свита… небольшая, надо думать, ну, это не важно… а отсюда ей навстречу выйдет он, приветствует ее… и они проследует туда, в столовую палату с окнами во Двор Быка… а затем… затем приказывать будет уже она.

— Теперь покажите мне мой кабинет, — сказал он.

В кабинете он присел к столу, написал на большом листе:

«Жанна, я здесь. Плеазант».

— Распорядитесь, чтобы это немедля отвезли в Толет, в Аскалер.

Мажордом принял письмо и вышел. Алеандро подтянул к себе еще один лист.

«Маркиз Плеазант, — вывел он с росчерками, — ожидает у себя прелестную даму завтра в полдень в Дубовом зале».

Это письмо пролежало на столе четыре дня. На пятый день в замок прискакал бородатый сержант в каске телогрея.

«Однако, — подумал про себя Алеандро, — что за новости? Телогреям не разрешалось носить бороду».

— Ее Величество… — начал было бородач.

— Тихо, мой друг, — оборвал его Алеандро. — Вам что было сказано? Говорить «прелестная дама».

— Мне не было сказано…

— Стало быть, забыли сказать. — Алеандро распечатал привезенную телогреем депешу, глянул в нее и повторил: — Воистину забыли сказать… Вы говорите — ответ в Тралеод и непременно сегодня? В таком случае вот он.