Дмитрий Мережковский - Бремя власти: Перекрестки истории

Павел целует руку Елизаветы и кланяется с изысканной вежливостью.

Павел.J’ai l’honneur de vous saluer, madame, monseigneur! [9]Еще раз прошу извинения. (Отходя к двери.) А ведь вы тут надо мною, пожалуй, смеяться будете вдвоем. Амур и Психея?.. Ну что ж, смейтесь на здоровье. Rira bien, qui rira le dernier… [10]A историю царевича Алексея я вам, сударь, все же пришлю. Почитайте-ка, сравните с Брутом!

Уходит.

Елизавета.Шут!

Александр.Тише, тише. Пожалуй, подслушает.

Елизавета (открывая дверь и заглядывая) . Ушел.

Пален входит слева.

Пален.Не он, а я подслушивал. Простите, ваши высочества, – по должности военного губернатора…

Елизавета уходит налево. Александр сидит на канапе, опустив голову на руки. Молчание.

Пален.Прескверная штука, не угодно ли стакан лафита!

Александр.Знает все?

Пален.Ну, все, не все, а кое-что. Не сегодня, впрочем, так завтра узнает. И тогда пропали мы!

Александр.Что же делать?

Пален.Спешить. Остаются не дни, а часы. Наш план вы знаете: овладеть особой императора, объявить больным и принудить к отречению от престола, дабы передать оный вам. Не от себя говорю, а от сената, войска, дворянства – от всего народа российского, коего желание единственное – видеть Александра императором.

Александр.Принудить? Вы его не знаете: он скорее умрет…

Пален.От жестоких болезней – лечение жестокое: если не отречется, то – в Шлиссельбург…

Александр.Что вы, что вы, граф?..

Пален.Будьте покойны, государь: караул из наших – не выдадут.

Александр.Я не о том, а не хочу, слышите, не хочу, чтобы вы так со мной говорили о батюшке!

Пален.Ах, вот что. Слушаю-с. (Помолчав.) Я знаю теперь, чего вы не хотите, а чего хотите, все-таки не знаю.

Александр.Ничего, ничего я не хочу! Оставьте меня в покое!..

Пален.Бывают случаи, ваше высочество, когда ничего не хотеть – безумно или преступно…

Александр.Как вы, сударь, смеете?..

Пален.Я говорю то, что велит мне должность гражданина и подданного.

Александр (вскакивая и топая ногами, подобно Павлу) . Вон! Вон! Не могу я больше терпеть, не могу, не могу… Не хочу быть орудием ваших низостей! Вы – изменник! Никогда не подыму я руки на государя, отца моего! Лучше смерть! Сейчас иду к батюшке, все донесу…

Пален.Ну, мы, кажется, все сходим с ума. Я человек откровенный, ваше высочество, хитрить не умею: что на уме, то и на языке. Говорил с вами прямо и прямо взойду на эшафот! Честь имею кланяться.

Пален уходит. Александр падает на канапе и лежит, уткнувшись лицом в подушку. Входит слева Елизавета.

Елизавета.Ну, что, как? Решили?

Александр молчит, Елизавета обнимает его и гладит по голове.

Елизавета.Мальчик мой, мальчик мой бедненький…

Александр.Не могу, не могу, не могу я, Лизхен!..

Елизавета.Что же делать, Саша? Надо…

Александр (приподнимаясь и глядя на нее пристально) . А если кровь?

Елизавета.Лучше кровь, лучше все, чем то, что теперь! Пусть наша кровь…

Александр.Не наша…

Молчание.

Александр.Что же ты молчишь? Говори. Или думаешь, что мы должны – через кровь?..

Елизавета.Не знаю…

Александр.Нет, нет, нет… молчи, не смей… Если ты скажешь, Бог не простит…

Елизавета.Не знаю, простит ли Бог, но мы должны.

Зала в Михайловском замке. Полукруглая колоннада из белого мрамора. Две ниши по бокам – справа со статуей Венеры, слева – Флоры. Три двери: одна в середине – в Тронную; другая справа – во внутренние апартаменты государя; третья слева – в анфиладу зал, которые сообщаются с парадною лестницею. По обеим сторонам средней двери большие, во всю стену, зеркала. Несмотря на множество горящих в люстрах и шандалах восковых свечей, полумрак от густого тумана. Концертный вечер. Издали слышится музыка Гайдна – Чимарозы, Моцарта. Кавалеры – в придворных мундирах, шитых золотом, в пудре, буклях, чулках и шпагах; дамы – в белых, с тонким золотым или серебряным узором, греческих туниках.

Императрица Мария Федоровна, великая княгиня Елизавета, великие князья Александр и Константин – в нише под статуей Венеры. Их окружают фрейлины Щербатова и Волкова, обер-церемониймейстер гр. Головкин, обер-гофмаршал Нарышкин, шталмейстер кн. Голицын, отставной церемониймейстер гр. Валуев, обер-шталмейстер гр. Кутайсов, военный губернатор гр. Пален и другие придворные.

Мария Федоровна.Что это так темно, граф?

Головкин.Туман от сырости, ваше величество! Здание новое, сразу не высушишь.

Елизавета.А мне нравится туман – белый, мутный, точно опаловый – от свечей радуга, и люди – как привидения…

Голицын.И на дворе туман – зги не видать.

Валуев (полуслепой дряхлый старик, говорит шамкая) . Девятнадесятый век! Девятнадесятый век! Нынче дни все такие туманные, темные. А в старину, бывало, и зимой-то как солнышко светит! Помню, раз у окна в Эрмитаже стою, солнце прямо в глаза; а покойная государыня подошли и шторку опустили собственными ручками. «Что это, говорю, ваше величество, вы себя обеспокоили?» – А она, матушка, улыбнулась так ласково, – одно солнце там, на небе, а другое здесь, на земле… Отжили, отжили мы красные дни!..

Входит статс-дама гр. Ливен.

Ливен.Извините, ваше величество! Уф, с ног сбилась!.. Присяду.

Мария Федоровна.Что с вами, Шарлотта Карловна?

Ливен.Заблудилась в коридорах да лестницах…

Головкин.Немудрено – сущий лабиринт.

Ливен.Заблудилась, а тут часовые как гаркнут: «Вон!» Прежде «К ружью!» командовали, а теперь: «Вон!» С непривычки-то все пугаюсь. Подхватила юбки и ну бежать – споткнулась, упала и коленку ушибла.

Мария Федоровна.Ах, бедная! Потереть надо арникум.

Константин.А я думал, привидение.

Ливен.Какое привидение?

Константин.Тут, говорят, в замке ходит. Батюшка сказывал…

Мария Федоровна.Taisez vous, monseigneur. Cela ne convient pas. [11]

Волкова.Ах, ваше высочество, зачем вы на ночь? Я ужасти как их боюсь…

Нарышкин.О привидениях спросить бы Кушелева: он фармазон – с духами водится. Давеча отменно изъяснил нам о достижении к сверхнатуральному состоянию через пупок…

Голицын.Какой пупок?

Нарышкин.А ежели, говорит, на собственный пуп глядеть да твердить: Господи помилуй! – то узришь свет Фаворийский.

Голицын.Чудеса!