Евгений Анташкевич - Хроника одного полка. 1915 год

Алексей кивнул.

– А Володечка, перед тем как умереть, в бреду всё время упоминал Богородск!

Этим открытием они были ошеломлены и долго молчали.

– Нет! – вдруг сказал Алексей. – Давай прочитаем ещё раз! Теперь читай ты!

– Ты всё-таки сомневаешься, что это подлинник? – спросила Наташа, ей и самой не верилось в реальность того, что происходит.

Алексей замялся и не ответил.

Наташа читала, а Алексей следил по тексту, отданному ему капитаном-артиллеристом. Наташа легко читала не очень разборчивый почерк, у неё был навык читать рукописные, всегда неразборчивые авторские нотные записи, а чего стоили почерки врачей.

Она читала, Алексей следил, они нашли расхождения, и в этих расхождениях написанное, как они предположили, рукой Володечки Смолина было лучше, чем записанное по памяти капитаном.

Они дочитали и не знали, что сказать. От незнания того, как дальше быть, Алексей взялся за Библию и рассеянно, ещё думая о том, что только что произошло, принялся её листать, но, раскрыв обложку, остановился и удивлённо посмотрел на Наташу.

– Что такое? Что опять? – спросила Наташа.

– Посмотри! – сказал Алексей и подал ей книгу.

– Что? – спросила она.

– Вот! – сказал Алексей и показал пальцем.

В верхнем правом углу страницы первого разворота стояло «Т.И.С.» и синий печатный экслибрис, где внутри лаврового венка был портрет Петра Ильича Чайковского и, как роспись, короткая нотная строчка.

– Не может быть! – Наташа молитвенно сложила пальцы и посмотрела на Алексея. Алексей встал и вышел в кабинет. Наташа услышала, как щёлкнул портсигар и чиркнула спичка. Он пошла к нему. Алексей курил и смотрел в окно. Наташа подошла, обняла и прижалась к его спине.

– Это невероятно! – промолвил он, глядя в окно.

– Ты её любил?

Алексей осторожно повернулся в её объятиях.

– Конечно, мы были очень близкими людьми…

– Как брат и сестра? – спросила Наташа, она смотрела Алексею в глаза.

– Как брат и сестра! – ответил Алексей. – Как не сестру я люблю только тебя!

Наташа разомкнула объятия и села на диван. Алексей остался у окна.

– Смолина ранило в крепости Осовец, – проговорила Наташа.

– Таня погибла там же, – сказал Алексей.

– Смолин, по его рассказам и бумагам, был ранен в феврале, – продолжала Наташа.

– И, наверное, долго лежал в крепостном лазарете…

– Да, он долго был нетранспортабельным…

– А Таня, – теперь рассуждал Алексей, – служила в санитарном поезде гродненского госпиталя…

Наташа, не отрываясь, смотрела на Алексея.

– И она могла приезжать за ранеными… Там они и познакомились?!

– Познакомились… я бы так не сказал! Это довольно странные отношения… между ранеными и сёстрами милосердия. Раненым кажется, что они познакомились, а для сестёр милосердия мы все – раненые, – произнёс Алексей и вспомнил Елену Павловну.

– Да! – вымолвила Наташа. – Мне это хорошо знакомо, я сама сестра милосердия…

– А я раненый.

Наташа встала с дивана, подошла, и они снова прижались друг к другу.

Вечером надо было делать прощальные визиты.

Алексей и Наташа оделись, и он послал истопника за извозчиком. Визиты надо было сделать друзьям и родственникам. Про последний визит они решили, что это будет Танина мама, Антонина Петровна Сиротина.

Сначала они поехали по Тверскому бульвару к Петровским воротам, потом вернулись и приехали на Садовое кольцо, потом по Садовому кольцу на Смоленскую площадь, потом на Арбат. Их везде ждали, и прощания были трогательные, Наташа была готова расплакаться, но держалась. По Арбату возвратились к Арбатской площади и по Малому Кисловскому переулку подъехали к дому лесопромышленника Белкина.

– Мы называли этот дом «чемодан на боку», – сказал Алексей, показывая на длинный, высокий, серый дом. – Здесь, кстати, квартировал наш полковой врач.

– Про «чемодан на боку» я слышала от Тани, – сказала Наташа, она подобрала юбки и спускалась по ступенькам коляски. – А что сегодня в «Интернациональном»?

После того как обнаружилось совпадение, такое удивительное и невероятное, когда оказались связанными одними узами Таня Сиротина, Володечка Смолин, капитан-артиллерист, она и её Алексей, они весь день старались об этом не говорить.

– Давай посмотрим! – сказал Алексей и отпустил извозчика.

– «Сирано де Бержерак» Ростана, я почему-то так и знала, – сказала Наташа, когда они подошли к афишной тумбе.

– Хочешь? – спросил Алексей. – У меня тут наша ложа.

– Я помню, – ответила Наташа, – но как-то…

– Ладно, – сказал Алексей, – если Антонина Петровна не напоит нас чаем…

– Это возможно, она же в трауре…

– …Тогда зайдём сюда в буфет, тут всегда были жюльены, мы их с Танечкой очень любили, вкусные…

– Да, ты говорил. А мы Библию не забыли?

– Нет, как можно!

– А письма?

– Здесь!

– Ну, тогда идём!

Наташа внутренне замерла и перекрестилась.

Горничная приняла пальто Наташи, шинель Алексея, ушла докладывать, и они услышали: «Проси!»

Они вошли в гостиную. Антонина Петровна встала навстречу, пожилая, крепкая женщина, в её седые волосы была вплетена чёрная кружевная лента. Антонина Петровна была одета в платье из чёрной тафты и держала в руках кружевной платочек. Она подала Алексею руку.

– Это очень хорошо, что вы пришли, я вам рада, – сказала она и повернулась. – Разрешите представить…

С дивана встал мужчина, очень похожий на Антонину Петровну.

– Я сам, сестрица, если позволишь, – сказал мужчина и представился: – Антонин Петрович фон Шталь.

– Рейнгардт, Алексей Алексеевич, – представился Алексей. – Моя жена Наташа.

Он с юности знал Танину маму, но никогда не видел её брата-близнеца, только слышал.

– Ну вот и хорошо, – произнесла Антонина Петровна. – Прошу любить и жаловать.

Алексей осмотрелся. Ничего не изменилось. На стенах висели те же портреты, стояла та же мебель, главное место в гостиной, как и прежде, занимал Танин рояль. Судя по тому, что на крышке стояли рамки с фотографическими снимками, за инструмент не садились. Может быть, сделал вывод Алексей, что последней поднимала крышку и дотрагивалась до клавиш сама Танечка. Всё было как тогда, когда они с Наташей приходили полтора года назад, перед войной. Та же горничная. Заглянула та же кухарка и тем же голосом спросила: «Можно подавать?» Только вот брат Антонины Петровны был новостью. А Антонин Петрович – точная копия Антонины Петровны: крепкий, широкий, только лысый.

– Прошу, мои милые, садитесь, – сказала Антонина Петровна. – Тебе, Алексис, уже в полк?

– Да, завтра.

– А я вижу, ты ещё хромаешь? – сказала Антонина Петровна и посмотрела на Наташу.

Наташа беспомощно пожала плечами.

– А что же комиссия? – Антонина Петровна посмотрела на брата.