Антон Хижняк - Даниил Галицкий

— Король слышал — я прочел, что пишет Папа. Я, грешник, получил повеление привезти буллу и взять у короля ответ Папе.

Даниил подался вперед, схватившись за ручки кресла; глазами он впился в папского посла. Тяжело дыша, Даниил бросал гневные слова:

— Передай Папе — пусть он угрожает своим кардиналам, а не князю русскому. Писать не буду. Передай Папе — пусть он научится учтивости… Не забудь это сказать! И еще скажи — не было никакого короля Даниила. Ни единого дня не называл себя королем. Я князь русский, как водится у нас на Руси. У нас своя вера есть… И проклятие Папы к нему возвернется. — Он умолк, откинувшись назад.

Монах, растерянно глядя то на Даниила, то на Андрея, то на Любосвета, робко попытался продолжить разговор:

— Великий король! Папа — наместник Христа на земле, и нельзя его гневить. Я слуга Папы и должен еще сказать, что мне Папа велел. Я от него письма отвез к епископам оломоуцкому и вроцлавскому. А в тех письмах начертано: ежели я привезу твой отказ, то они проклянут тебя.

Даниил вскочил с кресла, побледнел, в глазах его вспыхнул огонь, столь знакомый Андрею и Любосвету. Они невольно придвинулись к Даниилу.

«Утишить надобно, а то еще ударит папского посла», — подумал Андрей.

Даниил отмахнулся от них и заговорил:

— Скажи, чтоб епископы выполняли повеление Папы. Скажи им, что русские не признают того проклятья. Пускай проклинают своих, а к нам не лезут! А где слово вашего Папы? Он же клялся, что поможет мне против татар! А где эта помощь? Не обманет меня ваш Папа! Золото на той короне, которую он мне послал, не ослепило глаз моих. Так и передай Папе — не было и нет никакого короля Даниила, и я Папе не холоп…

Он порывисто встал и исчез за занавеской бокового выхода. Монах попятился к двери, не переставая кланяться. Прием посла окончился.

Татары притихли. Бурундай, сменивший Куремсу, отступил к Днепру, разорив польские оселища и города. Болеслав Краковский принял предложение Даниила встретиться с ним.

…Стремя в стремя с отцом ехал Лев, готовый в любой миг поддержать его. С другой стороны ехал брат Шварно. Лев просил отца не отправляться в дальний путь, но Даниил и слушать не хотел. Выезжая из Холма, в возок не сел.

— Пускай бабы в возке ездят.

Даниил силится крепко держаться в стременах, но клонится вперед, руками опирается на седло. Понимая немой взгляд Шварна, Лев обратился к отцу:

— Далеко еще ехать. Садись в возок.

Даниил молчал. Вся дружина смотрит на него. Скажут — старый князь уже не в силах сидеть на коне.

Шварно подъехал ко Льву.

— Сам отец не попросит.

Лев подал дружиннику знак рукой. Возок выехал вперед. Лев сошел с коня и подошел к отцу.

— Отдохнуть тебе надобно, — шепчет Лев и берет отца за руку.

Даниил бросил поводья и, не поднимая головы, начал слезать. Только промолвил: «Ехать!» — и, поддерживаемый сыновьями, взобрался в возок.

Возок сделан так, что и сидеть в нем можно, и лечь, как в постели, на мягких шкурах.

Впервые ехал Даниил перед войском не на коне. Но дома не хотел оставаться. Раз уже договорился с Болеславом — надо ехать.

Колеса возка подпрыгивали по замерзшей дороге, возок качало. Но все же здесь легче, чем в седле. Даниил вытянул ноги. Снял шелом — на голове остался меховой подшлемник — и уронил голову на подушки. Был сердит. Проклятая болезнь! «Ужели не сяду больше на коня? А без коня уж не воин. С татарами бы еще нужно было встретиться. От князя Александра снова радостная весть пришла — в Суздале и Ростове татар прогнали».

В возке тепло. Кажется Даниилу, что это не возок, а светлица и над ним склонилась Анна, а возле нее стоит князь Мстислав. Откуда они? Анна зовет. Но это не ее голос. Он раскрывает глаза. Дверцы возка открыты, и над ним улыбающиеся лица Льва и Василька.

— Княже Данило! — будит его Василько. — Уже в Тернаве мы.

— В Тернаве? — очнулся Даниил и подумал: «Как же так? Ведь я хотел лишь отдохнуть в возке. Почему не разбудили раньше?»

Лев помогает встать. Солнце слепит глаза. Даниил быстро закрывает их ладонью, слезы ручейками бегут по щекам. Лев замечает смущение отца, дает ему шелковый платок и шепчет на ухо:

— Князь Болеслав сейчас придет.

Даниил вытирает глаза. Ему трудно смотреть — белым снежным ковром покрыта земля, и это сияние режет глаза. Не видит Даниил, что князь Болеслав уже приближается.

А польский князь удивленно останавливается. Ужели это князь Даниил? Лицо его высохло, борода всклокочена, плечи согнулись. Лев и Василько заметили сочувственную улыбку Болеслава и поморщились от горькой обиды. А Даниил, вытерев глаза, расправил плечи, и в глазах его засверкал всем знакомый огонек. Болезнь не поборола горячего сердца. Улыбнувшись, он протянул руки Болеславу, и тот, как младший, первым поклонился.

— А ты все цветешь? — засмеялся Даниил. Зычный голос его никак не вязался с согнутой болезнью фигурой.

Болеслав промолчал. Князья шли к терему, польские и русские дружинники расступались перед ними. Лев не узнавал отца — он словно стал моложе после отдыха. В низенькой светлице гремел голос Даниила.

— Кто же у кого в гостях? — лукаво подмигивая Васильку, спрашивал он у Болеслава. — И ты сюда, и мы сюда приехали. Кто же будет медом угощать?

— Первым угощать будет тот, кто скорее к столу принесет. — Лев кивнул слуге, и на столе мгновенно появились жбаны с медом.

Болеслав не догадался этого сделать, хоть и прибыл сюда раньше. За столом рассаживались польские и русские князья. На почетном месте — Даниил и Болеслав.

— Первую чашу — за нашу встречу, — поднялся Даниил.

За ним вскочили все. Крепкий мед ударил в голову, и Даниил раскраснелся.

— А прошу я тебя, Болеслав, и вас, князья, соседи наши, — кивнул Даниил князьям польским, — чтоб подумали про землю свою и нашу. Виновен я, что не оказал вам помощи против Бурундая, но и вы виновны. Не как соседи с соседями живем. А оттого и худо.

— Худо, — искренне подтвердил Болеслав.

— Забыли, что вместе быть должны. А Бурундаю того только и нужно было. Сандомир ваш разрушил и сжег.

— Что, княже Даниил, хочешь ты предложить? — спросил Болеслав. — Слушаю тебя, как старшего.

— Молвить хочу, чтобы мир между нами был. Мы же с давних пор братья. Кровь у нас течет одна, из одного славянского рода мы вышли. Потому и надлежит нам быть ближе друг к другу. А врагов еще много будет. Бурундай ушел — другой хан придет. Так ли молвлю, Болеслав?

Болеслав посмотрел на князей своих, они утвердительно кивали головами. Потом тихо сказал:

— Кровь наша в Сандомире рекой пролита. Не забудем тот день, когда татары детей наших саблями изрубили. Не хотим, чтобы татары снова пришли.

— А их пускать не надо, — вырвалось у Даниила.