Виктор Поротников - Фемистокл

- Это популизм, заигрывание с демосом, - поморщился Фемистокл. - Однако оратор из Кимона никудышный. В народном собрании ему никогда не взять верх надо мной. Спартанцы зря на него ставят.

- Да дело даже не в Кимоне! - махнул рукой Мнесифил. - Против тебя сплачиваются эвпатриды. Вот что опасно, Фемистокл. Твой замысел вывести Афины на западные рынки, вытеснив оттуда коринфян, сильно обеспокоил эвпатридов. Они не желают враждовать с Коринфом, за спиной у которого стоит Спарта. Коринфяне без боя не пустят афинян в Италию и Сицилию, это очевидно. Афиняне же ещё не завершили войну с персами и не хотят ввязываться в новую распрю с Коринфом.

Фемистокл был уверен в своей правоте. Он постарался объяснить Мнесифилу, что им двигают не амбиции, а неудачи, постигшие афинян в Пропонтиде. Спартанцы по-прежнему удерживают Византий, облагая непомерной пошлиной караваны с хлебом, идущие в Эгеиду из Тавриды и Ольвии. Афинским же навархам не удалось отбить у персов города Кизик и Халкедон на азиатском берегу Пропонтиды.

- Поскольку понтийский хлеб поступает в Аттику с большими перебоями из-за противодействия лакедемонян, афинянам выгоднее наладить подвоз хлеба из Сицилии и Южной Италии, - говорил Фемистокл. - Это ближе и дешевле. Воевать с Афинами коринфяне пока не решатся. Их флот слишком слаб. А спартанцы увязли в собственных проблемах, у них возникла распря с тегейцами. К тому же Павсаний более не подчиняется эфорам и ведёт войну с персами по своему усмотрению.

Было известно, что Павсаний, отозванный эфорами в Спарту из-за жалоб союзников, на следующее лето нанял на свои деньги корабль и с отрядом добровольцев прибыл в Византий, где принял командование над спартанским гарнизоном. Поскольку ни византийцы, ни соседние эллины не желали снабжать отряд продовольствием, ему приходилось заниматься грабежом идущих по проливу кораблей и совершать вылазки во владения фракийцев. Чтобы разжиться деньгами и продуктами, Павсаний совершал нападения и на азиатское побережье.

- Звезда Павсания закатилась, но он этого никак не может понять, - сказал Мнесифил со вздохом. - Ионийцы его не поддерживают, фракийцы с ним во вражде. Павсаний сидит в Византии, как разбойник. Спартанские власти никогда не простят ему самоуправства.

Мнесифил на примере Павсания продолжал убеждать Фемистокла, что из политики лучше уходить вовремя и на пике популярности.

- Тогда молодые честолюбцы вроде Кимона будут признательны тебе, а злопыхатели вроде Геликаона лишатся возможности попрекать тебя излишней тягой к власти. Подумай над моими словами, Фемистокл. Главное светило солнце и то вынуждено уходить с небосклона ближе к ночи, уступая место луне и звёздам.

Фемистокл расстался с Мнесифилом, с трудом скрывая разочарование и досаду от его слов. Ему казалось, что Мнесифил завидует ему, потому и советует уйти из политики. В последнее время Фемистокл уже слышал подобные речи из уст кое-кого из своих друзей, разбогатевших и обленившихся. Они полагали, что Кимон является достойным преемником Фемистокла. Пусть Кимон не оратор, зато блестящий полководец! Он сумеет довести до победы войну с персидским царём. К тому же Кимон умеет ладить со спартанцами.

«Ещё не всё задуманное мною сделано, - размышлял Фемистокл, шагая к дому. - Я не стар и не обременён болезнями, чтобы ни с того ни с сего уступить Кимону влияние на демос. Я сам выберу своего преемника, когда придёт срок. И станет ли им Кимон, неизвестно».

Два года Павсаний удерживал Византий в своих руках, не имея поддержки ни из Лакедемона, ни от союзников-ионийцев. Византийцы, уставшие от тиранического правления Павсания, тайно сговорились с Кимоном и ночью впустили в город афинское войско. Павсаний со своими людьми переправился на азиатский берег и обосновался в Троаде в небольшом городке Колоны.

Знатные спартанцы из окружения Павсания один за другим покидали его, видя, что их храбрый царь облачился в персидские одежды, окружил себя евнухами, наложницами и азиатскими телохранителями. О войне с персидским царём Павсаний больше не помышлял, предаваясь развлечениям и кутежам.

После изгнания лакедемонян из Византия караваны судов с понтийской пшеницей без задержек стали приходить в Аттику. Цены на хлеб упали. Афиняне славили Кимона.

Фемистокл получил письмо от Павсания.

Письмо привёз в Афины эретриец Гонгил, который добровольно перешёл на сторону персов ещё во время нашествия Ксеркса на Грецию. За это Гонгил был заочно приговорён согражданами к смертной казни. Приехав в Афины, Гонгил рисковал головой: здесь его могли узнать эретрийцы, которые часто приезжали сюда по своим делам.

Фемистокл спрятал Гонгила в гинекее, так как Архиппа с детьми находилась в загородном поместье.

Проголодавшийся эретриец за обе щеки уплетал ячменные лепёшки с мёдом, запивая их козьим молоком.

Гонгил проник в Афины под видом местного небогатого земледельца, облачившись в старый плащ, широкополую шляпу и грубые сандалии. Под плащом был спрятан кинжал, а в пустотелом орехе находился хлебный мякиш, пропитанный сильнейшим ядом. Этот орех Гонгил держал за щекой на самый крайний случай.

Послание Павсания было написано острым стилем на навощённой медной табличке. Спартанец грубыми и непристойными словами ругал ионийцев, которые, по его мнению, обошлись с ним коварно и подло. С неменьшим негодованием отзывался он и о спартанских властях, которые лишь на словах полны решимости продолжать войну с персами, а на деле давно тяготятся этой войной. Эфоры требуют, чтобы Павсаний вернулся в Спарту и предстал перед судом. К ним пришли жалобы от византийцев и их соседей на жестокость Павсания.

«Оказывается, я кругом виноват! - возмущался Павсаний. - Я злейший враг ионийцев и фракийцев! Я нарушаю законы Лакедемона и не выполняю приказы эфоров. О моих победах над варварами никто не вспоминает, словно их не было вовсе».

Далее Павсаний писал, что задумал проучить спартанские власти, заставить их считаться с собой. Он решил заключить тайный союз с персидским царём, чтобы с его помощью произвести переворот в Лакедемоне. Павсаний предлагал и Фемистоклу присоединиться к заговору. «Я стану правителем в Спарте, а ты - правителем в Афинах. Вся Эллада окажется у наших ног! Не спеши отказываться, Фемистокл. Сегодня ты в чести у афинян, но что будет завтра, неизвестно».

Прочитав письмо, Фемистокл тут же замазал слова на воске тупой стороной палочки для письма. Затея Павсания показалась ему полнейшим безумием.

«Хотя в его положении выбирать не приходится, - размышлял Фемистокл, медленно прохаживаясь по комнате из угла в угол. - Суд Спарты суров, и Павсаний это знает. Ни одно из эллинских государств не станет помогать ему из страха перед лакедемонянами. Остаётся только персидский царь…»