Юрий Татаринов - Юрова гора

И все-таки терпение пана Петра было не беспредельным. Видя, как страдает ребенок, бедняга хотел умереть. Это желание оставалось единственным из всех, что еще могло доставить ему хоть какое-то облегчение. А потому он неожиданно объявил собравшимся, что намерен выйти из замка.

— Хочу быть с сыном, хочу уменьшить его страдания, — объяснил он причину своего решения.

Пан Богинец отреагировал на это так:

— Ваша милость, они же испытывают вас! Они только того и ждут, что вы выдадите себя! Напрасная жертва! Представьте, когда вместо одного пленника варвары предложат нам двух, в том числе и вас. Как мы должны будем поступить?.. Люди пойдут на жертвы. Таким образом враги добьются того, чего желают. Будьте мужественны!

— Держитесь, пан Петр, — сказал ксендз Лаврентий. — Посылая страдание, Господь укрепляет веру.

Пан Петр оглянулся на Фейбу. Он относился к старику и его соотечественникам с особым уважением... Евреи являлись образцом для местных. Горожане прямо говорили: «Евреи куда лучше нашего человека». Их никогда не видели пьяными, неряшливо одетыми, от них не слышали скверных слов. Евреи почитали старших и повиновались указанию своего старейшины. Когда кто-то из членов их общины нуждался, они помогали кагалом... Пану Петру захотелось услышать слово всеми уважаемого старца.

Выпуклые глаза еврея, казалось, источали осуждение. Угадав, что его слово будет решающим, Фейба подошел к старосте и поцеловал его руку.

— Пан Петр, — начал он. При этом глаза его увлажнились, — я с вами. И народ мой с вами. Как вы поступите, так и будет. На все воля Божья. Не знаю, сумел бы я сохранить свой разум, случись со мной подобное! Я понимаю вас!.. И все же подумайте. У вас дочь. Прежде чем решиться на что-то, подумайте о ней. Не следует самочинно оставлять дитя сиротой. Кто заступится за бедняжку, когда это понадобится?.. В этой крошке ваше будущее. В ней и ваше спасение. Она еще одарит вас не одной радостью. Она вернет вам и желание жить, и надежду. Живите ради дочери, пан Петр. И молитесь, уповайте на милость Бога, чтобы Он дал всем нам возможность обнять пана Юрия.

Чувствуя, что силы на исходе, пан Петр, как и днем раньше, неожиданно направился к дверям. Охранники убрали алебарды, освободили проход. Движение их заставило пана Петра остановиться. Планы его вдруг переменились: ему отчаянно захотелось повидаться с дочерью. Он понял, что ответ на свое ужасное решение прочтет в ее глазах...

Наконец он вышел... Оставшиеся в зале стали молча переглядываться и вздыхать. Лица их в эту минуту выражали сочувствие и тревогу.

Пан Юрий пребывал в том состоянии, когда едва различаешь, где явь, а где сон, и когда теряешь всякую надежду на то, что тебе помогут. Уже тогда, у брода, он испытывал желание умереть — настолько омерзительными увиделись ему лица тех, кто его взял в плен... Когда его привезли в лагерь, к нему вернулись способности думать и чувствовать. Пленение представлялось ему не иначе как позором, насмешкой над погибшими товарищами — паныч был уверен, что его не убили лишь потому, что он оказался слабее других. Но хуже всего, что эта ужасная неудача представлялась ему еще и Божьей карой. Последнее обстоятельство мучило особенно...

Решающей для несчастного стала первая ночь плена. Татары бросили его к ногам визиря. Мустафа, не ждавший такого подарка, распорядился наградить удачливых воинов. Потом дал волю страсти поработителя: уставился на пленника глазами удава. Он долго ухмылялся и что-то обдумывал. Наконец отдал распоряжение. Мальчика выволокли на улицу и отвезли в центр стана.

Утомленный, измученный, но наконец оставленный в покое, пан Юрий вскоре забылся сном. Он проспал до глубокой ночи. А когда проснулся, стал свидетелем необыкновенного зрелища, потрясшего его не меньше, чем недавняя схватка. Во всю ширину холмистой долины перед ним сияло бесчисленное множество костров. Вместе с мигающими звездами эти огни делали мир воистину беспредельным, как бы раздвигали рамки Вселенной. Трудно было разобрать, где заканчивается земля и начинается небо. Вдобавок долину заполняли голоса: говор и смех межевались с криками и стонами. Пленник вслушивался — и ему казалось, что он угадывает отзвуки все той же схватки у брода... Беспокойство усиливало его слух. С какого-то мгновения за гулом голосов и треском пылающих костров мальчик услышал странный, мучающий душу плач. Он не знал, но подсознательно догадывался, что это голоса плененных женщин и детей...

Утром беднягу усадили на лошадь и повезли к замку. Увидев отца, пан Юрий воспрял было духом. К нему вернулись силы, способность мыслить. Но радость оказалась недолгой — татары вернули мальчика в лагерь.

И с этого часа раны его заныли сильнее прежнего. От боли он даже впадал в беспамятство и начинал бредить. В чувство его приводила ругань татарских воинов. Но стоило очнуться, как опять возвращалась боль...

В мучениях минула еще одна ночь. На следующий день пленника вновь повезли к замку... Пляска варваров, зуботычины отняли у него последние силы. Когда варвары начали танцевать, несчастному почудилось, что вокруг забесновались черти: он видел их длинные хвосты, которыми они били его, видел красные, как горящие угли, глаза и слышал топот их копыт. Со всех сторон на него таращились злые клыкастые рожи... Бедняга был уверен, что Господь спровадил его в ад, и только не мог уяснить причину такого Божьего правосудия.

Так прошел еще день.

На следующее утро пленника усадили в седло и опять повезли в город. На этот раз отряд проследовал к той горке, возле которой пан Юрий был пленен. Всадники перебрались через брод и стали взбираться на вершину, в верхней точке которой уже был вкопан столб...

Достигнув верхней площадки, татары спешились и, ссадив пленника, привязали его к столбу. Мальчик не роптал и не сопротивлялся. Когда последний виток веревки обвил его тело, он устремил взгляд вверх, на небо, и, превозмогая бессилие, прошептал:

— Господи, сделай так, чтобы эти люди ушли, наконец оставили меня в покое!

И небесный Владыка сейчас же отреагировал на это обращение: покончив с делом, татары сели на лошадей и удалились...

Пан Юрий остался один. Рой мух витал над его головой. Видя перед собой отвесный скат, мальчик чувствовал головокружение. Пытаясь победить слабость, он устремил взгляд на долину... Перед ним, словно на ладони, лежал город. В центре, окольцованный голубой водой, тянул вверх свои стены и башни замок. Едва ли пленник понимал, что в это самое время на него смотрят все, кто находился на замковом дворе, — его мучили блеск лучей, отражавшихся от воды, гул мух и жажда. Всеми видимый — и своими, и врагами — несчастный не мог рассчитывать на помощь. Жизнь его оценили слишком дорого, чтобы за нее можно было заплатить.