Виталий Елисеев - 25 дней и ночей в осаждённом танке

Будаев сильно ударился рукой, в которой был ключ. Кравченко слышал, как что-то отлетело от брони.

Когда ракета погасла, Будаев полез на башню. Рука болела, но он не чувствовал этого.

– Люк заперт, – прошептал Будаев, свесившись в сторону Кравченко.

– Сейчас подам тебе отмычку, – шепотом ответил Кравченко. Он, на всякий случай, предусмотрительно захватил её с собой. Ею он пользовался постоянно, когда надо было открыть башенный люк, а ключа не было.

Больше всего, в этот момент, он боялся уронить её.

Взяв пистолет под подбородок, достал отмычку из кобуры. Приподнявшись, нашел руку Будаева и осторожно передал ее. Подсказал, как её применить. Будаев быстро приноровился. Стукнул металл, негромко скрежетнула приподнимаемая крышка люка. Страшное напряжение охватило его. Как у любого, способного переживать, было чувство страха за жизнь. Когда начал приподнимать крышку люка, проскочила тревожная мысль: «Только откроет он люк, тут его и схватят мертвой хваткой за шею, и затащат внутрь танка». В груди, словно перетянутая струна, которая может оборваться в любой момент. В мозгу совсем другое: «Выполнить приказ!»

Напряжение Будаева передалось Кравченко. Он приподнялся, вслушиваясь, что происходит внутри танка, выключив из сознания разрывы снарядов.

Осторожно склонившись над проемом, держа пистолет наизготове, Будаев заглянул внутрь. Темнота внутри не позволила что-либо разглядеть, но промелькнула мысль, переросшая в уверенность, в танке никого нет. Опершись о край люка, соскользнул внутрь.

– Лейтенант, давай, – услышал Кравченко шепот.

Спрятав гранату в карман, пистолет за борт куртки, Кравченко осторожно сел на башню, забросил ноги в люк и соскользнул внутрь. Будаев, чтобы не мешать, занял место механика-водителя.

Прошло минут пять. Липкин был уверен, что Кравченко и Будаев в танке. К нему подполз Ерошкин. Тихо, стараясь не выдать себя, пригибаясь, преодолели расстояние до танка.

Внутри было слышно, кто-то осторожно лезет по броне вверх. Четыре тихих удара по корпусу. На условный сигнал Кравченко осторожно открыл башенный люк. Рядом вырисовывается голова и выдыхает: «Возьми». Это Липкин подает в люк пулемет и проскальзывает внутрь. Через некоторое время просовывается в люк мешок с продуктами и опускается на днище. Следом Ерошкин. Аккуратно, стараясь не шуметь, Кравченко закрыл люк и запер его. Расположились. Только теперь почувствовали холод. Проявили себя сырость, промокшая под дождем одежда и холодный металл.

Танк грозная боевая машина. Он создан для боя. Всё в нём, до мельчайших деталей, подчинено только этой цели. В нём нет свободного пространства, всё строго распределено, всё заполнено. Каждому члену экипажа отводится ограниченный объем, в котором можно только сидеть. А им предстояло не просто пробыть в танке, что само по себе не просто, а восстановить танк под носом у противника, когда случайно оброненный ключ на днище мог быть услышан и выдать их.

Кромешная темень внутри. Зажигалку зажечь нельзя. Окопы противника рядом. Когда были снаружи возле танка, слышали, как солдаты переговаривались между собой.

Танкисты быстро разместились в танке. Для них он стал их домом и крепостью.

С самого начала положение экипажа было очень рискованным. У них не было связи с командованием. Надежды на помощь также не было.

Как боевая единица танк утратил это качество. Имеющееся на нем вооружение были выведено из строя. Орудие из-за того, что танк стоял с большим наклоном на одну сторону и башня не поворачивалось. У обоих пулемётов были погнуты стволы.

Будаев в темноте на ощупь попытался заменить кулису. Не получилось. Оставалось дождаться рассвета.

Кравченко, воспользовавшись темнотой, опробовал механизмы поворота башни и подъема орудия. Танк стоял с большим наклоном на одну сторону. Башня поворачивалась с трудом, но механизм работал. Был исправен и механизм подъема орудия. Липкин предупредил его обязательно возвратить башню и орудие в прежнее положение.

В течение тех суток, которые экипаж будет оставаться в танке, противник не должен узнать об этом. Двух, трёх выстрелов с короткой дистанции прямой наводкой достаточно, чтобы внутри взорвался боекомплект.

Главным для экипажа было организовать постоянное наблюдение, чтобы не быть застигнутым врасплох.

– Всем отдыхать. Боевое дежурство принимаю на себя, – твёрдо и как можно тише, отдал приказание Липкин. – Проверить всё, как лежит: пистолеты, гранаты, автоматы, чтобы случайно ничего не упало..

Липкин занял место командира танка. С него можно вести наблюдение через вращающийся перископ.

Кузьма занял место пулемётчика рядом с Будаевым.

– Слышь, Кузьма, – шепотом проговорил Будаев, – мы тогда чудом пробрались второй раз в танк. Я, когда полз, до последней минуты верил, что в ней немцев встречу.

– Так мы ж её закрыли, – у Кузьмы многое было просто.

Будаев не успел ему возразить. К ним протиснулся Кравченко.

– Кузьма, дай сяду на твоё место. Попробую осмотреть пулемёт, чтобы не гадать всю ночь, что с ним.

Кузьма привстал и на корточках с трудом перелез под башню.

– Ты оставайся под башней, – предупредил его Кравченко.

Некоторое время было слышно, как щелкал затвором пулемёта Кравченко. Тихо переговаривались Будаев и Ерошкин, а потом всё затихло.

Липкин почувствовал, что экипаж заснул. Он и сам еле справлялся с собой. Усталость так и валила его. Больше всего он опасался заснуть. Чтобы не заснуть, он до рези в глазах всматривался через перископ, но ничего вокруг разглядеть не мог. Взгляд как бы уперся во что-то непрозрачное, словно на глаза ему надели плотную чёрную повязку.

На какое-то время он отстранился от смотрового прибора. В голову сразу полезли тяжелые мысли. Словно наяву он увидел, как здесь, на днище лежал убитый командир, как Будаев и Ерошкин вытащили его через люк холодного, с посиневшим лицом, потом остальных. По коже поползли мурашки.

Он обрадовался, когда из-за соседней сопки показался тоненький ободок, который быстро увеличивался в размере. Вскоре на небе всплыла полная яркая Луна и разогнала тьму. Всё вокруг залилось безликим, каким-то безучастным, чужим светом.

Прильнув к смотровому прибору, он, до рези в глазах, внимательно вглядывался в позиции противника, которые были совсем рядом и хорошо просматривались из танка.

Может быть показалось? – подумал он.

Ошибки не было. Недалеко друг от друга стояли две замаскированные пушки, нацеленные на них.

– Под прицелам держат, – понял он. – Противник не допускает даже мысли о том, что кто-нибудь отважится проникнуть в неё.

Часа через полтора Липкин разбудил Ерошкина.

Он сразу проснулся и сел, будто бы и не спал.