Виктор Поротников - Спартанский лев

— Надеюсь, афиняне поддержат Леонида?

— Разумеется, — кивнул Мегистий. — Объединённый эллинский флот будет прикрывать отряд Леонида с моря, закрыв доступ персидским кораблям в Эвбейский пролив. В случае какой-нибудь непредвиденной опасности войско Леонида сможет отступить к локрийскому городу Фронию, а оттуда на афинских судах переправиться на остров Эвбею.

— Но ты, конечно же, не веришь в непредвиденные случайности, — промолвил Симонид, глядя в глаза другу. — Ты потому и отправился в этот поход, ибо твёрдо уверен в победе над персами. Так?

— Да, — ответил Мегистий. — Леониду суждено убить Ксеркса и спасти не только Лакедемон, но и всю Элладу от персидского нашествия. Это было предсказано ему богами ещё за много лет до этих событий.

Симонид тяжело вздохнул.

— А мне всё-таки тревожно, ведь у персидского царя бесчисленное войско. Я разговаривал с лазутчиком, которого коринфяне посылали в Азию в прошлом году. После его рассказа ужас сковывает по рукам и ногам! На нас идёт вся Азия!

— Что ж, тем весомее будет победа Леонида. — Мегистий налил в чаши тёмно-красное вино. — Давай выпьем за то, чтобы боги были милостивы к Леониду. И чтобы ему хватило мужества свершить предначертанное судьбой.

Выпив, друзья заговорили о другом. Симонид стал расспрашивать об Астидамии. Как она поживает? Не вышла ли замуж?

— Я редко виделся с Астидамией, — признался Мегистий, — но в отряде Леонида находится её сын Леарх. Ты можешь побеседовать с ним.

Он послал слугу за Леархом. Тот пришёл не один, но с сыном Мегистия Ликомедом, с которым разместился в одной комнате. Оба числились царскими посыльными. Это была привилегированная должность в спартанском войске. В мирное время при царе находился один посыльный, в походе — трое или четверо.

— Вот эти скороходы двигались впереди нашего войска, заходя в города Аркадии и Арголиды и от имени Леонида призывая всех желающих присоединяться к спартанцам, — кивая на юношей, сказал Мегистий. — Есть ещё третий посыльный, Аристодем, но он по поручению Леонида отправился в Мегары, куда мы прибудем завтра.

Беседуя с Леархом и Ликомедом, Симонид вглядывался в юные загорелые лица, мысленно спрашивая себя: «Осознают ли они всю опасность этого похода? В полной ли мере понимают важность защиты Фермопил для судеб Эллады?»

Леарх и Ликомед были веселы и разговорчивы, в их речи не было высокопарных слов о жертвенности ради общеэллинского дела. Им больше хотелось говорить не о войне, а о красотах Коринфа, о гостеприимстве жителей, о прекрасных статуях, украшающих Сизифейон...

Леарх заметил с улыбкой, что одна из здешних статуй очень похожа на его жену Эллу. У той, правда, волосы длиннее и гуще.

— Покажешь мне эту статую, — Ликомед шутливо толкнул Леарха в бок, — чтобы по возвращении в Спарту я мог сравнить мраморную красотку с живой.

«О, беспечные сердца! — с грустью думал Симонид. — Кто знает, вернётесь ли вы к родным очагам после той бойни, какая ждёт вас у Фермопил!»

Когда Коринф окутали сумерки, в Сизифейон прибыл Леонид со своими гиппагретами.

— У меня добрые вести, — сказал он. — К нам присоединилось четыреста коринфских добровольцев. Их возглавит Периклимен, сын Эгосфея, мой давний друг. Ещё стало известно, что к Коринфу двигается отряд из аркадского города Гереи. К полуночи герейцы будут здесь.

Перед тем как лечь спать, Мегистий и Симонид вышли в парк, где среди тёмных стволов дубов и вязов белели мраморные статуи. Свет луны, заливая открытые места, манил друзей в глубь рощи. Тихий шелест листвы создавал некое созвучие их душевному настрою.

Говорил в основном Симонид, сравнивая нынешние грозные события с легендарной осадой Илиона ахейцами, но отмечая, что тогда Европа шла войной на Азию, а ныне наоборот.

— Хотя истоки вражды, кажется мне, лежат ещё глубже, — задумчиво молвил Симонид. — Я пробовал описать их в одной из своих поэм, но так и не довёл задуманное до конца. Это было ещё во времена моей молодости, когда я мог себе позволить сочинять что-то не на заказ, а для души.

— О чём же была эта неоконченная поэма? — поинтересовался Мегистий.

— О похищении Зевсом Европы, дочери финикийского царя Агенора, и о поисках Европы её братьями. Сыновья Агенора так и не разыскали сестру. В отместку за это финикийцы похитили в Аргосе царскую дочь Ио...

— Потом Ясон похитил в Колхиде Медею, дочь тамошнего царя, — с усмешкой вставил Мегистий. — А сын Приама Александр украл у спартанского царя Менелая его жену Елену. Эти события действительно чередуются одно за другим, только между собой они никак не связаны. И вообще, объяснять зарождение вражды между Востоком и Западом из-за похищений женщин вряд ли допустимо.

Однако Симониду непременно хотелось отыскать некую точку отсчёта, предвосхищавшую войны между эллинами и варварами, поэтому он продолжал спорить, приводя другие примеры уже из мифов о раздорах между восточными и западными богами.

Наконец, оба устали от споров и в молчании направились обратно к постоялому двору, черепичная крыша которого таинственно серебрилась в лунном сиянии.

Ранним утром, едва заря занялась над дальними горами, войско Леонида оставило Коринф. Поднявшись на крепостную башню, Симонид долго смотрел на трёхтысячный отряд, удалявшийся по извилистой дороге в сторону Мегар. В авангарде, то скрываясь за деревьями и склонами холмов, то появляясь вновь, виднелись красные плащи и султаны на шлемах спартанских воинов.

Стоял август 480 года до нашей эры.

В Мегарах к войску Леонида присоединилось всего шестьдесят добровольцев. Это объяснялось тем, что почти всё мужское население ушло на боевых кораблях к мысу Артемисий.

В Платеях, первом из беотийских городов со стороны Мегариды, желающих вступить в отряд не было вовсе. Платейцы, зная, что Леонид намерен по пути ненадолго задержаться в Фивах, отказались последовать за ним из-за своей давней вражды к фиванцам.

В Фивах тамошние правители — беотархи — не скрывали того, что от них совсем недавно уехали персидские послы, предлагавшие фиванцам дружбу. Беотархи говорили Леониду, пряча глаза, что их сограждане более склоняются к тому, чтобы не участвовать в войне с Ксерксом.

Тогда Леонид напомнил беотархам о прошлогоднем решении синедриона, из которого следовало: всякий эллинский город, предавшийся персидскому царю и не вынужденный к этому необходимостью, объявляется врагом Эллады и подлежит разрушению войсками союза.

— У меня нет времени разбираться, кто из фиванцев желает союза с персами, а кто нет, — сказал Леонид. — Я советую сделать свой выбор, пока мой отряд не покинул Фивы. Иначе спартанское войско, которое в ближайшие дни проследует этим же путём к Фермопилам, не оставит от Фив камня на камне.