Виктор Поротников - Спартанский лев

— Садись на коня, почтенный, — холодно промолвила Дафна. — Нам пора в путь. Где Евбул?

В следующий миг Дафна увидела конюха, который появился из узкого тенистого переулка. Рядом шёл Булис в нарядном длинном гиматии. Оба направлялись к храму Мойр [163] Мойры — греческие богини судьбы, определявшие срок жизни человека; дочери Зевса и Фемиды. , возле которого было назначено место сбора для гонцов, отправлявшихся в Кинурию. От храма Мойр вела улица к мосту через Эврот, за ним начиналась дорога, ведущая к горному перевалу Парной.

— Нельзя ли поживее, уважаемые, — сердито проговорила Дафна, обращаясь к подошедшим. — Сколько вас можно ждать!

— Прости, Дафна. — Булис протянул тонкую кожаную полоску с нанесёнными на неё буквами. — Это донесение передашь в руки царю Леотихиду.

— Долго же эфоры сочиняли столь короткое послание, — презрительно усмехнулась Дафна. — Только зачем? Разве Леотихид не поверит моим словам: Спарте грозит опасность?

— Так надо, Дафна, — нахмурился Булис. — Не тебе обсуждать действия эфоров.

— Ну, разумеется! — неприветливо бросила Дафна и ударила пятками в лошадиные бока.

Худощавый загорелый Евбул легко вскочил на широкую спину своего длинногривого жеребца и устремился вслед за Дафной, которая во весь опор мчалась по улице, идущей под уклон. Прохожие при виде лихой наездницы опасливо жались к стенам домов. Многие узнавали Дафну и махали ей рукой.

Ксанф с кряхтеньем взобрался на лошадь и пинками заставил её перейти с шага на рысь. Живописца распирала гордость от осознания, что эфоры доверили ему столь важное дело. И ещё, Ксанфу было приятно, что Галантида сама пришла пожелать ему удачи. Чтобы не выглядеть смешным, он не стал садиться верхом на коня в присутствии Галантиды. Вот почему от дома Леотихида и до храма Мойр живописец шёл пешком, ведя лошадь на поводу.

Выбравшись из города, Дафна перевела своего скакуна на столь стремительный галоп, что бедняга Ксанф на своей смирной лошадке стал быстро отставать. Дафне пришлось ехать медленнее, что раздражало её. Она принялась оскорблять Ксанфа, называя его неженкой, растяпой и неприспособленным к жизни выскочкой, которому совсем не место в Лакедемоне, где не только мужчины, но и женщины готовы к трудностям. Досталось и Евбулу, который пытался вступаться.

Ксанф угрюмо помалкивал, дабы не раздражать Дафну ещё больше. Да и что он мог сказать в своё оправдание? Ему, всю жизнь писавшему картины, ратные труды были незнакомы. Не доводилось Ксанфу и обуздывать резвых лошадей: он вообще предпочитал ездить верхом на мулах.

Равнина на левобережье Эврота была сплошь покрыта возделанными полями и оливковыми рощами. Среди полей и фруктовых садов тут и там виднелись селения илотов. Через одно селение Дафне и двум её попутчикам пришлось проезжать, поскольку дорога пролегала прямо по главной улице деревни.

Ксанф с любопытством разглядывал жилища илотов и их самих. Селение состояло из трёх десятков хижин, сплетённых из гибкого кустарника и обмазанных глиной. Конические и двускатные крыши неказистых домиков были покрыты соломой. В центре селения возвышался каменный алтарь и каменная статуя какого-то бога, по внешнему виду напоминавшая мужской фаллос.

Жители селения не выглядели неотёсанными дикарями, несмотря на свою одежду из грубого сукна. Мужчины-илоты все без исключения были бородаты, носили на голове конусообразные шапки из собачьих шкур, а на плечах плащи из шкур диких зверей мехом наружу.

Среди женщин-илоток было немало стройных и миловидных, увешанных медными и костяными украшениями. В отличие от спартанок илотки не завивали волосы и не укладывали их в изысканные причёски. Замужние илотки носили небольшие шапочки, плотно облегающие голову и украшенные живыми цветами. Волосы, собранные в пучок на затылке, висели сзади пышным хвостом. Молодые девушки носили волосы заплетёнными в четыре косы, две ниспадали на спину, а две свешивались с висков на грудь. Такие причёски Ксанфу доводилось видеть у женщин из древнего племени абантов, живущего на острове Эвбея.

В далёкие-далёкие времена абанты жили по всей Срединной Элладе и были процветающим народом, но потом с севера пришло племя лелегов и заставило абантов потесниться. Вместе с лелегами в Среднюю Грецию пришли дриопы, народ, искуснейший в обработке камня и бронзы. Затем нахлынувшие опять же с севера ахейцы поработили дриопов и лелегов. Абанты были изгнаны на остров Эвбею. Всё это было в стародавние времена, когда греческий язык назывался ахейским, а завоеватели называли себя эддинами и не считали таковыми автохтонные племена лелегов, абантов и дриопов.

Ксанф обратил внимание, какое предупредительное почтение выказывают Дафне старейшины селения, сразу распознававшие в ней спартанку. Старейшины велели освободить самую большую хижину, полагая, что она захочет отдохнуть. Однако Дафна отдыхать не собиралась к немалому огорчению Ксанфа, который совсем разомлел от жары и долгой скачки.

В другом селении илотов Евбул предложил Дафне напоить коней. При этом конюх незаметно кивнул на Ксанфа, который от усталости еле держался на лошади. Дафна нехотя согласилась сделать короткую передышку.

Пока Евбул поил у колодца лошадей, Дафна о чём-то беседовала с плотскими старейшинами в тени древнего дуба.

Ксанфа местные женщины пригласили в хижину и усадили за грубо сколоченный стол. Отведав козьего сыра и кислого виноградного вина, он почувствовал, что силы понемногу возвращаются. Живописец разговорился с хозяйкой жилища и двумя её взрослыми дочерьми. Он узнал от них, что почти все мужчины из этого селения были призваны в спартанское войско, ушедшее к Микенам. Женщины тревожились за своих мужей, сыновей и братьев, сетуя, что во всех войнах илоты несут гораздо большие потери по сравнению с лакедемонянами.

Ксанф поведал хозяйке и её дочерям, что войско царя Леонида уже возвращается в Лакедемон. И возвращается с победой!

— А я со своими спутниками держу путь к царю Леотихиду, который стоит с войском в Кинурии, — горделиво добавил художник.

Ему нравилось производить впечатление на людей, пусть даже совершенно не знакомых. Поэтому Ксанф соврал, будто Дафна его жена, а Евбул телохранитель.

Чем ближе к горам, тем чаще на пути гонцов вставали густые дубравы: остались позади поля и оливковые рощи. Вокруг расстилались холмистые пастбища, на которых паслись стада коров и отары овец. Пастухи-илоты, вооружённые луками и дротиками, долгим взглядами провожали троих всадников, которые неслись, не жалея коней, по извилистой каменистой дороге.

В ложбинах между холмами залегли глубокие тени от спускавшихся сумерек.