Александр Струев - Царство. 1951 – 1954

Никита Сергеевич снял шляпу и подставил голову солнцу. Умопомрачительное спокойствие царило кругом, но сердце никак не могло успокоиться, колотилось, спешило. Вчера арестовали Берию.

— Как он там, великий Лаврентий? — пробормотал Хрущев. — Не сладко поди?

Но арестовали не только друга Лаврентия — арестовали его жену, сына, многочисленных приближенных, всяческих подручных, даже парикмахера жены сына! — и никак не могли остановиться: новые и новые списки готовила прокуратура. Аресты санкционировали Молотов и Каганович, да и Ворошилов высказал свое «Фи!», одобряя жесткие инициативы Вячеслава Михайловича.

«Копайте глубже!» — требовал он.

— Копать! Сажать! Что за напасть у нас, чуть что — сажать?! — хмурился Никита Сергеевич. — При Иване Грозном на кол человека сажали, и сейчас не лучше. Мы как варвары! Васька Сталин сидит, бериевские сидят, полстраны под замок заперли, а кругом ходят, улыбаются, нам, как с гуся вода. И впрямь — проклятые!

Две последние недели члены Президиума вели в коллективах разъяснительные беседы о перерожденце и замаскированном предателе Берии, рассказывали людям, какой он негодяй, какие, прикрываясь именем бессмертного Сталина, творил беззакония и безобразия, и что задумывал совершить государственный переворот! Следственные органы представили тому неоспоримые доказательства: выяснилось, что еще в 1915 году Берия был завербован в Баку муссавистами, сотрудничал с английской разведкой, с тех пор и продался врагам. Откровения руководителей партии и правительства потрясли трудящихся: «Значит, вот кто устраивал расправы, аресты, расстрелы?! Значит, Берия виноват!» — роптал народ, и никак больше не клеилось к гнусной фамилии прекрасное слово «товарищ»!

— Как Берии удавалось столько лет дурачить самого Сталина? — поражались на собраниях.

— Пользовался слабостью старого человека! — разъяснял Маленков.

— Они с товарищем Сталиным были земляки, Берия за его матерью ухаживал, вот и купился Иосиф Виссарионович, — объяснял наивным гражданам Ворошилов.

— Конченая паскуда! — охарактеризовал предателя Каганович.

Резонанс арест Берии получил огромный, и не только в Советском Союзе и в странах народной демократии, но и в во всем мире. Президиум ЦК был удовлетворен, сочувствия к Берии у народа не осталось.

— Теперь страна задышит полной грудью! На волю возвратятся невинно осужденные и оклеветанные люди, — заверил на собрании работников железнодорожного транспорта товарищ Хрущев и подытожил: — Мешал сволочь Берия выполнять основной завет социализма — все во имя человека, все во благо человека! Но теперь сами видите — работает Советская Конституция, Центральный Комитет работает, и человек теперь — не пустое место!

Котенок жалобно пищал. Как он взобрался на дерево? Чей это котенок? Откуда появился? На высокой липе, той, что раскинула ветви напротив кухонной двери, махонький пушистый комочек душераздирающе мяукал целый час.

— Снимите животное, ведь жалко! — проговорила сердобольная Тоня. Другая повариха в ответ махнула полотенцем:

— Мало нам блудных котов, они только заразу разносят! — Кухарка подошла к приоткрытой на улицу двери и с силой захлопнула ее.

— Ведь живое существо, до чего ж вы бессердечные! — всплеснула руками Тонечка. — Сама снимать пойду!

— Вот смена кончится, и лезь на дерево!

— И полезу! — разозлилась на подругу Антонина. — Может, я прям сейчас слажу!

— Нашлась жалостливая, сначала отпросись!

Неприятный разговор между поварихами разгорался, а котенок продолжал истошно пищать, да так, что даже за закрытой дверью его было слышно.

— Дожарю блины и пойду отпрашиваться! — всхлипывая, скорее от обиды на подругу, но и, разумеется, от жалости к животному, ревела Тоня. Она жалела животных, даже куриц, которых держала дома, не убивала, одна жила у нее целых шестнадцать лет! Курицы исправно неслись и это совершенно ее устраивало. Узнав о подобном чудачестве, соседи в недоумении переглядывались: «Небось и хоронить курицу удумает! Вот ненормальная!» А Тоня не понимала, как можно на родную живность руку поднять. Выливая тесто на сковороду, она торопилась, от волнения и спешки некоторые блины подгорели. Посмотрев на свою неловкую работу, Антонина пуще расплакалась.

— Рева! — злорадно усмехалась Маруся.

В это время в куне появилась Нина Петровна, за ней хвостиком приклеился Илюша.

— Что, блинчики? — спросила хозяйка и наткнулась на заплаканную Тоню.

— Простите! — всхлипнула та, утирая слезы полотенцем. — Сгорели!

— Что тут случилось? — нахмурилась Нина Петровна.

— Котенка ей жалко! — ответила Маруся.

— Он на дереве, — всхлипнув, попыталась объяснить Тоня.

— Какого еще котенка?

— Котенка?! — высунулся из-за мамы Илюша, а потом устремился к двери, на которую указала повариха, и, распахнув ее, вмиг очутился на улице.

За ним устремилась мать и все остальные.

— Он там сидит, мяучит! — показывая на верхушку дерева, прокричал взволнованный мальчик. — Котя, Котя, слезай! Иди к нам!

Нина Петровна тоже смотрела вверх. Она не одобряла домашних животных, но ее Илюша по собакам и по кошкам умирал. Стоило где-нибудь наткнуться на кошку или встретить щенка, увести мальчика было невозможно.

— Мамуля, надо его спасать! — он тряс маму за рукав. — Спасем? Спасем?! Если котик упадет, то разобьется! — мальчуган не на шутку встревожился.

Нина Петровна хмурилась.

— Поди скажи, чтоб сняли! — с суровой интонацией в голосе проговорила хозяйка и посмотрела на Марусю. Та скинула фартук и бросилась на улицу, к охране.

— Давно он здесь сидит? — спросил Илюша.

— Давно плачет! — ответила Тоня, благодарно глядя на Нину Петровну. — Без вас бы помер!

— Надо торопиться! — теребил маму Илья.

Услышав голоса, котенок замяукал жалобней.

— Спасем тебя, Барсик, не бойся! — подбегая к дереву, прокричал Илья. — Я назову его Барсиком!

Наконец, в сопровождении капитана Литовченко, который нес лестницу, появилась Маруся. Сергей сегодня был дома, и его водитель не был занят.

Лестница оказалась коротка, не доставала до нужного места. Взобравшись на последнюю ступеньку, Литовченко безуспешно пробовал дотянуться до кота.

Илья от волнения расплакался:

— Надо его скорей спасти!

— Что теперь, дерево пилить? — озадаченно проговорила Нина Петровна — ведь если котенка не снять, мальчик не успокоится. Увести ребенка в дом теперь не представлялось возможным.

Литовченко смерил взглядом высоту.

— Я за ним слажу!

— Как это? — переспросила хрущевская супруга.

— Заберусь на дерево. Достанем, Нина Петровна!